Материалы, касающиеся жестокого обращения с детьми, выделяют в отдельное производство и направляют в ОВД Суздальского района. Следственный комитет при Прокуратуре РФ по Владимирской области дважды проводит в монастыре доследственную проверку и по ее результатам отказывается возбуждать уголовное дело о незаконном лишении свободы воспитанниц монастыря.
Вердикт один: “отсутствие события преступления”. Предъявлять обвинения некому. И это несмотря на многочисленные показания потерпевших. Почему так происходит — попытался разобраться спецкор “МК”.
“По три дня мы молились за Россию”
Год назад “МК” уже проводил собственное расследование событий в приюте Свято-Боголюбского монастыря. Тогда из обители сбежали две девочки. Одна из них, 16-летняя воспитанница Валентина Перова, направила обличительные письма Генеральному прокурору РФ, патриарху Кириллу и Президенту РФ.
Валя рассказывала, что в монастыре заставляли детей жить по древнему монастырскому уставу, жестоко пороли, принуждали спать в сырых ночных рубашках, запирали на 12 дней в затвор на одной воде и сухарях. За то, что младшая сестра Вали Маша стащила со стола еду без разрешения, воспитательница сунула ее руку в огонь. “Чтобы ожог остался не только на коже, но и на душе”, — так разъяснила она ребенку.
У монахинь ответ был один: “Девочка — фантазерка, никаких побоев, издевательств и изоляции не было. Это очередная атака на православие!”
Нам удалось найти двух бывших воспитанниц обители, которые покинули ее стены. Одна из них, Ева, подтвердила слова Вали Перовой: “Нас на самом деле пороли ремнем до кровоподтеков. Причем перед приходом комиссии стегали так, чтобы следы ни в коем случае не остались на лице и кистях рук, где их можно было бы заметить”.
Другая бывшая воспитанница, Настя, поведала: “Девочкам запрещали общаться даже с монахинями и послушницами. Они жили в своем тесном мирке. Ходили строем. При воспитательницах все время вжимали голову в плечи. Они радовались, когда от них убрали сестру Рафаилу, но потом пришла сестра Наташа (Наталья Ефремова, юрист по образованию. — Авт.), и им стало еще тяжелее. От отчаяния и побоев они украдкой прибегали ко мне. Я была в шоке, ведь для воспитательницы все монастырские дети — ее духовные чада. Конечно, я рассказывала о жестоких телесных наказаниях отцу Петру. Он, сколько мог, удерживал от самоуправства монахинь-воспитательниц. Но им было все по барабану. Безграничная власть развращает”.
Рассказ Вали Перовой о многодневных затворах прокомментировала нам делопроизводитель монастыря, ответственная за приют матушка Антония (Давидовская): “Валя срывала молитвы. За нарушение устава ее и еще одну девушку просто отселили в отдельное помещение. Это никакой не карцер и не подвал, как Валя описывает. Это отапливаемое помещение, в котором сейчас живут наши сестры. Они питались в трапезной. Конечно, обе были лишены мороженого, сладостей и детских прогулок. С ними все время вели воспитательные беседы. У нас это называется системой индивидуального воспитания”.
А вот что о затворах поведала нам Настя: “Сначала это воспринималось нормально. По три дня мы молились за Россию. Нас группами по десять человек собирали в каком-нибудь помещении — нужно было не спать, не есть. Конечно, многие, как и я, не выдерживали, отключались, валились с ног. Но воспринимали это как благое дело. Но вскоре стало так: ах, ты провинился — тогда отправишься в затвор. Это стало наказанием, и довольно жестоким”.
После откровений Валентины Перовой в монастырь нагрянули с проверкой представители правоохранительных органов, чиновники, священнослужители.
Но отроковицы, запуганные монахинями, не подтвердили показания сбежавшей подруги. Девочкам внушали, что на православный приют нападают внешние враги, надо защищать свой дом. Авторитет наставников был настолько велик, что их слова воспринимались девочками как истина.
Три недели Следственный комитет при Прокуратуре РФ по Владимирской области проводил в монастыре доследственную проверку, но состава преступления в действиях монахинь не обнаружил. По итогам работы всевозможных комиссий приют, не имеющий ни лицензии, ни регистрации, ни разрешения на образовательскую деятельность, был закрыт.
Часть детей отправили по домам, часть перевели в епархиальную школу-пансион Суздаля. Те девочки, чьи матери жили в монастыре, остались жить в скитах.
Но не прошло и года, как в Свято-Боголюбском монастыре разразился новый скандал. Из обители сбежали 16-летняя Вероника Сарина и 17-летняя Света Кузнецова.
Жизнь по монастырским понятиям
Девочки обратились за защитой к первому попавшемуся милиционеру. В суздальском райотделе милиции, в присутствии органов опеки, они рассказали, что их силой удерживали в монастыре, что они не могли больше переносить жестокие мучения и непосильную работу в обители, поэтому решились на побег. Показания воспитанниц были записаны на видеокамеру.
Для осмотра и обследования беглянок отправили в больницу.
Владыка Евлогий благословил Светлану и Веронику на учебу в епархиальной общеобразовательной школе-пансионе, где уже год учились их подруги. Девочкам купили учебники для 11-го класса, одежду, стали оформлять паспорта. Но спустя три дня рано утром в спальню к беглянкам ворвались их матери, адвокат Боголюбского монастыря Дмитрий Ростовский и делопроизводитель Антония (Давидовская). Владыка Евлогий принял новое решение: отправить девочек по месту жительства.
Веронику Сарину, прожившую в приюте 11 лет, посадили в машину и отвезли к родственникам в Воронеж. Свету Кузнецову, обитающую в обители 6 лет, отправили в Татарстан, в Бугульму. Подальше от владимирских следственных органов.
По дороге под нажимом адвокатов и матерей-насельниц монастыря девочки отказались от претензий и просили не проводить проверку по их заявлениям. Вероника потом позвонила в школу и рассказала, что им внушали: “Если не заберете заявления из прокуратуры, плохо будет и вашему пансиону, и милиционерам, к которым вы обратились”.
По мнению психолога Инны Баушевой, поведение девочек объяснимо. Вся система в обители направлена была на то, чтобы лишить воспитанников воли, самостоятельной оценки. Подразумевается, что они должны абсолютно верить, и только. Это жизнь по монастырским понятиям. Дети в ней — духовные рабы. Любое инакомыслие жестоко подавлялось.
Но так как беглянки были несовершеннолетними, следственные органы все-таки приступили к проверке. А вскоре работы СКП прибавилось.
Во время прогулки возле школы монахини попытались украсть своих бывших воспитанниц — Любу Горбачек и Ксению Головченко. Опасаясь, что монастырь может грубо вмешаться и в их жизнь, девочки, которые ранее обитали в монастыре, но на тот момент уже год как проживающие в епархиальной школе-пансионе под Суздалем, обратились в Москве в Генеральную прокуратуру с жалобами на избиения и издевательства в обители.
Девочки раскаивались в том, что год назад после побега Вали Перовой они не поддержали подругу и скрыли правду от проводивших проверку следователей.
“Когда приехала комиссия от святейшего патриарха, нас собрали в медпункте. Был накрыт богатый стол, нас заставили говорить, что мы едим мясо, отдыхаем на море, — рассказывает Ксения Головченко. — По настоянию матушки Георгии я сказала следователю, что хочу давать показания наедине. Я сожалею, что лгала ему. Матушка Антония (Давидовская), делопроизводитель монастыря, заставляла меня говорить неправду и во время съемок на телевидении”.
“Нас просили ничего не рассказывать про наказания. Можно было упомянуть только про двенадцать поклонов”, — вторит ей другая бывшая воспитанница монастыря, Марина Лойко.
У директора епархиальной школы-пансиона иерея отца Виталия Рысева свой ответ на вопрос, почему Люба и Ксения так долго молчали: “За год девочки подросли, стали настоящими гражданами, ощутили свою ответственность за то, что их ложь привела к еще большим страданиям других детей”.
“Заставляли лизать пыль”
“Подъем в 5.30, до 10.00 — чтение молитв, служба в храме, завтрак, до 12.00 — работы на кухне или в коровнике, до 16.00 — школьные занятия, потом снова работы, в 19.00 — ужин, уборка в столовой, приготовление домашних заданий, в 22. 00 — отбой, в двенадцать ночи была предусмотрена молитва”, — рассказывает о распорядке дня в монастырском приюте бывшая его воспитанница Марина Лойко.
В Свято-Боголюбский монастырь девочка приехала в 2005 году вместе с мамой Раисой. Когда от женщины муж ушел к другой, она продала квартиру и отдала деньги в обитель.
Раису Лойко определили жить в скиту в селе Переборово, а ее дочь отправили в скит в Спас-Купалище, а потом и в сам монастырь.
“Видеться с родителями нам запрещали, объясняя это тем, что мы свою жизнь посвятили Богу и мамы не должны вмешиваться в наше воспитание”, — рассказывает Марина Лойко.
“В выходные дни нас из скита привозили в монастырь на причастие, дочь, увидев меня, пугалась, вжимала голову в плечи и старалась убежать. Однажды обмолвилась, что за попытки поговорить со мной ее строго наказывают”, — откровенничает Раиса.
Детей и отроковиц воспитывали монахини. Одна из них — Наталья Чакина — однажды призналась Раисе: “Вот недавно ездили на источник в Спас-Купалище, едем обратно, а я молюсь: “Господи, пошли нам какую-нибудь аварию, забери эти чистые души, пока они не запачкали их этими новыми паспортами”. Я вообще день и ночь прошу Бога об этом”.
На лето воспитанниц монастыря вывозили в скиты, на полевые работы — в Якиманское, Павловское, Кибало, Янево и Даниловку.
“Вставать приходилось в 3 утра, приняв просфорку, работали до 9 часов, завтракали и снова шли в поле работать до четырех, — рассказывает Ксения Головченко. — На обед отводился час — и снова нас гнали горбатиться на грядки до девяти вечера. Работали на одном ряду с 19-летними. Воспитатели подгоняли нас тяпками, а однажды ударили меня так сильно, что отбили копчик”.
“Однажды в кухню пришел Александр Милеко, который попросил воды. Валя Перова обратилась к нему по имени, за что инокиня Рафаила схватила ее за волосы, стала бить головой о стену, а потом сняла с себя резиновые тапочки, и начала хлестать ими Валю по лицу”, — рассказывает Марина Лойко.
“Я не раз видела, как сестра Анастасия, сейчас инокиня Рафаила, таскала детей за волосы, катала ногами по полу, вытирая о девочек ноги, — подтверждает Раиса Лойко. — На моих глазах Любу Горбачек воспитательницы Елена Сарина и Татьяна Скамух привязывали за руки и за ноги на ночь к кровати, накладывали путы, чтобы она не сбежала, заклеивали ей рот скотчем, а потом на целый день закрывали ее в чулане в коровнике”.
“В спальне, увидев спящую девочку с открытым ртом, я в шутку предложила насыпать ей что-нибудь в рот, чтобы та его закрыла. Это услышала воспитательница Рафаила, — рассказывает Марина Лойко. — Подошла ко мне с 50-граммовой банкой из-под кофе “Нескафе”, которая была заполнена солью, высыпала мне ее на ладони и сказала: “Ешь!” Я начала ее есть, так как поняла, что иначе ко мне будет применено физическое насилие. Я съела всю соль, имеющуюся в банке. Потом в коровнике мне было очень плохо, внутри все жгло и болело, я выпила очень много воды, и только к вечеру мне полегчало”.
Наказать могли за то, что воспитанница не потупила взгляд, а посмотрела дерзко и прямо, за разговоры во время чистки картошки, за то, что уснула в храме, переминалась с ноги на ногу во время службы, пререкалась со старшими.
“Наказание ремнем применялось часто, в неделю в среднем 8 раз, — рассказывает Ксения Головченко. — При этом были созданы такие условия, что без нарушений жить в монастыре было невозможно. В декабре за то, что я не надела колготы, воспитательница Ефремова накрыла мне спину мокрым полотенцем и стала наносить удары пряжкой кожаного ремня. Била 30 раз. После наказания необходимо было просить прощения вместе с земным поклоном, во время которого Ефремова наносила удары ремнем по голове”.
“Ремнем били жестоко и часто, вплоть до 103 раз, — говорит Марина Лойко. — Лишали еды за малейший проступок, бросали ночью в подвал, сидеть приходилось в кромешной темноте. А потом заставляли делать по 200—250 поклонов без передышки, а также лизать пыль”.
Девочки назвали имена своих мучительниц: Наталья Ефремова, инокиня Рафаила (Малькевич), инокиня Людмила Сумина, казначей Арсений (Митько), а также тех, кто с ними жестоко обращался: благочинная монастыря Мария (Корзевич) и инокиня Антония Давидовская.
“Мама, я лучше умру!”
Обитель в Боголюбове всегда считалась особенной — своего рода автономной республикой в Русской православной церкви. В свое время ее духовник — архимандрит Петр (Кучер) — призвал паству отречься от “сатанинских” пенсионных карточек с их “бесовскими” номерами ИНН, а также отказаться получать российские паспорта нового образца, так как усмотрел в коде дьявольское число 666.
Духовник монастыря проповедовал “православный сталинизм”. “В обители даже детей поднимали ночью, чтобы они молились “за избавление от жидовского ига и чтобы стране даровали царя — лучше Сталина и Ивана Грозного вместе взятых”, — говорит отец Виталий Рысев.
Приют при монастыре существовал 12 лет, все это время в нем проводился некий социальный эксперимент. Отец Петр (Кучер) с подвижниками пытались воспитать “совершенных христиан”, в меру образованных и фанатично преданных церкви. Надо ли говорить, что в монастыре царил культ отца Петра (Кучера).
“Если “старец” съедал маслины, то я должна была собирать косточки как “святыни”, с тем чтобы сестры потом могли их положить в рот для исцелений. Также мне и другим девочкам вменялось в обязанность собирать опавшие волосы Кучера. А больше всего было обидно, что нарушалась тайна исповеди. Наши откровения тут же становились известны воспитательнице, и нас жестокого наказывали”.
“Очень страшно вспоминать ночные наказания, когда нас ставили на железный лист с гвоздями и заставляли читать вслух Псалтырь или все четыре Евангелия, а если заснешь, то били ремнем, — рассказывает Ксения Головченко. — Но хуже всего был 12-дневный затвор. Нас заперли в неотапливаемом помещении, поставили стул для чтения Псалтыря и отхожее ведро. Первые 3 дня вообще не кормили, приносили только воду, а на четвертый день дали сухари. Потом освободили Аню, дочь благочинной монастыря матери Марии Корзевич. Нам же с Валей Перовой бросили телогрейку на пол и дали несколько просфор. Очень трудно было переносить муки голода, у меня потом часто болел желудок. А Валя после этого затвора решилась на побег”.
“Затворы — это очень тяжелое испытание, — соглашается с подругой Марина Лойко. — Я помню, как ко мне поместили монахиню Ворсанофею, которая должна была за мной следить. Спать можно было только с 4 до 6 утра, все остальное время молиться. Три дня я ничего не ела, только пила. Когда я рассказала об этом Кучеру, то он сказал, что это не наказание, а молитва за страну, чтобы не было войны”.
Однажды во время уборки Марине Лойко понадобилось вылить испорченный суп. Девочка решила посмотреть, что произойдет, если в него добавить хлорки. Потом в шутку обмолвилась: “А что будет, если хлорку добавить в суп воспитателей?” Об этом стало известно наставнице Натальей Чакиной.
“На “духовном совете” отец Петр (Кучер), проклиная, кричал на меня: “Ты стерва, оккультистка, колдунья. Таких, как ты, нужно сжигать на костре”, — рассказывает бывшая воспитанница монастыря. — Я боялась проклятия, так как был смертельный случай с мальчиком Александром Логиновым, которого проклял Кучер. Воспитатели нам говорили: вот видите, исполнилась прозорливость нашего старца. Нас стращали: “Кто уходит из монастыря, тот долго не живет”.
Однажды Раиса Лойко узнала, что дочь собирает разные таблетки, чтобы потом выпить их разом целой пригоршней. Настояв на встрече с дочерью, она услышала: “Мама, я больше не могу терпеть унижений и побоев, лучше умру”. Так мать с дочерью решили покинуть монастырь.
Приютил обоих в своей епархиальной школе-пансионе Виталий Рысев.
Заявления Лойко, как и откровения Любы Горбачек и Ксении, оказались в прокуратуре. Обнародованные факты подтвердила проверка, проведенная аппаратом уполномоченного по правам человека.
Как только Следственный комитет по Владимирской области возбудил два уголовных дела по статьям “истязание” и “незаконное лишение свободы”, на несовершеннолетних свидетелей и потерпевших начались гонения.
“Благодарю батюшку Петра за то, что он дал дочери мученические венцы”
С началом расследования возле епархиальной школы-пансиона, где дети из Боголюбова получили убежище, монахини начали устраивать митинги и пикеты, в том числе и ночные. Вместе с прихожанами из Свято-Боголюбского монастыря они сутки напролет читали Псалтырь, призывали девочек покаяться и вернуться в монастырь.
Однажды утром на стекле приходской машины бывшие воспитанницы монастыря увидели нарисованные три виселицы с повешенными и надпись: “Марина, Ксения, Люба”. Этот факт был зафиксирован в отдельном заявлении в прокуратуру.
Видя тщетность своих усилий, монастырские разыскали отца Любы Горбачек.
— Он ездил с маленькой Любой по монастырям. Посвятил дочь, как говорится, в Богородицы, оставлял ее на попечение монахинь, сам отправлялся дальше странствовать, — рассказывает Виталий Рысев. — Когда закрыли монастырский приют, Люба Горбачек оказалась в детском доме. Отец умолял взять ее в нашу школу, я пошел ему навстречу. Еще до того, как Люба дала исчерпывающие показания, очень серьезные, и была признана потерпевшей, я спросил ее отца: “Ты знал об огромных перенесенных страданиях дочери?” Он ответил: “Раньше не знал, а теперь знаю. И я благодарю батюшку Петра (Кучера) за то, что он дал дочери мученические венцы, ей легче теперь будет попасть в Царствие небесное”. Что тут говорить?
До возбуждения уголовного дела Евгений Горбачек не проявлял к дочери никакого интереса. А когда в монастыре начались проверки, накатал заявление о похищении Любы Горбачек в милицию Суздаля. Последовала его примеру и мать Ксении — Светлана Головченко. Против руководителей суздальской епархиальной школы-пансиона прокуратура возбудила встречное уголовное дело по поводу незаконного удержания их детей в православном заведении.
У ворот школы отца Виталия Рысева стали разыгрываться спектакли, главным действующим лицом которых был Евгений Горбачек. Не имея ни жилья, ни работы, он, взывая отдать ему дочь, вставал на колени, имитировал припадок, а когда приезжала “скорая”, отказывался от всяческих уколов.
Чтобы нейтрализовать еще одну свидетельницу, которую признали потерпевшей, монахини Свято-Боголюбского монастыря устраивали крестные ходы вокруг школы, раздавали листовки, где было указано: “SOS! Все на защиту Евгения и Любочки Горбачек!”
В то время как в Свято-Боголюбском монастыре вовсю шла доследственная проверка, рабочая группа, созданная по распоряжению губернатора Владимирской области, поспешила рапортовать, что “фактов жестокого обращения с детьми в обители не выявлено”.
— Губернатор Виноградов, как во времена Русской правды, выступил в роли удельного князя, сам провел расследование, сам вынес решение. Как вы думаете, какой вердикт после этого могли вынести следственные органы? — горячится Виталий Рысев.
Скандал нужно было как можно быстрее свети на нет. И архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий принимает решение отстранить от исполнения обязанностей настоятельницу Боголюбского монастыря монахиню Георгию (Курчевскую), заодно отправить на покой духовника и настоятеля Петра (Кучера). Увольнение коснулось и священника Виталия Рысева. Он был освобожден от должности директора епархиальной школы-пансиона. Учебное заведение решено было преобразовать в православную общеобразовательную школу с продленным днем, что исключало проживание в ней детей.
Любу Горбачек по настоянию архиепископа Евлогия отдали отцу, у которого на руках был только паспорт советского образца и в отношении которого уполномоченный по правам человека просит возбудить уголовное дело по статье “неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего”.
А Ксению Головченко и еще одного бывшего воспитанника Боголюбского монастыря Степана Вуса собираются сейчас переводить в другое образовательное учреждение Владимирской области — предположительно в село Сеславское, где расположен социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних “Суздалец”.
Важные свидетели и пострадавшие раскиданы по разным городам, школам, чтобы труднее было до них дотянуться.
В отношении показаний Светланы Кузнецовой и Виктории Сариной Следственный комитет по Владимирской области установил: “Одна из несовершеннолетних вместе с матерью проживала на территории Свято-Боголюбского монастыря в течение 10 лет, вторая девушка с матерью — в течение 6 лет, в монастыре они находились добровольно, без принуждения и запрета на общение между собой, в нормальных бытовых условиях. По результатам проверок вышеназванных заявлений, основанных на совокупности собранных материалов, следователи пришли к выводу об отсутствии события преступления, предусмотренного ст. 127 УК РФ (“незаконное лишение свободы”), в связи с чем в возбуждении уголовного дела отказано”.
По заявлениям других детей три уголовных дела еще продолжаются, но с большей долей вероятности можно сказать, что и тут вскоре “события преступления” не найдут. Обвинения предъявлять будет некому.
Между тем, по свидетельству беглянок, в скитах возле монастыря находятся еще девять девочек школьного возраста. Родители этих детей продали свои дома и квартиры, сожгли паспорта и укрылись в монастыре, ожидая конца света. Воспитанием их отпрысков в отдельно стоящих домах занимаются монашки.
“Скиты — частные жилища, хозяева которых почему-то считают их маленькими монастырями, — в документах Владимирской епархии не значатся и не подчиняются ей”, — заявил глава синодального информационного отдела Владимир Легойда.
Страдания детей продолжатся?
