— Александр, с каких пор ФССП стала привлекать к работе психологов?
— В каждом регионе по-разному. Лично я и другие сотрудники нашей академии с 2015 года работаем по соглашению с ФССП в основном на территории Московской области и немного в Москве.
Мы содействуем приставу в исполнении судебного решения. Психолог создает психологически комфортные условия для ребенка и стремится минимизировать риск причинения психической травмы.
Как вообще все происходит? Суд выносит решение, скажем, изъять ребенка у одного из родителей (чаще всего, судя по моей практике, у отца) и передать другому (соответственно, матери). Пристав дает должнику срок для добровольного исполнения — обычно 5 дней. Если тот игнорирует решение суда, то начинаются исполнительные действия. Обычно приходят на дом к должнику целым составом: приставы, представители органа опеки, два понятых и психолог.
— Простите, но разве этично называть родителя должником? Ребенок ведь не вещь.
— Согласен, но формулировка в законе именно такая. А про то, что ребенок — не вещь, как раз мы и пытаемся все время напоминать участникам этой эмоционально сложной процедуры.
Итак, психотерапевт должен выяснить — готов или не готов ребенок покинуть одного родителя и жить с другим. Он уводит его в отдельную комнату, старается найти с ним контакт (обычно это не сложно и есть специальные методики), провести диагностику. Делать все надо оперативно, потому что ребенок очень быстро нервно истощается. А ведь учтите, все это чаще всего происходит на фоне безумных криков и скандалов родителей (бойцы ГБР при мне не раз заслоняли ребенка от них).
— Бывает, что сам ребенок хочется остаться, как вы выражаетесь, с должником?
— Очень часто. У ребенка психика неокрепшая, вчера еще он любил маму и хотел жить только с ней, а потом его украл папа и внушил, что мама плохая. Приведу в пример конкретную историю. Родители развелись, когда ребенку было всего два года. Отец забрал девочку и скрылся в неизвестном направлении. Мать с помощью судебных приставов искала ребенка три года. И вот наконец ребенка нашли. Мы выехали по адресу. Оказалось, что девочка большую часть времени была предоставлена сама себе. Отец — водитель «скорой помощи», уходил на работу в 5 утра, оставлял дочку одну в квартире, пока сам дежурил. Детский сад она не посещала, режим не соблюдала. Но все же сама девочка лично мне заявила, что ехать к матери не хочет, потому что та ее била и вообще не любит. Вспомнить, как именно мама била, она не смогла. Этого и не было в действительности. Рассказал ей про это, конечно, отец.
— И как вы ее разубедили?
— Разговорами. Но главное, «представил» ей маму. Если бы вы наблюдали за первой после разлуки встречей девочки с мамой и братом! От своих предыдущих слов о том, что мать плохая, она тут же отказалась, сказала: «Я уже забыла, что раньше говорила». Решение суда мы в этом случае успешно исполнили. Сейчас девочка живет с мамой и братиком, счастлива, посещает детский сад, развивается.
— А что делать, если ребенок постарше? Его разубедить сложнее?
— Конечно, сложнее. Расскажу еще одну историю. Служба судебных приставов нашла мальчика, которого отец пять лет продержал в частном доме взаперти. Мужчина был сотрудником ФСО, но потом у него, как выразились бывшие сослуживцы, «съехала крыша» — и его уволили. Оставшись без работы, без друзей, без денег, он сначала подался в «Свидетели Иеговы» (организация признана в РФ экстремистской - "МК"), а потом все свое болезненное внимание переключил на сына. Ребенок был полностью изолирован от любого общения с посторонними, чтобы его никто не нашел. Выходил мальчик во двор только ночью, чтобы подышать воздухом и посмотреть на звезды. Школу он не посещал. Со сверстниками не играл. Все время проводил с отцом и бабушкой. Я был в их доме — там жуткая антисанитария, нищета. Напоминает пристанище бомжей. Все это отразилось на уровне образования и интеллекта — к 12 годам он не выучил даже таблицу умножения! И вот представьте себе, этот ребенок очень эмоционально мне заявляет, что он не хочет жить с матерью, что единственное желание, которое у него есть, — это чтобы его оставили с отцом и бабушкой в том доме, в котором он находился.
— Стокгольмский синдром?
— Я бы не стал это так называть. Но по факту мнение ребенка противоречит его интересам — и оно явно не самостоятельное. Когда один родитель (выступающий в роли должника) уклоняется на протяжении нескольких лет от исполнения судебного решения, ребенок может привязаться к нему и, наоборот, утратить привязанность к другому (который в роли взыскателя).
В этой истории все закончилось благополучно, мальчика мы передали матери. Помимо меня к работе были подключены органы опеки и попечительства, инспектор ПДН.
— А отца наказали за то, что он сделал с ребенком?!
— Нет. Уголовная ответственность ни за кражу ребенка одним из родителей, ни за то, что он не занимается его образованием, законом не предусмотрена. Мужчина ведь на тот момент даже не был лишен родительских прав.
— А что делать, если приставы пришли отбирать ребенка у родителя, а ему на самом деле с ним лучше?
— У нас есть примеры, когда приставы детей в итоге не передали. И это заключение поддержала опека. Я тоже с ним согласился.
— То есть суд принял решение передать, а приставы и опека его саботировали?
— Формально да. В ряде случаев между вынесением судебного решения и реальным его исполнением проходит продолжительный период, за который могут измениться личностные особенности самого родителя. Так произошло и здесь. Суд действительно постановил передать детей матери, но потом случилось несчастье со старшим ребенком. Женщина тяжело переживала его смерть. У нее был нарушен эмоциональный контакт с остальными детьми, она не справлялась с собственными негативными эмоциями. Имел место случай избиения одного ребенка по незначительному поводу.
Отец, по словам детей, вел себя совсем по-другому, им было с ним спокойнее, комфортнее и безопаснее. Мы донесли приставам, что по крайней мере на настоящий момент передача детей матери не является целесообразной, так как может стать психотравмирующей ситуацией. В общем, судебные приставы не исполнили решение суда в соответствии с полученными от психолога и органов опеки рекомендациями.
— Выходит, вы не всегда на стороне матери?
— Мы на стороне ребенка. Иногда ему лучше с отцом, как это ни странно звучит. Вот последний случай. Развелись родители, мать забрала сына, продала квартиру (которую ей, кстати, купил бывший муж) и уехала в неизвестном направлении. Отец через суд добился, чтобы ему разрешили видеться с ребенком. Но где искать? Он показывал мне папку с билетами — объехал полстраны, пытаясь найти (она долго в одном месте не задерживалась). Наконец приставы нашли ее по фото в соцсети ВКонтакте. Оказалось, она вступила в секту «Слово жизни» в Подольске. Женщина снимала комнату в коммуналке (деньги от продажи квартиры потратила), дочку надолго оставляла одну, включая ей планшет. Ни режима, ни полноценного питания у нее не было. На удивление, отца девочка вспомнила по фото и согласилась поехать к нему. Через полтора месяца мать выкрала дочь из детского садика, в который ее устроил отец. По новой началась судебная тяжба, меня и коллег вызвали на процесс в качестве свидетелей.
— Чаще всего детей не могут поделить влиятельные родители. Приходилось отбирать с приставами у таких?
— Приходилось. В одном случае это был экс-судья. Ребенок, который должен быть передан матери, сам хотел остаться с отцом. Он был сильно к нему привязан. Мы очень долго изучали ситуацию. Отец реально заботился, создал все условия. В итоге сошлись во мнении, что лучше пока ребенок останется с ним, а с матерью будет регулярно встречаться. Женщина была, мягко говоря, не согласна с этим.
По моему опыту как раз работа с ребенком чаще всего не является сложной, а вот с родителями — да. А вообще есть особая группа разводов, при которых родитель активно втягивает ребенка в конфликт и даже после вынесения судебного решения всяческими способами старается воспрепятствовать его исполнению. Решение проблемы видится в создании службы психологического сопровождения разводящихся семей. Психологическая помощь нужна в первую очередь родителям: им надо помочь избавиться от враждебного отношения друг к другу и прояснить позиции уже не в качестве супругов, но сородителей, у которых есть права и обязанности по воспитанию общего ребенка, помочь выстроить гармоничные коммуникации в части осуществления совместных родительских прав в интересах ребенка.
— Могут ли стороны злоупотреблять возможностью привлечь психолога, чтобы затянуть или осложнить процесс?
— Право привлекать специалиста к участию в исполнительных действиях принадлежит судебному приставу. Психолог в данном случае имеет статус специалиста, не заинтересованного в исходе.
Мне приходилось сталкиваться с ситуацией, когда должник приезжал вместе со своим психологом и заявлял ходатайство через адвоката об участии именно этого психолога в исполнительных действиях. Активные попытки еще до начала совершения исполнительных действий донести приставу свою позицию о том, что ребенку лучше остаться жить у должника, свидетельствовали о непонимании психологом смысла участия в исполнительном производстве. Специалист-психолог не переоценивает решение суда, не отменяет его своим заключением, но в каждом случае содействует приставу в правильном и полном исполнении исполнительного документа. Судебный пристав-исполнитель справедливо не удовлетворил ходатайство представителя должника о привлечении этого психолога.
— Что можно было бы изменить в судебной и исполнительной системе, чтобы помочь детям во время вот таких конфликтных разводов?
— В первую очередь ужесточить ответственность за злостное неисполнение судебных решений. Самый простой напрашивающийся выход — это временное ограничение в родительских правах, но он требует широкого обсуждения в профессиональном сообществе.
Второй момент — это решить ситуацию с похищением ребенка после исполнения судебного решения о передаче и отобрании. Собрались, значит, судебные приставы, психолог, опека, исполнили судебное решение, а должник снова ребенка после школы забрал к себе и опять не отдает второму родителю, препятствует их общению. У меня таких историй сколько угодно. Сегодня эта ситуация решается повторным возбуждением исполнительного производства и повторением процедуры, что является стрессом и для ребенка, и для второго родителя. Должнику в таких случаях ничего не грозит: так как он родитель, повторюсь, состава преступления нет. Я считаю, что надо вводить ответственность за подобные действия на законодательном уровне.
В-третьих, нужны методические рекомендации по порядку исполнения судебных решений по детям. Их утверждение в ФССП облегчило бы работу как приставам, так и всем остальным участникам исполнительного производства. Родители не понимают, как это будет происходить, что надо будет делать, почему ребенка увели в кабинет к психологу и что там происходит. А потом пишут жалобы в прокуратуру, оспаривают в судах незаконные, на их взгляд, действия приставов или опеки.
Еще момент. В судебном процессе сегодня может быть назначена судебно-психологическая экспертиза. Было бы правильно, если бы судьи вместе с исполнительным листом выдавали копию заключения эксперта для приобщения к материалам исполнительного производства. А то получается, что важные психологические категории уже установлены экспертами, а возможности ознакомиться с ними у специалиста при исполнении нет. Еще хотелось бы обратить внимание судей на то, что препятствие одним из родителей общению второго родителя с ребенком указывает на уровень высокого конфликта. Этот признак практически всегда будет связан со сложностями на этапе исполнения судебного решения, в связи с чем представляется правильным назначение судебной психологической экспертизы таких семей.
