— Это наша архитектурная история, и дальше архитектуры, ни в какую религию например, мы не заходим, — говорит худодник. — Никаких храмов мы не поджигали. Пусть пересчитают: все они стоят на месте. Мы подожгли никому не нужную кучу деревьев. Крестов и другой атрибутики храма не было. Сооружение становится храмом после освящения. Здесь ничего подобного не происходило.
— А что было?
— Игра с архитектурными стилями. Вы можете себе построить дом в готическом стиле, но он же не будет являться храмом. Это чистая провокация средневековых людей, которые обижаются на то, что не все живут по их законам. Они до сих пор живут по законам инквизиции и ищут инакомыслящих. Раньше они их сжигали, а сейчас жалуются на них. Обсуждают это между собой, потому что им не о чем поговорить, их никто не слушает.
— Чего вы добивались этой работой?
— Хотели сжечь эту средневековую традицию, которая поддерживает ябедничество и борьбу с инакомыслием. Мы сжигали саму инквизицию. Ни одного храма не сжигали. Это такой архитектурный стиль: пламенеющая готика.
Богохульства по отношению к религии здесь нет. Ее представители сами требуют к себе дополнительного внимания, напоминают о себе таким образом, говоря, что их обидели. Мы и не собирались никого обижать. В упор их не видим. Их мнение может существовать, но мы живем своим кругом, где нет обиженных.
— Как вы создавали скульптуру?
— С начала января строили свой вариант пламенеющей готики из деревянного мусора. Добывали его с разрешения лесников. У нас архитектурный фестиваль, где мы думаем только об искусстве.
— Предполагали, что сожжение арт-объекта станет столь обсуждаемым?
— Не думал, что так яростно. Оказывается, в нашей стране очень много людей, которые ищут возможность зацепиться за то, за что цепляться нельзя. Православные священники всю жизнь боролись с католиками — почему они сейчас возмутились, совершенно не понимаю. Думаю, что папа римский оценил бы, потому что он нормальный, современный парень.