Проситься в партизаны пришла ученица 201-й московской школы Зоя Космодемьянская. Шелепину показалось, что ей это не по силам, и он отказал. А потом все-таки отправил Зою в диверсионно-разведывательную школу. В Кунцеве, в помещении детского сада, вчерашних школьников наскоро готовили к зафронтовой работе.
АЛЕКСАНДР ШЕЛЕПИН И ЗОЯ КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ
Полный курс проходили за десять дней. И это-то ничтожно короткий срок, а группу Зои сочли готовой к заброске в тыл врага всего через четыре дня! Отправить на сложнейшее задание необученную молодежь — заведомо обречь ее на гибель. Никакой военной необходимостью эти жертвы не оправдывались. Но такова была воля вождя, и командиры спешили отчитаться об исполнении сталинского приказа. В диверсионные группы с сентября по декабрь 1941 года взяли две тысячи юношей и девушек. Той зимой погиб каждый четвертый.
23 ноября группа перебралась на занятую немцами территорию возле Наро-Фоминска. Пять дней они двигались в сторону деревни Петрищево. Большая часть группы погибла, остались трое. Вечером 27 ноября двое пробрались в деревню, перерезали провод полевого телефона и подожгли конюшню. Загорелась и изба крестьянина Петра Свиридова. Тот выскочил из избы, схватил поджигателей и передал немцам.
Один — Василий Клубков — предпочел все рассказать. Согласился работать на немцев, и его переправили назад через линию фронта. Он попал в руки чекистов, и его расстреляли. А Зоя Космодемьянская на допросе упорно молчала, даже не назвала свое настоящее имя. Утром 29 ноября немцы Зою повесили. Ее трагическая судьба так потрясла людей даже в те суровые времена, что на смерть девушки откликнулась вся страна. Зоя стала символом стойкости и мужества.
Совсем не официозная поэтесса Маргарита Алигер написала получившую громкую известность и удостоенную сталинской премии поэму «Зоя», воспев в ней в духе тех лет и секретаря горкома комсомола Александра Шелепина:
Октябрьским деньком, невысоким и мглистым,
В Москве, окруженной немецкой подковой,
Товарищ Шелепин, ты был коммунистом
Со всей справедливостью нашей суровой...
Ты не ошибся в этом бойце,
Секретарь Московского Комитета...
Это уже была всесоюзная слава, сыгравшая свою роль в его карьере. Со временем он возглавит комсомол.
НАЧАЛЬНИКИ ЗАПАНИКОВАЛИ
Сталин просыпался очень поздно и приезжал с дачи в Москву, в Кремль, часам к двенадцати. В ночь на 15 октября он, видимо, почти не спал. Распорядился собрать политбюро необычно рано. Охранникам пришлось поднимать с постели членов партийного руководства около восьми утра. В девять они собрались в кабинете вождя. Обсуждался один вопрос — кому и когда покидать Москву. Вождь объявил, что всем нужно сегодня же, то есть пятнадцатого вечером, эвакуироваться. Он сам уедет из города на следующее утро, то есть шестнадцатого октября.
Сталин не верил, что город удастся удержать. Подписал постановление «Об эвакуации столицы СССР города Москвы», которое едва не погубило город. Когда Сталин объявил, что руководство страны должно покинуть город, весть об этом мгновенно распространилась по городу. На окраине Москвы слышна была артиллерийская канонада, и чиновники решили, что немцы вот-вот войдут в город, и все побежали. Стала ясна слабость системы, безответственность аппарата, трусость людей, которых выдвинул Сталин. Организованная эвакуация превратилась в повальное бегство.
Оборона Москвы — история невероятного мужества и самопожертвования. Но это еще и история о том, как слабая власть, неумелые и трусливые руководители едва не сдали врагу город. Жестокая военная реальность стащила их с трибун, выдавила из просторных кабинетов, откуда они правили страной и городом, да еще и высокомерно объясняли народу, как ему жить и работать... А теперь, растерянные, запаниковавшие, ни на что не способные, они бежали — вместо того, чтобы защищать город.
Начальники бросили Москву на произвол судьбы. Загрузив служебные машины вещами и продуктами, пробивались через контрольные пункты или объезжали их и устремлялись на Рязанское и Егорьевское шоссе.
Но нашлись сотни москвичей, которые, понимая, что они рискуют собственной жизнью, согласились остаться в Москве, если ее захватят немцы, и продолжить борьбу с врагом в подполье. Им меняли фамилии и выдавали новые документы.
Первый секретарь Сокольнического райкома комсомола Григорий Коварский рассказывал:
«15 октября часов в восемь вечера позвонил секретарь райкома партии. Выслушав его, я невольно попросил повторить сказанное, так как оно не укладывалось в сознании. Положив трубку, набрал телефон второго секретаря горкома комсомола Михаила Морозова. Тот подтвердил услышанное: фашисты значительно усилили натиск… Необходимо ликвидировать все райкомовские документы, оставив себе только печать. Мы собрали все оставшиеся в райкоме бумаги и сожгли их в котельной соседнего завода.
Мне было дано задание — получить оружие и боеприпасы для формируемых в районе коммунистического батальона и подразделений истребителей танков, а также для боевой группы работников аппарата райкомов партии и комсомола».
Секретарь Коминтерновского райкома комсомола Вячеслав Янчевский вспоминал, как ему позвонил секретарь горкома Шелепин:
— Для работы в тылу врага надо подобрать надежных парней. Желательно блондинов и голубоглазых. Но, самое главное, они должны безукоризненно владеть немецким языком. Поищи в школьных или институтских организациях. А может, кто в наркоматах остался?
К вечеру отобрали группу молодых людей, которых передали в воинскую часть №9903, которой были поручены разведка и диверсии на временно оккупированных территориях. Настоящее название — Оперативный диверсионный пункт при штабе Западного фронта. Командир — военный разведчик майор Август Спрогис, участник Гражданской войны и боевых действий в Испании. Первоначально в школе проходили переподготовку бойцы и командиры Красной армии. Когда ситуация на фронте ухудшилась, стали принимать москвичей-комсомольцев.
ОСТАЕТЕСЬ В ПОДПОЛЬЕ!
«В горкоме комсомола, — вспоминал Коварский, — на столе, за которым мы привыкли сидеть на совещаниях, стоял станковый пулемет, и секретари райкомов были заняты отработкой действий пулеметных номеров. Первый секретарь горкома Анатолий Пегов открыл сейф и вручил нам по две тысячи рублей на «непредвиденные», по его выражению, расходы райкома. Деньги эти почти полностью мы вернули ему в марте 1942 года…
В райкоме побывал секретарь горкома по военной работе Александр Шелепин в своей неизменной желтой куртке с маузером в деревянной кобуре на ремне. Приехал он неожиданно и еще более неожиданной оказалась цель его приезда.
— Надо, — сказал он, — подобрать трех-четырех хороших надежных комсомольцев в дублирующий состав бюро Сокольнического райкома.
Увидев недоумение на моем лице, он невесело улыбнулся:
— Ну, знаешь, как это бывает у футбольной команды.
А затем поставил задачу подготовить подполье».
Каждому будущему подпольщику придумали биографию, которая объясняла, почему он не эвакуировался, а остался в Москве. Поэтому место работы подбирали в коммунальных службах, городском хозяйстве, торговле. Всех устроили кладовщиками, табельщиками, кассирами, слесарями. В НКВД готовили документы прикрытия — паспорт на другую фамилию, военный и профсоюзный билет, трудовую книжку. Сочиняли письма от мнимых родственников и друзей. В лаборатории монтировали домашние фотографии.
Подпольщикам объясняли, как вести себя на оккупированной территории, учили обнаруживать слежку, уходить от преследования, выявлять провокаторов. Связь должна была осуществляться через курьеров и с помощью заранее оборудованных тайников.
Секретаря Коминтерновского райкома комсомола Федора Медведева 22 октября вызвали к Пегову. Он показал написанное от руки решение бюро горкома о создании подпольной организации московского комсомола.
«Я сдал паспорт, партбилет, комсомольский билет, — вспоминал Медведев. — Мне вручили новые документы. Назвали адрес конспиративной квартиры на 2-й Тверской-Ямской и предприятие, на котором буду работать, — один из заводов Краснопресненского района.
Начальник цеха отвел меня к мастеру.
— Твое дело, — объяснил мастер, — быть паяльщиком. Смотри, как это делается.
Я терпеливо выслушивал различные издевки: идет война, а я не в армии... Объяснил: у меня зрение минус четыре, таких в армию не берут».
По архивным данным, для городского подполья подготовили шестьсот с лишним человек. Большая часть должна была заниматься сбором разведывательной информации, примерно двести человек — диверсиями, несколько десятков — актами индивидуального террора. Остальным предстояло распространять листовки и антигерманские слухи. Подпольщики должны были уничтожать заметных деятелей оккупационного режима. Важно было запугать не столько немцев, сколько тех, кто пожелает с ними сотрудничать, отбить желание служить врагу.
Но, к счастью, уходить в подполье не понадобилось! Москву отстояли.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ:
Московский коктейль-холл стал знаменитым на всю страну. Но комсомольские чиновники воспринимали его как гнездо разврата и охотились на «стиляг»
Начало в номерах «МК» от 19 марта, далее по понедельникам, а также 13 июня.
