И ушла. Михаил запомнил, что в руках у него был заяц с зеленым пятном на животе и паровоз без колес.
Соседка побежала за мамой, но вернулась одна. Она долго плакала, а Миша не плакал — он пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось. С тех пор прошло тридцать лет, а он до сих пор не справился с тем воспоминанием и, когда волнуется, не может произнести ни слова.
В детском доме Миша два года не спал, его лечили, возили по больницам, отправляли в разные санатории. Дети ему завидовали, потому что в детском доме было отвратительно, а в больницах его жалели, медицинские сестры и нянечки приносили конфеты, игрушки, читали ему книжки и рассказывали всякие смешные истории. Но лечение не помогло. В один прекрасный день все закончилось само собой, когда Миша наконец понял, что мама не придет. До этого он все еще надеялся, что она передумает и вернется. Но она не вернулась. И вот когда он это осознал, он уснул. Уснул, как убитый солдат.
Каждый брошенный ребенок день и ночь думает о том, почему остался без родителей. И сколько я слышала таких историй, сколько детей и взрослых рассказывали мне о том, как день за днем вспоминали свою жизнь и искали ту ошибку, тот роковой поступок, из-за которого все случилось, — лишь немногие понимали, что они ни в чем не виноваты. А большинство детей и мысли не допускало, что взрослые просто бросили их. Они говорили, что плохо себя вели, безобразничали, капризничали, вот мама и не выдержала.
Михаил тоже все школьные годы мучительно бился над этой загадкой. Он рассматривал себя в зеркале и видел там некрасивого мальчишку. Когда он получал «тройки», ему становилось легче — вот он какой бездарный, кому такой нужен.
Потом он окончил строительное училище, поступил в институт, с грехом пополам получил диплом и устроился на работу. Потом на другую, потом на третью… Везде его использовали, обманывали, подставляли, а он, в силу полного отсутствия жизненного опыта, никак не мог понять, что с ним происходит. В конце концов он отчаялся и устроился водителем такси. И однажды познакомился с человеком, который предложил перейти к нему на фабрику, персональным водителем.
Однако хозяина возил недолго — в один прекрасный день пригодился его строительный диплом, и его жизнь круто изменилась. Из человека на побегушках он превратился в мастера своего дела и в тридцать два года смог открыть свою строительную фирму.
А через год Михаил женился.
■ ■ ■
Лена тоже выросла без матери. Но у нее была бабушка, которая в ней души не чаяла, поэтому она знала, что такое дух дома, и с детства мечтала о большой семье. Первое время Михаил просто не верил в то, что у него появилось собственное гнездо, что в этом гнезде вкусно пахнет, что там его ждут и беспокоятся о нем.
Сначала они поселились в трехкомнатной хрущевке, а после рождения сына переехали в маленький дом, который Михаил построил собственными руками. Этот дом был его гордостью и принес столько радости, которую и сравнить было не с чем. Лена с наслаждением шила, вязала, обтягивала самодельные диваны и стулья веселеньким ситцем, в детской комнате устроила теремок, а для Михаила, в подарок ко дню рождения, в одной комнате оборудовала каюту на пиратском корабле.
И только одно обстоятельство омрачало эту безоблачную картину. После рождения сына Егора выяснилось, что детей у нее больше не будет.
Поначалу Михаил не придал этому значения. Егор занял все его жизненное пространство, он, неожиданно для самого себя, без труда вскакивал по ночам, возился с пеленками, гулял с коляской, все в этой новой жизни ему нравилось, и ничто не раздражало. Они с Леной спорили, кто лучше варит кашу, и Ленины подруги с завистью наблюдали за тем, как муж выставлял ее за дверь, чтобы она отдохнула, а сам без устали возился с ребенком.
И вот однажды Лена предложила ему взять ребенка из детского дома. Михаила это озадачило: зачем, когда у них все так хорошо? Но жена с утра до ночи говорила о том, что мечтает о большой семье.
Он не забыл о своей жизни в детском доме — да и, кто бы что ни говорил, нельзя об этом забыть, как о пережитом кораблекрушении. Михаил честно признался самому себе, что больше никогда не собирался переступать порог детского дома, не был готов к встрече с неродным ребенком, но Лена так горевала, так упрашивала его, что в конце концов он сдался. Потому что Лена стала для него не просто женой — она вернула его к человеческой жизни, где все друг другу нужны и все друг другу рады.
И когда Егору исполнилось четыре года, у них появился Матвей.
Мальчику было пять лет, но с виду они с Егором были одногодки. Он постоянно болел, почти ничего не ел, капризничал и плохо спал. Лена начала ходить по врачам, и в конце концов выяснилось, что у него редкое заболевание желудка, о котором не подозревали в детском доме. Оказалось, что Матвею нужно отдельно готовить и строго следить за питанием. Лена похудела, превратилась в щепку, но духом не упала и в точности исполняла все предписания врачей.
Участковый доктор из детской поликлиники как-то сказал Михаилу, что из-за таких детей нередко распадаются семьи, а Лена — герой из героев.
■ ■ ■
Михаил долго привыкал к появлению Матвея. Когда они с Леной ходили в детский дом и встречались с мальчиком, разговаривали, играли, у него внутри ни разу не загорелась красная лампочка: опасно! Потом он осознал, что в то время был повернут не к ребенку, а к Лене — пытался понять, что она чувствует, о чем думает, чего больше всего хочет. Семья держалась на Лене, а семья была для него важней воздуха.
Со временем все как будто встало на свои места.
Егор привязался к Матвею и вел себя как старший брат. Он жалел его, защищал, ему нравилось объяснять ему то, чего Матвей не понимал в силу прошлой жизни, и нравилось читать вслух — Михаил обратил внимание на то, что, когда Егор читает брату, он ведет себя как он, заботливый отец. То переспросит, понятно ли ему новое слово, то сбегает к маме за яблочком или за бананом. Михаил слышал приятную тихую музыку покоя. И дорожил ею.
Со временем Лена стала ходить на встречи многодетных семей и приглашать новых знакомых к себе. Так Михаил впервые увидел Илью и Ольгу Остроумовых, у которых было трое приемных детей.
Случилось это холодным ноябрьским днем, когда не хотелось не то что выходить, но даже и смотреть на улицу, в сад, который почернел от дождя. И тут появилась эта куча-мала: Илья нес на руках ревущего рыжего мальчика, а Ольга скакала на одной ноге, пытаясь обогнать двух девочек, которые на одной ноге удержаться не могли, а на двух, по правилам соревнования, прыгать было нельзя.
Лена очень обрадовалась гостям. Все как-то молниеносно устроились в гостиной. Мальчик Петя перестал реветь, а девочки Вера и Надя разлеглись на ковре и стали собирать паззл. Вскоре к ним присоединились Егор и Матвей. Лена принесла фрукты и плюшки с сахаром, которые всегда пользовались бешеным успехом у гостей. И Михаил почувствовал, что Остроумовы никакая не приемная семья, а настоящая, природная.
Со временем Остроумовы стали приезжать на все выходные. Они вместе катались не велосипедах, устраивали костры с сосисками и печеной картошкой, ходили искать секретики, а зимой носились по театрам и музеям. А Михаил все думал о том, почему у Остроумовых все хорошо, а у него из-за Матвея заноза, и вытащить ее не получается.
Матвей был не виноват: он очень старался поладить с Михаилом, выполнял все его просьбы и очень напоминал ему того ребенка, которым Михаил был в детском доме. Михаил прекрасно помнил это состояние: понравиться любой ценой. Но Матвей его раздражал. И когда мальчик это понял, он прильнул к Лене.
По мере знакомства с Остроумовыми Михаил стал думать, что раскрыл их секрет. И заключается он в том, что Илья и Ольга в силу обстоятельств сами не могли стать родителями. Они не знают, что такое родной ребенок, им неведомо ощущение кровного родства, поэтому приемные дети для них и есть родные. Лена слушала Михаила и молчала, то есть тихо не соглашалась. Но другого объяснения он так и не нашел.
Потом они вчетвером поехали отдыхать на Волгу. Сняли на берегу старый домишко, ловили рыбу, ходили в лес за грибами и ягодами. Однажды Михаилу по делам пришлось поехать в Москву. И вечером, когда с делами было покончено, он сел в машину и вдруг поймал себя на мысли, что хочет переночевать дома.
Он позвонил Лене, жена сказала, что у них все в порядке и он может не беспокоиться. И он поехал домой.
Был тихий летний вечер. Он сидел на террасе, пил квас, грыз чипсы, смотрел на Егоркины сапоги, которые они забыли взять с собой на Волгу, и думал о том, что готов целовать эти сапоги. А футболка Матвея, сиротливо болтавшаяся на бельевой веревке, ужасно пахла. Она, конечно, пахла детским стиральным порошком, да и не мог он ощущать никакого запаха, потому что сидел далеко, но в том-то и дело: ему чудился неприятный запах, и ему казалось, что это запах Матвея.
И все это Михаил однажды рассказал мне на улице, когда поехал провожать меня до метро.
■ ■ ■
Мы познакомились, когда я приехала в гости к семье Николаевых, усыновившей двух больных детей. Своих у них было трое, а усыновили они девочку с ДЦП, которая передвигалась на коляске, и слабовидящего мальчика.
У Николаевых была большая трехкомнатная квартира на первом этаже, и все, что им нужно было для счастья, — хорошая шведская стенка, которую я и привезла им в подарок от волонтеров «МК». А Николаевы дружили с Еленой и Михаилом. И вот Михаил вызвался установить стенку. Там я их впервые и увидела.
К Николаевым они приехали всей семьей. И вот мы сидели на балконе, смотрели, как Михаил управляется со стенкой, мамаши кудахтали над детьми, и вдруг я обратила внимание на то, что Михаил какой-то потерянный. Я видела его впервые, ничего о нем не знала, но так вышло — мне это бросилось в глаза.
Потом папа Николаевых пошел в магазин за провиантом и вернулся с огромной сумкой, в которой было несметное количество белых батонов, пакетов молока и гроздей бананов. Все засмеялись, а Михаил только улыбнулся и все смотрел, как Николаев-старший водит худой ручкой своего слабовидящего ребенка по этим бананам, а ребенок радуется.
Вообще, жизнь многодетных семей с усыновленными или приемными детьми — это другая планета. И тот, кто никогда на этой планете не был, никогда не узнает о себе чего-то важного и не имеющего названия. Там все другое: и постоянный гвалт, как в школе на перемене, и еда, и гора обуви и курточек-пальто на вешалке, и разбросанные по всему дому вещи, и слова, и интонации. Родители понимают друг друга с полувзгляда, один ребенок тотчас откликается, другой вообще не откликается, третий не слышит, четвертый занят, пятый спрятался и ждет, когда его найдут. Или один ревет, другой стоит в углу, третий делает вид, что его все это не касается, и так далее…
Есть люди, готовые отказаться от себя в пользу неродных детей.
Есть люди, которые находят себя в этих детях.
Есть люди, которым все это очень нравится, но не по силам.
И есть такие, которым все это ни к чему, — с собой бы как-нибудь разобраться.
Михаил спросил меня, чем я занимаюсь, и пригласил в гости. Вскоре я приехала, потом еще раз. Познакомилась с Остроумовыми, потом мы однажды всем табором пошли в цирк на Цветном бульваре, и я смотрела не на манеж, а на детей. Мне очень понравилась Елена, которая не умеет отдыхать и не знает, что такое плохое настроение. Я постоянно наблюдала за тем, как она, бегая по дому, гладила по голове то Егора, то Матвея. А Матвей всегда ловил ее руку.
Но с Михаилом что-то было не так.
И вот однажды он повез меня к метро, я сказала ему, что он кажется мне подавленным, и его прорвало.
Мы сидели в машине, как сбежавшие с урока старшеклассники, он смотрел перед собой и рассказывал историю своей жизни.
И наконец сказал: я не люблю Матвея. И не могу так больше жить.
Вот как тут быть? Как быть, когда на тебя падает небосвод, а бежать некуда?
Больше всего на свете Михаил дорожил своей семьей и женой Еленой. И при этом он наконец осознал, что из-за неродного ребенка жизнь в семье ему не по силам.
Это и есть: казнить нельзя помиловать. И куда ни поставь запятую, все будет неправильно.
Я посоветовала ему на время переехать в городскую квартиру и без свидетелей разобраться в происходящем.
■ ■ ■
Встретились мы через полгода.
Оказалось, что один он прожил три месяца, при этом через день ездил к семье, но вечером постоянно уезжал. Он честно рассказал Елене о том, что с ним происходит, а она уже и сама поняла, в чем дело. Она не стала плакать, скандалить — она не умеет ругаться, сказал Михаил, и жаль, что в эту минуту его не видела Елена.
Жена согласилась с тем, что ему нужно пожить отдельно.
И во время своего уединения Михаил понял, что ни при каких обстоятельствах не готов расстаться с Еленой.
Не каждому человеку в жизни судьба дарит свою половину, и не каждый умеет любить. Это ни плохо и ни хорошо, это как есть. Как жемчужина: раковин на морском дне хоть отбавляй, а драгоценное зерно встречается редко.
И он вернулся домой, но вскоре снова переехал в городскую квартиру. Теперь ему предстояло договориться с собой о том, как быть с Матвеем.
А Елена, которая давным-давно догадалась, что муж не принял неродного сына, все равно не отказалась от мечты о большой семье. У нее не получилось. Она ничего не говорила, но Михаилу и говорить было необязательно. И вот жена шла навстречу мужу, муж летел навстречу жене, и они никак не могли встретиться.
■ ■ ■
Я приехала в гости, когда Матвей пошел в первый класс.
Елена пекла пироги, Егор клеил фрегат, Михаил чинил велосипед, а мы с Матвеем пошли гулять.
Еще весной я спросила у Матвея, что ему подарить к школе. Он долго думал и попросил железную дорогу и зайца.
И гулять мы пошли втроем: Матвей, я и заяц.
Я очень боялась, что Матвей догадается, для чего я пригласила его на прогулку. А пригласила для того, чтобы от него, а не от Елены или Михаила, услышать, как он живет.
— Мне не жалко, я Егору дам поиграть в железную дорогу, — сказал он, когда мы отошли от дома.
— А если сломает? — спросила я.
— Конечно, сломает, — ответил Матвей и посмотрел на меня с укоризной. — Дети всегда все ломают. А папа починит.
И он рассказал, как папа починил Остроумовым старинный граммофон, а маме — дряхлую мясорубку. В магазине сколько хочешь электрических мясорубок, но маме нужна была бабушкина, а от нее потерялся какой-то винт. И папа сказал, что без этого винта никак — это винт и мясорубит, и надо искать. И нашел.
Потом Матвей рассказал, что выучил не все буквы. И еще случайно порезал ножницами папины любимые вельветовые брюки, и папа очень рассердился, но когда увидел, что Матвей горько плачет, пришел мириться и объяснил, почему все так получилось.
— И почему? — спросила я.
— Мало ли кому чего хочется, — сказал Матвей. — Надо стараться для кого любишь, а то весь дом можно разнести и все штаны порвать. Чего ж хорошего? Вот у меня один мальчик украл зайца и не признался, потому что дурак. Я хотел его наругать и даже толкнуть в яму, а папа сказал, что все глупости всегда делают слабые люди, а я же сильный.
А еще Матвей признался, что, когда папа идет спать, мама к нему приходит, и они шепчутся. Всем хочется перед сном пошептаться с мамой, даже сильным.
Первого сентября утром Матвей от волнения разревелся, и папа пошел сердиться в машину, а мама сказала, что это нормально, потому что он же не знает, что его там ждет, в этой школе.
— А потом?
— Мы поехали в школу, и папа подарил мне шоколадную золотую медаль и сказал, что медали дают только отличникам. Выходит, я отличник.
— Значит, он перестал сердиться?
— У него не поймешь. Смотрит строго и говорит страшным голосом, но сам меня любит, просто не хочет, чтобы я догадался.
— А почему думаешь, что любит?
— Потому что, которые тебя не любят, тех сразу видно. Делают вид, что улыбаются, а глаза как кислые крыжовники.
— А у папы какие глаза?
— Так вы же их видели! — возмутился Матвей. — И у папы тоже в детстве был заяц. Мама говорит, что мы с ним — два зайца. А у Егора мишка Тефтель. Это кому что нравится, понимаете?
Стараюсь.
А Михаил — я не знаю, как он справился со своей неразрешимой задачей. Но знаю, что справился. В действительности мало кому удается полюбить чужого ребенка, и ничего с этим не поделаешь. Но у Михаила есть Елена. И за то, чтобы остаться с ней навсегда, он сделал невозможное: нашел в себе потайную дверцу и нырнул в глубину.
Недавно мы с Еленой наконец-то нашли время забежать в чайную и наговориться. Она сказала, что мечтает открыть домашний детский сад, а муж хочет организовать дома сад бабочек.
— Вот и будут наши дети смотреть на этих бабочек и радоваться. Понимаете, главное доплыть до своего берега. Вот Остроумовы усыновили еще одного ребенка, а Николаевы уехали в деревню и развели там сумасшедшую оранжерею, теперь к ним отовсюду люди едут за семенами и саженцами. У них и подсолнухи в любое время года цветут. А их девочка с ДЦП с утра до ночи проводит в этой оранжерее. Говорят, расцвела.
А Матвей влюбился в одноклассницу. Говорит, хочет на ней жениться. Я ему сказала: не рано ли? Так он побежал к Мише. А Миша ему сказал: никого не слушай. Вот он теперь никого и не слушает. Кроме Миши...
P.S. Все фамилии изменены.
