Маленькие муки в иностранной семье

Как же быть? Многие знают по себе: взрослые к такому открытию не готовы. В послесловии к книге Корчака замечательный педагог Симон Соловейчик ответил на этот вопрос: “Есть лишь одна возможность избежать разрушительного для обеих сторон разочарования: признать право детей на детство, признать абсолютную, а не относительную ценность детства. Перестать судить о ребенке только с точки зрения будущего, внушая тем самым, что сейчас он — никто”.

В нашей стране так называемые детские вопросы всегда являлись дополнением к взрослым. О сиротах, как о больных “французской болезнью”, всегда говорили вполголоса. Проблемы усыновления были известны лишь директорам детских домов, которые сами искали родителей для своих питомцев. Остальное усыновителям приходилось познавать на горьком опыте.  

Что же касается проблем международного усыновления, их не обсуждали потому, что ничего подобного в нашей природе не водилось.
Сейчас все изменилось: о сиротах начали говорить вслух и пустили в страну иностранных усыновителей. Неизменным осталось лишь одно: мы по-прежнему ничего не знаем.


В 2004 году Галина Владимировна Семья защитила докторскую диссертацию на тему “Основы психологической защищенности детей-сирот при международном и национальном усыновлении”. Думаю, можно смело сказать, что это была не столько научная работа, сколько шаг в защиту детей. Сквозь сухую научную материю проступила живительная влага действенного сочувствия. Такое случается редко.  

К изучению проблем детства она пришла оттуда, откуда ее не ждали. В 1974 году Семья поступила в МГПИ на факультет “физика на английском языке”. Институт окончила с красным дипломом и 13 лет проработала на кафедре теоретической физики. В 1991 году Галина Владимировна защитила кандидатскую диссертацию по физике. Незадолго до этого Семья познакомилась с академиком Российской академии образования В. С. Мухиной. Мухина — известный отечественный психолог. Встреча с этим человеком и совместная работа по федеральным программам “Дети Чернобыля”, “Дети-сироты”, “Дети-инвалиды” изменила жизнь физика-экспериментатора. Галина Семья ушла из МГПИ и стала заместителем директора института развития личности, которым руководила Мухина.  

В середине 90-х годов Семья поехала в США, где в фонде Бакнера училась работе с детьми-сиротами. Там она впервые встретилась с российскими детьми, усыновленными американцами. Ее потрясло поведение четырех братьев, старшему из которых было 6 лет. Младший ребенок, услышав русскую речь, бросился к матери на руки, прижался и долго плакал. Он испугался, что его хотят забрать в Россию. Тогда и возник интерес к тому, что происходит с российскими детьми в иностранной семье. Она стала искать книги, специалистов — оказалось, этим никто не занимается. Специалисты просто боялись говорить. Охотно разговаривала на эту тему только прокуратура. Так тема адаптации российских детей за границей стала предметом ее исследования.  

Как правило, тех, кто занимается защитой детей, сносит либо в сторону юриспруденции, либо в сторону общественной деятельности. То и другое четко регламентировано. Вот только ни у юристов, ни у общественных деятелей не остается времени разобраться в том, что происходит с ребенком. Психология детства — хрустальное пространство. Неосторожное, неправильное движение вдребезги разбивает “объект исследования”. Галина Владимировна уверена в том, что любое законодательное движение, любая инициатива должны проходить психологическую экспертизу, а главный вопрос: идет этот закон на пользу ребенку или нет? Все это в полной мере относится и к международному усыновлению. Ребенок должен иметь семью — пусть иностранную, если по каким-то причинам он оказался не нужен россиянам.


Людям, которые никогда не сталкивались с подобной ситуацией, даже в голову не приходит, что переезд сироты в другую страну мало чем отличается от землетрясения.
“В процессе развития ребенок усваивает и изменяет мир вокруг себя, — пишет Г.Семья, — благодаря чему этот мир становится частью его личности. Опыт, полученный в ранние годы, играет ведущую роль в развитии его внутреннего мира”.  

Какие изменения происходят во внутренней жизни ребенка? Чтобы понять это, Семья предлагает воспользоваться теорией структурных звеньев самосознания В.С.Мухиной. Согласно этой теории, самосознание личности представляет собой единство пяти звеньев.  

Первое — это имя собственное. Имя, данное при рождении, является знаком, позволяющим причислять себя к определенному этносу, полу, социальному слою. Ребенок идентифицирует себя со своим именем с первых месяцев жизни, и ему трудно думать о себе вне этого имени. При международном усыновлении имя ребенка, как правило, изменяется. Ребенок из страха показаться недостойным новой семьи делает над собой усилие, чтобы вслух не вспоминать свое настоящее имя, однако дается это очень нелегко. Известен случай, когда испанские родители через год вынуждены были вернуть усыновленному 8-летнему ребенку прежнее имя.  

Второе — притязание на признание, предъявление ребенком прав на уважение. Попав в новый мир, в семью, ребенок понимает, что перед ним открылись перспективы, которых не было в прежней жизни. Поэтому уровень экономического и культурного развития новой родины определяет и новые ценности жизни, с которыми ребенок отныне будет соотносить свои притязания.  

Третье — половая идентификация и отношение к своему телу.  

Исследования показали, что дети, усыновленные в возрасте старше 2 лет, испытывают трудности при использовании картинок и игрушек, связанных с ролью мужчины, с трудом воспринимают лиц мужского пола. Нередко это результат того, что сотрудниками детского дома были в основном женщины. Подобная проблема может надолго осложнить жизнь усыновленного ребенка. Это звено самосознания претерпевает постоянные изменения у детей-инвалидов. Есть фильм о двух русских мальчиках без ног, которых усыновил американец — ветеран вьетнамской войны, потерявший ступню. Протезы полностью изменили жизнь детей: они катаются на велосипедах, играют в футбол и баскетбол, постоянно путешествуют с родителями. Страшно подумать, что ждало их в России.  

Четвертое — психологическое время личности, то есть переживание физических и духовных изменений в прошлом, настоящем и представление о будущем. С помощью взрослого ребенок учится вспоминать (“когда я был маленьким”) и обращаться к будущему (“когда я вырасту”). Если новые родители не принимают во внимание прошлое ребенка, это может разрушить внутренний статус его личности. Исследования показывают, что соотнесение прежнего опыта ребенка с его настоящей жизнью — сложнейшая проблема адаптации. Вот почему так важно подготовить ребенка к международному усыновлению: не только показать фотографии нового дома и новой семьи, но и дать с собой кусочек родины — фотографии, любимые игрушки, заветные вещицы. Во многих европейских странах и в США принято рассказывать о месте рождения усыновленного ребенка, о героях его страны, чтобы сформировать у него жизненно необходимое чувство гордости за первую родину.  

Пятое — социальное пространство личности, условия существования человека, которые психологически вводят его в сферу прав и обязанностей. Требования, предъявляемые к детям в новой семье, могут оказаться непреодолимыми. Незначительный, на первый взгляд, конфликт между сестрами-подростками из Санкт-Петербурга и священником, который их удочерил, привел к передаче детей в другую семью. Сестры отстаивали право ходить в одежде, которая нравилась им, а не приемным родителям, готовить и есть то, что им хотелось. Результатом этого конфликта стало переусыновление детей.  

Из всего этого следует, что в процессе международного усыновления идет новое осознание себя как личности. Пренебрежение хотя бы одним из пяти звеньев развития усыновленного ребенка может привести к разрушению личности. То есть при международном усыновлении изменяются условия психического развития ребенка. Использование теории пяти звеньев самосознания показывает, что как только они наполняются новым содержанием в другой культуре, перед нами другой ребенок, другая ЛИЧНОСТЬ — не та, которой он был на родине.  

“В результате всех изменений, — пишет Галина Семья, — ребенок в период адаптации может находиться в состоянии замешательства: он часто испытывает трудности и не видит своей роли при новом положении вещей, что вызывает психическое напряжение и переживание незащищенности… Таким образом, изменение видимых и осознаваемых “культурных переменных”, таких как язык, климат и погода, еда, одежда и игрушки, новые герои сказок и т.п., влечет за собой часто неосознаваемые, серьезные психические изменения в личности ребенка. От того, как будет выстраиваться помощь и поддержка приемной семьи специалистами, зависит развитие детско-родительских отношений и личности ребенка… И если процесс нормальной адаптации при международном усыновлении будет сорван, это приведет к возникновению чувства психологической незащищенности и самым отрицательным образом скажется на нормальном развитии ребенка”.  

Исследования Галины Семья подтвердили наличие культурного стресса у усыновленных детей. Вот некоторые примеры с ее комментариями.  

Отсутствие плача или разговора в течение нескольких месяцев, затем начинается непрерывный разговор (результат пребывания ребенка в детском доме).  

Чрезвычайная застенчивость — не смотрит в глаза в течение трех месяцев (последствия нарушения поведения привязанности).  

Жадность в еде, ест так, как будто его морили голодом в приюте. Есть много и быстро (проявление культурного шока — изменение качества еды и условий ее получения).  

Дети старшего возраста могут вести себя как двухлетние: устраивать истерики, требовать, чтобы их брали на руки, как маленьких (пример регресса при культурном шоке или семейной адаптации. Ребенок переживает пропущенные им стадии развития; демонстрация потребности в тактильных контактах).  

Одна девочка сказала: у американцев слишком много зубов. Она отметила, что они слишком часто улыбаются, — наверное, что-то затевают (проявление культурных различий. Улыбка у американцев является формальной, а у русских улыбка является проявлением чувств).  

Дети не привыкли, чтобы их приветствовали по утрам. Несколько детей сказали, что когда их приемные родители пришли к ним в комнату утром и сказали: “доброе утро!”, они не могли понять, что это значит (пример культурных различий или плохого понимания языка).


Главные проблемы адаптации усыновленного ребенка — это отношения с новыми братьями и сестрами, которые могут потерять статус старшего или младшего в семье, чувство вины за хорошую жизнь и культурный шок.  

“В результате исследования выявлено, — пишет Г.В.Семья, — что в случае, когда приемные и родные дети оказываются одного и того же возраста, необходимо подбирать для каждого свой круг детей. Это связано с тем, что и родной ребенок нуждается в чувстве безопасности и защищенности в своей группе друзей без угрозы соревнования в своем кругу. Другой проблемой является усиленное внимание родителей к приемному ребенку, в то время как родной ребенок также нуждается во внимании”. То есть вначале потери несут все: и усыновленный ребенок, и родные дети, и каждый из членов новой семьи.

 
У многих российских детей, переехавших в другую страну, есть родственники. И они переживают из-за того, что стали жить иначе. Одна девочка-подросток сказала, что чувствует себя предателем по отношению к биологическому отцу, потому что ее новые папа и мама живут несравненно лучше. И несмотря на жгучее желание обрести новых родителей, дети-подростки всегда испытывают чувство необъяснимой вины перед друзьями, опекунами и родственниками.  

Что же касается регресса, тут все более или менее понятно. Помимо общего дискомфорта ребенок испытывает страшные затруднения в связи с незнанием языка. Он проигрывает всем и во всем. Даже ребенок до года тоже ощущает дискомфорт, потому что он носитель той культуры, из которой он изъят. Он еще не умеет говорить, но ощущает биоритмы — в новой стране они другие (новое время, звучание языка и музыка).  

Интереснейший феномен, открытый Галиной Владимировной, — переживание ребенком регресса и возможность последующего скачка в развитии. Чем больше разница между условиями, в которых был и оказался ребенок, тем сильней регресс. Он проявляется в энурезе, демонстрации поведения маленького ребенка и т.п. Возникает повышенная чувствительность к новым социальным условиям. И возможен такой “набор высоты”, что ребенок, бывший в России двоечником, становится отличником на новой родине. Сегодня, когда наш средний класс стал усыновлять детей, это можно наблюдать и у нас.  

Проблема культурного шока — это проблема детей старше 5 лет, потому что они помнят родину. Девятилетний мальчик, усыновленный в три года, сказал, что Россия и воспоминания о ней связаны с золотым цветом и всплывают как золотая дымка.  

В монографии Г.Семья приводится пример, который не идет у меня из головы. Саша оказался в детском доме, когда ему исполнилось полтора года. Усыновили ребенка в восемь лет. Когда он приехал в Испанию, язык дался ему без труда. У мальчика пропало желание говорить по-русски. Через пять лет в гости приехал директор его интерната. Александр захотел поговорить со своей бывшей воспитательницей, позвонил ей, вспомнил несколько русских слов. Он снова захотел заниматься русским языком. Именно в это время к Александру пригласили психолога. Встреча происходила дома. После рассказа родителей о том, как они впервые приехали в Россию, все стали рассматривать фотографии из интерната. Неожиданно мальчик пошел в свою комнату и принес резинового ежика и азбуку — все, что осталось у него от прежней жизни. За пять лет мальчик не произнес ни слова по-русски, но оказалось, что он все еще помнит русскую азбуку и может читать. И тут выяснилось: когда они улетали из России в Испанию, родители потеряли в аэропорту сумку с Сашиными вещами. (Помните, психологическое время личности — у ребенка “потерялось” вещественное доказательство прошлого.) Он не может этого забыть, а родители так и не осознали, как дороги ему были потерянные вещи. Потому что это были не вещи, а часть жизни… Оказалось, что мальчик мечтает поехать с родителями в Россию, увидеть свою воспитательницу и, главное, быть для родителей переводчиком. Понимают ли они, как ему хочется доказать, что он состоялся?


После того как американка Торри Хансен посадила в самолет 7-летнего приемного сына Артема Савельева и отправила в Россию с запиской о том, что отказывается от ребенка, вулкан усыновления пришел в движение. И то, что американская делегация приехала к нам для урегулирования вопросов усыновления, событие неслыханное. Еще несколько месяцев назад об этом не могло быть и речи. Рвануло так рвануло. Теперь главное — исправить ошибки.  

Артем пробыл в Америке 8 месяцев. За это время он успел пережить первый этап адаптации (“медовый месяц”, когда все ново и интересно) и перешел во второй, который называется “враждебность и агрессия”. Начинается осознание полного изменения жизни, проверка новых родителей: а любят ли они меня? Это самый сложный этап в жизни любого усыновленного ребенка.  

У Артема чудовищный анамнез. Возможно, Хансен просто не справилась с проблемами, о которых не имела представления. Здесь ей на помощь должны были прийти специалисты, которых не оказалось рядом в нужный момент. Торри Хансен совершила преступление против беспомощного ребенка. Но, если мы не поймем, почему она так поступила, это будет повторяться.  

Мы должны признать, что у нас никто никогда не интересовался тем, что происходит с внутренним миром детей, усыновленных иностранцами. Да, первые три года в Россию присылают отчеты. Присылают их в органы опеки, детские дома, где находился ребенок. И что дальше?  

Составляет отчет сотрудник специальной службы. Вряд ли этот человек возьмет на себя труд вникать в сложнейшие отношения приемных родителей и детей. Кроме того, за полчаса при всем желании можно увидеть только то, что захотят продемонстрировать усыновители.  

Второй важнейший вопрос. Получен отчет, из которого видно, что ребенку плохо. Мы можем дать рекомендации — кому они нужны?  

Вопрос третий. Галина Семья отмечает: у нас разные социокультурные нормы. И соответственно — различные основания для оценки развития ребенка. Один пример: мы сравниваем ребенка с другими детьми, а в Америке прогресс ребенка оценивают в соответствии с динамикой развития самого ребенка. Есть разница?  

В каждой стране свой способ оценки. Даже если используется один и тот же метод, интерпретации все равно будут разные, потому что разные социокультурные нормы. У нас к шести годам ребенок должен знать буквы и уметь считать до десяти. А во Франции? В Испании? В Америке? Может, испанцам важно, чтобы ребенок умел прыгать и бегать, а французам — танцевать. Мы не имеем об этом никакого представления. У нас есть отметки, а у американцев нет — в начальной школе цветочки и зверюшки. И как эти цветочки сравнивать с нашими колами?  

Отчеты из других стран должны изучать специалисты. А с чем сравнивать то, что узнают о ребенке? Когда он уезжает, наверное, нужно его тестировать, чтобы было с чем сравнивать после отъезда.


По сути дела все только начинается. Несколько лет ушло на осознание необходимости международного усыновления. Теперь важно наладить правильное взаимодействие стран и служб. Ведь с точки зрения ребенка все мы делимся не на русских и американцев, а на больших и маленьких. На самом деле так и есть. И договариваться должны большие.  

В России 700 тысяч сирот — больше, чем было после войны.  

По самым приблизительным подсчетам, неизвестна судьба 240 усыновленных иностранцами детей. И мы понятия не имеем о том, что стало с детьми, которые так и не сумели адаптироваться за границей.