У крылечка приюта на 3-й Парковой улице свернулась комочком и курит на корточках женщина лет 30 с ежиком почти полностью седых волос. Это Лера, бывшая детдомовка. Еще тут живет Наташа: когда ее начинают расспрашивать о семье и доме, она начинает плакать. Есть люди с синдромом Дауна, есть — на инвалидной коляске. Всего в приюте матери Терезы постоянно живут до 40 человек — стареньких и молодых, мужчин и женщин. Больше идти им некуда — нет дома, нет паспорта, нет семьи, а у кого-то и ног.
Мы говорим: “Бомжи, калеки, алкоголики, гастарбайтеры”. Монахини ордена милосердия говорят словами своего устава: “Нежеланные, нелюбимые, необласканные”.
“Одиночество и ощущение, что ты никому не нужен, — самый ужасный вид нищеты”. Мать Тереза.
* * *
Перед разговором Игорь просит разрешения сменить футболку на рубашку. Все, теперь он готов, спрашивайте. На вид ему лет 40, крепкий, серьезный. Игорь из Беларуси, в свое время поездил по России, жил и работал даже в Дагестане, но когда услышал про этот дом в Москве, сразу решил приехать:
— Документы были, я нормально работал. А потом все пошло не так, как надо. Я запил. Документы потерял. А это — все… Возвращаться мне некуда. В приюте я живу полгода, и самое главное — здесь у меня есть реальная возможность лечиться от алкоголизма. У нас тут все, кто хочет завязать с пьянством, ездят на группы анонимных алкоголиков, в том числе в Свято-Даниловский монастырь. А прямо здесь проходят групповые и личные занятия с психологом.
— Игорь, вот когда мы идем к метро, то часто видим сидящих возле стены, опухших, очень грязных людей. И привычно думаем: “Бомж, не жилец”. А можно и из такого состояния вернуться?
— Можно! Вот такие приюты и вытаскивают из ямы! На улице разные люди есть. И начинающие, кто только месяц там. И вот такие, как вы описали. Скатиться-то можно быстро. Бывает, освобождается человек из тюрьмы, у него денег — только до вокзала добраться. Не дай бог, без документов еще — все, забухал, так на вокзале и остался. В нашем приюте, кстати, много людей с высшим образованием…
“То, что я здесь, это чудо”, — говорит Рамиль. Сам он из Подмосковья, но тоже говорит, что возвращаться некуда. В последнее время жил и на Курском вокзале, и в зале ожидания “Домодедово”:
— Трезвым там долго не проживешь, употребляя — сколько угодно. Я попал в организацию нехорошую, работал там, а платили нам тысячу в неделю, кидали на сигареты. Шесть месяцев терпел, поругался с генеральным, выгнали из общежития, документы украли, так я и оказался на улице. Запил, понятно. И вот в “Домодедово” услышал двух женщин посторонних, вмешался в разговор, спросил, где этот дом, и поехал. Переночевать-то в Москве есть где. Но дома временного пребывания — это только ночлег. Там ты весь день предоставлен сам себе. А тут — полгода реабилитация, если болен чем — врач осмотрит, направление даст в больницу. Потом ты стараешься найти работу. Но при этом продолжаешь жить здесь, а зарплату откладываешь, чтобы было с чем в социум выйти, квартиру снять. И сколько у тебя на это времени уйдет — не важно.
— Приют дает возможность остаться живым и встать на ноги, — говорит Игорь. — Поэтому их должно быть много, в каждом районе.
Житель Таджикистана Рахмат уже на ноги встал.
— Я и наркоман, и алкоголик, — просто и весело говорит он. — Но я хотел оставаться трезвым. Я просил друзей — запихните меня куда-нибудь. Сюда пришел, у меня сердце ожесточенное было, я никому не верил. Здесь я нашел любовь, доверие, живу и радуюсь жизни. Здесь я жил год и восемь месяцев, мне две операции сделали бесплатно на сердце. Сейчас я работаю, квартиру снимаю.
Рахмат мусульманин. Но тут это никого не смущает. В приюте матери Терезы живут бывшие граждане Молдовы, Беларуси, Украины, Таджикистана. Кто хочет — посещает святую мессу, для православных проводит службы батюшка, мусульмане ходят в мечеть. Место есть всем.
— Но это все — штучная работа! — Социальный работник дезстанции Марина Елисеева занимается помощью бездомным уже 15 лет и является волонтером у сестер. — Много людей проходят через приют, за прошлый год — 140. Кто-то срывается, тогда переживаешь. Но вот кто-то на твоих глазах возвращается к жизни, и думаешь: не зря все. Я очень многих могу вспомнить. Вот Аня, красавица, совершенно спившаяся на вокзале! Двое детей — свекровь ее к ним не подпускала. Я с Аней когда познакомилась, долго разговаривала, а она потом призналась, что думала только об одном: когда же я замолчу, чтобы она могла поехать на площадь трех вокзалов и выпить. Через год Аня пришла к нам сама с раной на руке, лицо уже было — не узнать! Пожила у нас, на группы “АА” стала ездить, к детям теперь вернулась — свекровь ее потом сама домой забрала. …Но, конечно, те, у кого было в жизни что-то хорошее — семья, образование, — легче возвращаются к жизни. Кто с детства живет на улице, тем сложнее.
— Сестры сами ездят на вокзал искать людей. А сколько их приползало сюда с обморожениями и травмами! — подхватывает врач Эльвира. — Они же и умирают здесь. А сестры их держат за руку…
— А с какими заболеваниями чаще всего поступают люди?
— Основное — это трофические язвы. Они же на улице все на ногах, даже спят на корточках. Бронхиты застарелые, язвы. Все они проходят при содействии сестер полное обследование врачей, по необходимости их госпитализируют, а потом при отсутствии инфекционных заболеваний эти люди могут получить уход и заботу в доме сестер.
— А может человек тут остаться жить?
— Конечно, — отвечает соцработник, — если возраст или травма не позволяют жить одному и работать. Тут человек пять живут в приюте с 1996 года.
* * *
Главная в доме — сестра Дурата, албанка, как и мать Тереза. Вместе с врачом и социальным работником она быстро проводит меня по комнатам, этажам и лестницам. Сразу обращаю внимание — как много здесь нестарых людей.
Сестра Дурата крохотная, она очень похожа на мать Терезу, фотографии которой тут висят на каждой стене. Белое с синей каймой сари метет по ступенькам. Мы идем на чердак — основную головную боль сестер.
Дом находится в собственности ордена. В свое время при проведении капитального ремонта с разрешения управы “Северное Измайлово” сестры перестелили на нем крышу — получился добротный чердак, на котором теперь они сушат облачения и хранят костыли и всякие вещи. Но недавно в приют пришла комиссия БТИ и записала чердак как мансарду. Это все изменило: чердак никому не мешал, но мансарда — это незаконная перепланировка. И префектура ВАО обязала сестер добровольно снести “мансарду”. Сестры в печали — как же мы без крыши? Как? Тогда тут жить нельзя будет. Что будет с домом? Префектура ВАО обратилась в суд, и оказалось, что орден милосердия дважды попал в списки самостроя. Дело в том, что тогда же, 15 лет назад, Москва разрешила построить рядом с приютом домик для первичной санобработки бездомных. И теперь тоже признала его незаконным.
— Там был душ, бездомные могли помыться, поесть, там же проходили группы анонимных алкоголиков и наркоманов, — рассказывает Рамиль. — Бездомным делали подарки на Рождество и на Пасху. В прошлом году дом закрыли, отрубили все коммуникации. И все, так и стоит закрытый. И никого теперь тут не накормить…
— Сносить крышу и строить другую, без чердака, — это несколько миллионов. Да еще и судебные издержки на них хотят возложить, — говорит Марина Елисеева. — Это значит — забрать деньги у ордена, который на пожертвования помогает самым-самым несчастным.
А забирать-то у них практически и нечего. Сестры ордена живут очень скромно, встают в пять и до ночи заботятся о своих постояльцах. По уставу им нельзя пользоваться техникой, поэтому у них нет стиральной и посудомоечной машин, микроволновок и мобильных телефонов. “Кто пользуется благами цивилизации, никогда не поймет бедного и обездоленного”, — говорила Мать Тереза.
* * *
— Суд вынес решение не в пользу сестер, — комментирует ситуацию адвокат Янина Лазовская. — Тогда, в 90-е годы, они получили все необходимые разрешения, все построили. Но по наивности своей, по незнанию не сдали здание в эксплуатацию. И их никто не проконсультировал. А они спокойно стали работать и работали столько лет. И вот в этом вся загвоздка — сейчас нет актов сдачи зданий в эксплуатацию. Вот и все.
— С точки зрения закона все правильно. Но ведь ломать — не строить! — говорит Елена Блинова, волонтер, помогающая сестрам в эксплуатации дома. — Проще и порядочнее помочь сестрам узаконить строительство — на которое были выданы все разрешения! — чем сносить. И мы просили префекта ВАО Ломакина подписать мировое соглашение, чтобы узаконить реконструкцию чердака и строительство домика. Сначала он сказал “да”. А потом что-то произошло, и к сестрам пришли сотрудники управы “Северное Измайлово”: будем сносить. Удивительно, руководство нашей страны назвало приоритетным развитие социальной деятельности негосударственными организациями. Приют сестер уже 20 лет занимается такой деятельностью, но столкнулись с противодействием чиновников именно после того, как деятельность стала приоритетной.
“Величайший грех человека — это не ненависть, а равнодушие к своим братьям”. Мать Тереза.
