Было дело: пассажир попросил звонок сделать. Взял и на какой-то номер позвонил, и все мои деньги вчистую списались.
Как-то стою в пробке, мужик сунулся: брат, выручи, я водитель, встал здесь рядом, на бензин не хватает. Дал ему сто рублей. Жалко человека. Говорю: “Вот мой номер! Либо деньги положи, либо напиши одно слово: “Лох!” Я согласен, что я лох, если ты меня обманываешь. Я не обижусь. Но напиши! Интересно же…” — “Ой, ты чего, брат, деньги верну сегодня же!”. И ни денег, ни эсэмэски. Скотина, а?
Но однажды… Расскажу… Возле автомойки тормозит парень. Просит в другой конец города отвезти. За пятьсот рублей. Едем.
Звонит у него телефон (я потом понял: это он будильник включил и с пустотой общался). “Алло! Алло! Привет, кис! Прикинь, сдох мой “мерин”. Ты готовь тысяч двадцать. О’кей, кис? Я тебя целую, кисунь. Как дети? Ну, скоро буду!”.
Я на него покосился: представительный весь, пиджак, галстук. Говорит, владелец автомойки. Выезжать собрался, а машина сломалась. Стали за жизнь тереть, у меня сын, у него сын и дочка… Детский сад вспомнили. Говорит: “Что ты больше всего в саду не любил?”. Говорю: “Одного мальчика. Он бил меня. А ты?”. “А я, — говорит, — больше всего манную кашу. Липкая, горячая, сладкая. Бывает, с похмелья надо проблеваться — вспомню ту кашу и сразу бегу в туалет”. Веселый парень!
Я размяк, ему телефон зачем-то свой оставил. А его номер даже не узнал! Потом он говорит: “Хороший мы народ, душевный. Но друг другу гадим”. Отвечаю: “Не мы такие! Жизнь такая”. Он усмехнулся: “Думаешь?”. И тут опять у него труба зазвонила. “Алло! Что, кисунь? Памперсы? Денег с собой нет. Сама выйди и купи! С детьми сидишь? Ладно, кисунь, попробую!”.
Я его спрашиваю: “Тебе на памперсы одолжить?”. Он покраснел слегка: “Дома у меня все деньги. Доедем, отдам”. Вышел он у магазина, взял мои триста рубликов. Жду. Через несколько минут вернулся. “Слушай, там распродажа! Дай еще пятьсот!” В глаза смотрит. Галстук висит. И я дал. Жду, жду… Пять минут, десять. И тут дошло до меня: кидалово! Я вбежал в магазин. К охраннику: был у вас мужчина в костюме, памперсы брал? Не было… Иду по магазину, а там несколько выходов. Видно, мой клиент дальше поехал на следующем лошке. Зарабатывает. Сколько он в месяц имеет? Небось как артист в театре!
И я тогда решил: все, никому верить не буду. А потом, слушай, что было…
— Погоди, — перебиваю я водителя. И рассказываю свою историю. Давнюю, но пронзившую память.
Мне было четырнадцать. В переходе плечом к плечу полукругом пританцовывали человек семь, а в нескольких шагах от них караулил верзила в кожанке. Всем своим видом он давал понять: соваться сюда не надо. Но я подошел. В центре кружка стояла старушка, похожая на щепку.
— Отыграешься, мать! — утешал мужик с нечистой кожей и запахом пива.
— Смотрите, я-то отыгралась, — нервно увещевала грудастая женщина и в подтверждение колыхала грудями.
— В кошельке пошарь, повезет еще, — деловито внушал молодой, как бы приличный человек с рыжей бородкой.
Остальные — кто бормоча, кто молчаливо — держали круг. Жалость сжала мне сердце.
— Бабушка! — сказал я. — Не верьте!
Тотчас и слева, и справа раздалось свистящее: “Заткнись!”. Схватив за плечо, меня выдернул верзила в кожанке.
— Ща прикончу, понял? — проговорил он уверенно и с силой пихнул вперед.
Я пролетел по переходу. На выходе, у ступенек, стоял милиционер.
— Там… Старуху обирают! Лотерейщики!
Он уставился в упор, глумливо сморгнул и снова уставился. Без единого звука.
Я развернулся. Зажмурился. Побежал обратно.
— Бабушка! — кричал я набегая.
Верзила поймал меня за шиворот, крутанул и дал пинка. Я опять пролетел далеко вперед.
— Господи! — охнула прохожая, уворачиваясь.
Залаяла собака. Закашлял нищий дед: с собакой и щенками он располагался на картонках у стены.
Я развернулся и снова побежал. Верзила не стал дожидаться моего приближения, поспешил навстречу, впечатал размашистую оплеуху, сделал подножку. И я упал на собаку и щенков. Собака завизжала, вскочила. Забранился нищий. Вокруг ползали щенки, еще слепые. Хорошо, что я их не раздавил, хорошо, собака не искусала.
— Эй! — услышал я призывное и поднял голову.
Старуха простирала костлявую руку. Вырвавшись из кружка, она целила в меня жестом комсомольской активистки 30-х.
— Урод! Урод поганый! — В слове “урод” она ставила ударение на “у”. — Ты зачем хулюганишь? Я тебя в милицию сдам!
Вряд ли старуха понимала, что ее грабят. Она просто ничего не соображала в наступившем времени.
— Катись, пока цел, — сквозь кашель посоветовал нищий.
Я быстро встал и пошел. Уже не оборачиваясь.
...А вообще разный бывает обман. Моя соседка тоже жалуется на обман. Недавно у нее посадили сына.
— Он ничего не сделал. Драка была. Удар не рассчитал. И выбил душу. Убил? Но он же не собирался! Куча мала, дал как следует, не подумал. Обманули меня! Я другого приговора ждала! Мы деньги сложили. У меня брат двоюродный — серьезный человек в Махачкале. Он научил: “Встреться с судьей и предложи. Прямо к ней иди в кабинет и предложи. Посредник себе возьмет, сама иди к судье. Они всегда берут”. Послушалась я, пришла в суд, поднялась. Она сидит, молодая, наглая, ресницами хлопает. И помощница возле так и вертится. Я говорю: “Оставьте нас вдвоем”. Вышла. Я судье шепотом и со слезами: “Дорогая ты моя, прими, мы насобирали, вот конверт тебе, чтоб легче жилось, чтоб честно все прошло”. А она тоже шепотом: “Марш отсюда! Сейчас милицию позову!”. И ресницами хлоп-хлоп. Бывают же такие! Лохушка! Разве честный суд? Семь лет дали. Ага, за убийство. Но он же не хотел. А брат обманщик. Обманщик со своим советом! Зря старались, деньги искали…
— Да ты меня дослушай! Потом случилось такое… Знаешь какое? — продолжает водитель. — Месяц уже прошел. И вдруг приходят на телефон две тыщи. Наверное, он и перечислил! Артист! Типа за моральный ущерб накинул. Ну надо же: совесть проснулась! Выходит, тошно ему стало людей обманывать? Тошно до блева! Как от каши его манной детсадовской… Значит, есть надежда, а, дружище? Есть нормальные люди в России? И опомниться можно?
Значит, не все у нас в дерьме потонуло?
Кстати, ты вперед заплати, без обид.
