Кажется, совсем недавно пришло известие про разбившийся неподалеку от города Пущина самолет “Ан-2” и гибель пяти человек. Трагедия случилась в июне прошлого года. Самолет взлетал с Большегрызловского аэродрома. Нынешний апрель начался сообщением с того же адреса. На этот раз на землю рухнул легкомоторный самолет, который чаще называют авиеткой. Два человека отделались переломами.
А что завтра будет? Ведь аэродром свой траурный счет начал не 1 апреля и не 27 июня прошлого года. Не забыты и разбившиеся здесь в разные годы трое парашютистов.
Вы меня хотите в чем-то обвинить? А знаете ли, что на этом аэродроме взлетов больше, чем в “Шереметьево”? На дорогах, где плотное движение, разве все в порядке? А вы, журналисты, готовы во всем видеть сенсацию, даже где ее нет, — директор получившего печальную известность аэродрома Дмитрий Киселев, стоило только до него дозвониться, сразу перешел в нападение.
— У меня без вас сплошная головная боль — проверки трясут. Пусть закроют аэродром — я только рад буду. Он не приносит доходов, у меня есть другой, более спокойный бизнес, так что я ничего не потеряю. А вот где народ летать будет — большой вопрос, — голос собеседника в трубке звенел от запальчивости.
Про большой вопрос — в точку. Он для летного сообщества настолько больной, что шестикратная абсолютная чемпионка мира по высшему пилотажу на самолетах, обладательница более тридцати медалей высшего достоинства в этом виде спорта Светлана Капанина на встрече по случаю 8 Марта с председателем правительства Владимиром Путиным заговорила не о празднике, а о проблемах с полетами. Владимир Владимирович, кажется, даже удивился: как это — летать негде?
Как рассказывают летчики из окружения Капаниной, премьер дал распоряжение разобраться с ситуацией. Похоже, одним из видимых итогов стало разрешение запрещенных было тренировочных полетов на Дракинском аэродроме.
— Здесь будет готовиться к Всемирным воздушным играм в Турине наша сборная по высшему пилотажу. Год назад и сам Дракинский аэродром боролся за право принимать эти престижные соревнования на своей территории. Турину повезло больше, — рассказывает восьмикратный чемпион мира и Европы по высшему пилотажу Георгий Каминский.
С ним созвонилась, чтобы услышать авторитетное мнение о ситуации с Большегрызловским аэродромом. Но именитый летчик с выводами не торопится, оценки расставляет взвешенно.
— Я бы так не сказал, что летать совсем негде. На аэродроме Барки на севере Подмосковья есть полеты. Под Рузой, на Северке под Коломной, покопать — еще места найдутся. Большегрызловский аэродром — он сугубо гражданский, другого подчинения. Наш, Дракинский, относится к ведомству РОСТО (ДОСААФ), у нас разные правила полетов. А считать Большегрызловский аэродром счастливым или несчастливым — дело каждого. Но все несчастные случаи — они, конечно, доброй славы не добавляют.
Я не стала спрашивать у действующего чемпиона мира, есть ли в России авиационный спорт. Долгий бы разговор получился. И он состоится, но позже... А сейчас все-таки надо еще раз вернуться к аэродрому возле наукограда.
Хорошо помнится, как отсюда в годы расцвета полеводства и овощеводства взлетал работяга-самолет, именуемый “кукурузником”, набитый химикатами, которые распылялись над полями. Потом обработку сельхозугодий отравой запретили. Самолет пришпилили к земле. Чтобы ровная площадка аэродрома не пустовала, совхоз “Балковский” устроил здесь хранилище сельхозтехники. Во время техосмотров ее сюда сгоняли с полей, из отделений. При распаде хозяйства все наиболее ценное растащили по укромным уголкам. На бывшем аэродроме осталось ржаветь то, в чем нужды ни у кого не оказалось: раскуроченные прицепы к тракторам, сами трактора, правда, сильно бэушные. На их фоне спортивные самолеты казались особо хрупкими.
Всех, кто подъезжал к аэродрому в наши дни, поражало и необычное соседство столь разных машин, и густой бурьян вокруг самого взлетного поля, и почти полное отсутствие охраны. По крайней мере на прошлогодних соревнованиях по парашютному спорту мы с коллегами-журналистами ходили по полю, как у себя дома, никто даже удостоверения не спросил. Еще мы дивились близости дороги, на которую периодически приземлялся кто-то из парашютистов. А вдруг автомобиль какой поедет?
В те дни соревнования шли довольно напряжно. Случалось, самолет, взлетев, срочно садился из-за сбоев в работе двигателя. Народ вокруг шептался: мол, топливо заливают никудышное. Но спортсмены — народ рисковый. Ни в какую не хотели прерывать соревнований. И так еле нашли аэродром, готовый их принять. Тут и денежный вопрос встрял, из-за чего пришлось в срочном порядке перебазироваться со Ступинского аэродрома на Большегрызловский, и сроки состязаний поджимали.
Короче, в конце мая вопрос с топливом замяли. А зря. Ибо, окажись среди летчиков или организаторов соревнований кто попринципиальнее, тогда, возможно, не случилась бы июньская трагедия. Да и нынешняя тоже.
Где летают, там и падают. От этого никуда не деться. Но не дай Бог с этой аксиомой смириться. И сделать ее оправдательной отмазкой. Как и то обстоятельство, что аэродромов явно маловато. Значит, летай с любой площадки, пока не перекрыл ее запретительный шлагбаум? Или все-таки кто-то в высоких кабинетах сообразит, наконец, что проблему надо решать комплексно. И тут дело не в том, быть ли запятой в фразе “Летать нельзя запретить”.
