Появилось это здание после революции 1905 года, когда по всей Москве и на улицах, и в переулках вырастали 6—8-этажные доходные жилые дома на месте бабушкиных особняков. Один архитектор Иван Кондратенко построил их тридцать, почти все они сохранились, как и другие его постройки. После войны снесли Лубянский пассаж ради сооружения “Детского мира”. Самый известный проект Кондратенко — старообрядческая церковь Николы, открывшаяся после сноса ветхих домов на Тверской Заставе, где преображается мучительно долго пространство у Белорусского вокзала. Храм и колокольня оказались в окружении высоток, но церковь не затерялась, стала доминантой образовавшегося ансамбля архитектуры XXI века.
Иван Гаврилович Кондратенко учился в Москве и Петербурге у лучших архитекторов и художников. На студенческой скамье награждался двумя золотыми и серебряной медалями. Открытий в архитектуре не совершал, но мастерски владел всеми применявшимися в его годы стилями: модерном, эклектикой, неорусским, неоклассикой. Этим стилям, в эпоху сталинского ампира считавшимся признаком архитектурного упадка, Москва обязана своеобразием гораздо больше, чем сохранившейся кое-где классике. О Кондратенко искусствоведы пишут, что ему нельзя отказать в “стремлении к необычной индивидуальной трактовке форм и деталей”. Это видно на Тверском бульваре.
Заваленный заказами преуспевавший архитектор обзавелся собственным домом у Новоспасского монастыря на Большой Спасской улице, 2, переименованной в Большие Каменщики. Жил Кондратенко по принципу “кто рано встает, тому бог дает”. Принимал заказчиков дома до 9 с половиной утра, весь день занимался проектами и следил за их воплощением на Тверской, Арбате и в арбатских переулках, Петровке, Большой Дмитровке и далее. После революции заказы иссякли, куда подался обездоленный шестидесятилетний архитектор, где умер — неизвестно.
В построенный им в 1906 году доходный дом на Тверском бульваре въезжали обеспеченные люди. Одного из них, купца первой гильдии миллионера Александра Васильевича Чичкина, знали все, кто ходил по утрам за свежим молоком. Вчерашнее молоко приказчики утром выносили в бидонах и демонстративно выливали.
В адресно-справочной книге 1917 года за фамилией Чичкина следовало: “Московский клуб автомобилистов, Молочные продукты. Колбасная фабрика. Консервы. Домовладелец”. О колбасной фабрике и консервах современные авторы не вспоминают, называют Чичкина “владельцем всероссийской молочной империи”. Принадлежавшие ему магазины находились в Москве повсюду. (Один из них — самый известный — помещался на Тверской, где, сохраняя традицию, торговал при советской власти фирменный магазин “Сыры”, очень даже неплохой.) Назывались магазины “Молочными скопами”. Под скопом подразумевался, согласно “Словарю русского языка”, склад чего-либо, “преимущественно молочных продуктов”. Самыми многочисленными скопами владели “Бр. В. и Н. Бландовы.” и “Чичкин Алдръ. Вас.”. Ни у кого не было столько скопов, как у них. Братья Бландовы содержали 62 заведения, Чичкин их превзошел, в его сети продавали молоко, сметану, творог в 76 магазинах.
Этих купцов связывали родственные узы — за сына волжского лоцмана выдал племянницу Евдокию Владимир Иванович Бландов. После отмены крепостного права Николай Верещагин, брат известного художника, вместе с ним организовал в селах первую артельную сыроварню и молочную школу. В нее купец устроил Сашу Чичкина. В Москве дал ему образование в реальном училище и Петровской сельскохозяйственной академии. Потом на три года отправил в Париж, где высшее образование завершилось в институте Пастера. Там в Европе Александру было “больно смотреть, будучи русским, на круглогодовое пиршество европейских коров на ухоженных до блеска полях и пастбищах Дании, Голландии, Франции, еще тяжелее сознавать, что мы, русские, не умеем работать. Мы либо лежим, либо бежим. То на боку, то на скаку!”
Чичкин работать мог сам и увлекал делом других. Обласканный родственником на его кредит открыл на Петровке “молочную станцию”, первый магазин в городе, в котором испокон века торговали молоком на базарах и на улицах, где паслись коровы. Стал он производить из молока всевозможные продукты, удивил москвичей мороженым. Построил на Новорязанской улице крупнейший в Европе завод. Опережая японцев на сто лет, создал систему обучения, поощрения, продвижения и социального обеспечения персонала. Из его фирмы никто добровольно не уходил.
Покупатели поражались качеством молока, приветливостью умелых приказчиков и кассовым аппаратам в каждом скопе — символом честной торговли. Чичкин потеснил на рынке благодетеля и родственника. “Молочный король” поставлял молоко в Царское Село для наследника престола. Дело приносило ему не только прибыль, но и радость. “Поэты поэтами, — говорил он, — но ведь и бочкою масла, и головкою сыра, и бутылкою вкусного молока можно в равной степени славить свое Отечество, служить благу и расцвету родной земли”.
Александр Чичкин с Тверского бульвара, 9, переехал в собственный дом на Новой Басманной улице, 23. Под одной крышей с ним жили братья Василий и Иван. Делами фирмы занимался брат Николай. Пятый брат Алексей, врач, приват-доцент, служил в химико-бактериологическом отделении института имени Морозовых, делал анализы молочной продукции.
Купец-миллионер Чичкин, подобно купцу-миллионеру Савве Морозову, согласно семейному преданию, укрывал от полиции революционеров, Вячеслава Скрябина, известного под именем Молотова, Анастаса Микояна, будущих соратников Сталина и других большевиков, рвавшихся к власти. Когда они ее захватили, Александр Васильевич в 1918 году добровольно отдал большевикам все, чем владел, не дожидаясь экспроприации. Пришла беда — отворяй ворота. В том году трагически погиб девятнадцатилетний сын Александр.
Легко вообразить, как тяжело было расставаться с собственным домом, роскошным автомобилем и аэропланом “Фарман”, которыми сам управлял. Владения “молочного короля” простирались от Москвы до Сибири, где масса станций заготавливала сливочное масло. Сто тонн продуктов в день производил завод в Москве. Между молочными скопами сновали 36 грузовиков, сотни ломовых извозчиков. Летучий отряд ревизоров на восьми автомобилях держал под контролем персонал.
В советской Москве купец Чичкин превратился в служащего, консультанта молочной отрасли. Его советами пользовался не забывавший гостеприимство Микоян, ведавший пищевой промышленностью СССР. Что не помешало карательным органам жителя Новоконюшенного переулка, старшего экономиста Народного комиссариата торговли, в 67 лет отправить на “трудовое перевоспитание” в Кустанай. Из ссылки в Северном Казахстане через два года “лектора объединения фабричных библиотек” вызволили два члена Политбюро, бывшие временные жильцы особняка на Новой Басманной. Чичкину дали персональную пенсию в 1935 году. Но и после нее “молочный король” оставался непререкаемым авторитетом, советником наркомата, позднее министерства. В годы войны помог становлению молочной промышленности в Средней Азии, за что получил телеграмму Сталина и Микояна. В день 80-летия удостоился грамоты “Ударника третьего пятилетнего плана”, а когда умер — места на Новодевичьем кладбище рядом с сыном на 3-м участке в 21-м ряду, где хватило земли жене Евдокии Никитичне по соседству с Любовью Орловой.
Первую квартиру в Москве на Тверском бульваре, 9, профессиональный революционер без кола и двора Осип Пятницкий, человек, олицетворявший в мире “руку Кремля”, получил в 1919 году. Жил здесь с молодой женой и двумя сыновьями до переезда в 1933 году в злосчастный “Дом на набережной”. Эти даты — на мемориальной доске дома. Сегодня о Пятницком, бывшем шефе политической разведки Коминтерна в масштабах земного шара, краеведы в описаниях бульвара не упоминают, как прежде замалчивали “врагов народа”, эмигрантов и диссидентов.
По случаю 50-летия Пятницкого вожди Коммунистического Интернационала в приветствии, опубликованном всеми газетами СССР, писали: “Даже сотая доля того, что он сделал и делает по линии руководящей работы в мировой партии коммунизма, — не получает огласки”. Потому что она была тайной, как работа сотрудников иностранного отдела Лубянки и разведки Красной Армии. Агенты Коминтерна под партийными кличками легально и нелегально приезжали за инструкциями в Москву, снабжались валютой, экипировались, снабжались документами и уезжали с заданиями делать то, в чем преуспели большевики. Агенты Коминтерна устраивали забастовки, митинги, демонстрации, подпольные типографии, выпускали газеты, печатали листовки, добывали оружие и деньги, чтобы взять власть по примеру Ленина.
Сын краснодеревщика Таршиса в маленьком литовском городке получил специальность дамского портного. Но недолго пробыл в портняжной мастерской. В 18 лет с красным флагом вышел на улицу, произнес речь на митинге, напал на полицейский участок, как пишет биограф: “В первых рядах штурмующих шел Иосиф”. Его заметили лидеры партии, поручили “наладить транспорт литературы и отправку людей за границу”. Так началась типичная жизнь “агента “Искры”, газеты, издаваемой Лениным за границей. Семейную жизнь заменила жизнь подпольная, под чужими фамилиями и кличками. Похожий на грузина Пятницкий жил по паспорту князя Санадирадзе.
После первого ареста попал в киевскую Лукьяновскую тюрьму, откуда бежал за границу. В Берлине стал Михаилом Давидовичем Фрейтагом. В переводе с немецкого “фрейтаг” — “пятница”. Так возник псевдоним, вошедший в историю. В партии товарищ Фрейтаг занимался делами, подпадающими под самые суровые статьи Уголовного кодекса Российской империи. Транспортировал литературу, оружие, снаряжал в путь людей, обремененных килограммами взрывчатки и бикфордовыми шнурами. Их наматывали на ноги. Люди-бомбы рисковали жизнью.
После поражения революции 1905 года Пятницкому поручили “всю технику в Москве”. На внешней стороне Рождественского бульвара в третьем доме от угла со Сретенкой в подвале “Магазина кавказских фруктов” конспиратор оборудовал подпольную типографию МК партии. “Паспортное бюро” фабриковало документы. Занимался Пятницкий выслеживанием провокаторов, их, между прочим, убивали. Кто это делал, как и где — об этом историки партии умалчивали всегда. Где жил “техник”, неизвестно. Скрываясь от полиции, менял адреса и явки. Ночевал на конспиративных квартирах. После провала типографии скрылся за границей.
В Париже выучился на электромонтера. В России, подобно другому гению конспирации Леониду Красину, занимался электрификацией и заодно подпольной работой, пока не сослали на Енисей, обжитый революционерами. В Москву Пятницкий вернулся амнистированный Февральской революцией. Обитал в бывшем доме генерал-губернатора на Тверской. Там секретарь МК партии и член Боевого центра заседал, когда шел бой за Кремль, добывал оружие, брал власть в Москве у Временного правительства.
В 38 лет закоренелый холостяк, лишивший себя личной жизни ради дела партии, случайно познакомился с молодой красивой женщиной. Ее представили ему так: “Юля Соколова из 5-й армии, она там в разведотделе работала и доработалась до больницы…”
Ясно, почему дамский портной и его угнетенные соплеменники пошли за Лениным, боровшимся за то, чтобы “дети наши вспоминали о капиталистах и помещиках, как о доисторических чудовищах”. Но почему внучка помещика, дочь священника и вдова генерала пошла за ним? “Вы знаете, Пятница, я недобитая буржуйка, — так цитирует Соколову автор книги “Пятницкий” в серии ЖЗЛ. — То есть дворянка и, не будь революции, сейчас, может быть, жила бы в своем имении и вышла замуж за Мишу Тухачевского, мы соседи и еще детьми придумывали с ним всяческие игры…”
Захватывающая история очаровательного “адъютанта его превосходительства”, разведчика красных, внедрившегося в штаб белых, — известна по фильму. Сюжет жизни красавицы Юлии Соколовой не менее увлекателен, достоин фильма и романа. “Недобитая буржуйка” познакомилась с будущим маршалом Советского Союза в имении деда. После гимназии преподавала в начальных классах, ушла на войну медсестрой, записалась добровольцем в женский “батальон смерти”, вышла замуж за царского генерала Борисова, вступившего в Красную Армию и погибшего. Юлия стала членом партии в 20 лет, потому что “поняла, где лежит настоящая правда”.
Из политотдела армии Фрунзе перевелась в армию под командованием друга детства. Командарм Тухачевский рекомендовал подругу в разведывательный отдел 5-й армии. Там ей составили легенду. Медальон с бриллиантами и фотографиями погибших князя и княгини Урусова помог в образе их дочери внедриться в штаб Верховного правителя России адмирала Колчака. Там девушку, говорившую на французском языке, с манерами аристократки, признал за княгиню Урусову начальник контрразведки. Полковник представил господам офицерам сироту приемной дочерью. От гибели разведчицу спас влюбленный офицер, предупредив о грядущем через полчаса аресте.
В доме знакомого купца, куда за ней явились, она спряталась в бочке с рассолом и мучилась, скрюченная в ней, пока не услышала бой на улицах. Обессиленную Соколову нашли по заданию Тухачевского и переправили в Москву, где в больнице произошло знакомство члена партии с 1920 года с членом партии с 1898 года. Через две недели они поженились. Сын Игорь родился через год. Второго сына назвали Владимиром в честь покойного Ленина. Его новую экономическую политику молодая коммунистка не приняла и в знак протеста вышла из партии. Защитила диплом в МВТУ, служила инженером. Мужа избрали членом Центрального комитета партии, назначили заведующим отделом ЦК.
Гений конспирации просчитался один раз. Это стоило ему жизни. В июне 1937 года “на чашку чая” пригласил верных товарищей обсудить линию поведения на предстоящем пленуме ЦК партии. Сталин требовал расправы над ближайшими соратниками Ленина, безграничной власти НКВД. Один из чаевничавших, нарком здравоохранения СССР Каминский, посмел на пленуме выступить против расправ. Другой товарищ донес вождю, о чем шла речь за “чашкой чая”. Каминского, Пятницкого, тысячи явных и мнимых оппозиционеров Сталин уничтожил. Юлия Соколова-Пятницкая прошла по кругам ада. Старший сын попал в лагерь. С младшим сыном ее выслали в Кандалакшу. Оттуда попала в лагерь, а сын в детский дом. Ей дали в руки лопату. Зимой она заболела и умерла в кошаре для овец. Сыновья выжили. Владимир издал книги об отце и матери. Осип Пятницкий с пулей в затылке лежит в пресловутой Коммунарке под Москвой. Его жена похоронена в степи.
Дела Пятницкого были настолько секретны, что о нем нет ни строчки в энциклопедическом словаре братьев Гранат “Деятели СССР и революционного движения России”, вышедшем, когда он служил заведующим отделом международных связей Коминтерна. Между тем взять у него справку составителям словаря было проще всего. Один из братьев, Игнатий, жил с ним в одном доме на Тверском бульваре…
