— Я прошел войну от Волги до Дуная, где довелось принимать участие в освобождении Румынии и Болгарии, — говорит ветеран. — К лету 1944-го в нашем батальоне, насчитывавшем около 700 человек, осталось всего лишь 70 «сталинградцев», остальные были убиты, ранены, отправлены в тыл по болезни... Позднее, весной 1945 года, меня направили на учебу в Ленинградскую школу ГУКР СМЕРШ. После окончания ее был на оперативной работе в войсках, в 1956-м окончил Высшую школу КГБ СССР, работал в контрразведке, преподавал специальные дисциплины... По линии «органов» довелось служить вплоть до выхода в отставку в 1983-м.
«Гости» из Западной Европы
— Вплоть до зимы 1943-го я находился в войсках, перемалывавших немецкую группировку под командованием Паулюса, — вспоминает Александр Афанасьевич. — Случалось участвовать в боях на передовой, за один из них получил медаль «За отвагу»... Это произошло в декабре 1942 года. Наш батальон тогда срочно перебросили на запад от города — отбивать атаки неприятельских механизированных корпусов, пытавшихся прорваться к окруженной в Сталинграде 6-й армии.
На место мы прибыли ночью. Мороз, степные места, снег выше пояса... Поскольку средств для борьбы с танками у нас, понтонеров, не было, батальон поставили на менее танкоопасный участок. Наши взводы заняли позиции вдоль склона оврага и получили задачу уничтожать гитлеровских автоматчиков, поддерживающих наступление танков... Попытки вырыть хотя бы мелкие окопы, подрывая землю толовыми шашками, не удались: замерзший грунт не поддавался.
Во время вражеской атаки колонны их танков с десантом на броне проходили буквально в сотне метров от нас. Эти свои части неприятель перебросил под Сталинград откуда-то из Западной Европы, поэтому — я хорошо это запомнил — немецкие машины не были покрашены в маскировочный белый цвет, автоматчики также одеты в темную форму, и их очень хорошо видно на снегу. Эпизоды самого боя в памяти не отложились. Помню только, что очередь за очередью стрелял по фрицам из своего ППД, в ответ с той стороны тоже летели пули... А уже наутро, когда сражение закончилось, обнаружил, что брюки мои выше колен прострелены. Но повезло — самого не задело.
Встреча с предателем
— В начале 1960-х мне предложили подготовить материал о провале германской разведки в сражении за Сталинград. С тех пор я много занимался этой темой, изучал материалы, хранящиеся в спецархивах. Вот лишь некоторые факты и цифры, которые там обнаружились.
Абвер заметно увеличил свои усилия в сложной военной обстановке лета–осени 1942-го. При этом особую активность гитлеровцы развили на Северном Кавказе, в регионах Нижней Волги. Только в сентябре–октябре сотрудники нашей контрразведки задержали там более 150 германских шпионов, диверсантов... Решающий удар по вражеской агентуре был нанесен перед началом контрнаступления советских войск под Сталинградом. В тылах наших приволжских армий и на Северном Кавказе было уничтожено и задержано тогда почти 550 диверсантов абвера и завербованных ими пособников. Захватили также несколько раций. Это дало возможность успешно проводить радиоигры с целью дезинформации немецкого командования относительно подготовки наших ударов под Сталинградом. В итоге удалось основательно запутать врага. Такая работа имела столь важное значение, что в составлении «дезы» для передачи немцам принимал участие даже начальник Генштаба А.М.Василевский.
Помимо прочего в архиве мне удалось ознакомиться с картотекой по захваченным во время сталинградской эпопеи немецко-фашистским агентам. Картотека появилась благодаря начальнику особого отдела НКВД Сталинградского фронта Н.Н.Селивановскому. Он велел своим подчиненным обязательно готовить справку по каждому выявленному неприятельскому диверсанту и шпиону.
Когда взялся листать эти справки, меня ждал сюрприз — «встреча» с человеком, знакомым еще по временам детства.
Сам я родом из села Солодники под Сталинградом–Волгоградом. По соседству с нами жила семья колхозного бригадира — назовем их Александровыми, — где подрастали несколько сыновей. Среди них был Ванятка — парень на 2–3 года старше меня, с которым мы немало времени проводили в играх и мальчишеских шалостях. И вот много лет спустя среди справок на нейтрализованных фашистских агентов вдруг натыкаюсь на его фамилию!
Оказывается, Иван Александров после призыва в армию воевал в артиллерии и даже был награжден медалью. Потом попал в плен к немцам, бежал, вернулся к своим и вновь сражался с оккупантами, уже под Сталинградом. Однако в конце лета 1942 года мой односельчанин опять угодил в плен. Судя по всему, в разговорах с другими товарищами по несчастью, оказавшимися за колючей проволокой у гитлеровцев, он упомянул о своем первом пленении и удавшемся бегстве. Такой рассказ привлек внимание нескольких смельчаков, которые исподволь готовили побег, они посвятили Ивана в свои планы. Тот готов был рискнуть, однако в дело неожиданно вмешались гитлеровские спецслужбы.
Их сотрудники очень грамотно работали с лагерным контингентом, вычисляли подходящих для вербовки людей. Они взяли в оборот Ванятку Александрова. Офицер из абвера вызвал парня к себе, завел с ним доверительный разговор, пробуя распропагандировать: мол, Советы неминуемо проиграют в войне, скоро победа будет за германской армией... Предложил сотрудничать: посмотри вокруг себя в лагере — не скрываются ли среди военнопленных жиды, командиры, нет ли кого-то подозрительно себя ведущего... За это немец пообещал сохранить жизнь, а в случае несогласия грозил пристрелить. «Ступай, подумай над моим предложением!»
Иван подумал и от безысходности решил согласиться. При следующем же вызове к сотруднику абвера он выдал ему всех участников готовящегося побега. Их расстреляли, а Ивана отправили на учебу в специальную школу диверсантов, которую абвер-группа «Сталинград» создала на территории южнее Мамаева кургана. Курс обучения длился всего две недели, после чего немцы организовали заброску Александрова вместе с еще несколькими свежеиспеченными агентами в расположение советских частей. Их легализация осуществлялась под видом бойцов, вырвавшихся из немецкого окружения. Перед Иваном его новые хозяева поставили задачу: заниматься в подразделениях Красной Армии пораженческой агитацией, попытаться распропагандированных таким образом солдат завербовать для подрывной работы в советских войсках и создать из них диверсионную группу.
Однако как следует выполнить это задание Иван не сумел. Парня, ведущего среди красноармейцев явно вражескую пропаганду, задержали сотрудники особого отдела. После проведенного расследования, когда было установлено, что он является немецким агентом, Ивана расстреляли.
Вот такая печальная история предательства. А ведь трое из этой семьи — отец Ванятки, его два старших брата — погибли, сражаясь с гитлеровцами. Когда много лет спустя я приехал в родные места, то обнаружил, что на обелиске в честь односельчан, не вернувшихся с войны, который стоит в центре Солодников, увековечены имена всех четверых, в том числе и Ивана. Об истинной судьбе его здесь никто не знал, а я, признаюсь честно, не стал рассказывать своим землякам о том, что прочитал в секретной папке. Сделал это в первую очередь ради матери Ваньки — добрейшей тети Ани, которая все еще жила в селе. Ведь старая женщина могла попросту не пережить известия о позорном конце своего сына-предателя.
Нужно отметить, что случай с Александровым отнюдь не единичный. Только в августе на Сталинградском фронте особыми отделами было задержано 110 немецко-фашистских агентов.
Во время работы в архивах у меня случилась и еще одна неожиданная «встреча». Во время боев под Сталинградом наше командование остро нуждалось в получении оперативных данных о противнике. Поэтому стали активно формировать подразделения войсковой разведки. Туда набирали в том числе и местных жителей, проведя обучение, их переправляли в тыл к немцам. Оказывается, среди этих отважных людей была моя одноклассница Тася Щелочкова. Я наткнулся среди архивных бумаг на ее учетную карточку, из которой узнал, что Тася дважды ходила на разведку и при возвращении со второго задания погибла.
Какая разная судьба у двоих моих сверстников-земляков!
Опасный мост
Образованным 12 июля 1942 года Сталинградским фронтом поначалу назначили командовать маршала Тимошенко. А уже 25 июля его сменил на этой должности генерал-лейтенант Василий Гордов. Однако новый военачальник, по мнению некоторых его сослуживцев, явно не справлялся, при нем дела пошли все хуже — и на передовой, и в тылу.
— О сложившейся ситуации фронтовые особисты доложили своему руководителю — уже упомянутому Н.Н.Селивановскому. Впоследствии мне довелось встречаться с Николаем Николаевичем. Он рассказывал, в частности, что интендантская служба на фронте совсем распоясалась. Питание красноармейцев было налажено из рук вон плохо. Продукты разворовывались, и зачастую солдатам выдавали лишь простую муку. Чтобы хоть как-то утолить голод, они вынуждены были печь из нее на костре некое подобие оладьев... Получая от своих подчиненных сообщения об этих и других столь же негативных фактах, Селивановский оценил всю опасность ситуации и решил поговорить с Жуковым, который тогда в качестве представителя Ставки координировал действия армий Сталинградского фронта. Георгий Константинович встретил чекиста неласково: «Опять с каким-нибудь вздором пришел?!» Разговора не получилось. Но Селивановский, считая, что дело очень серьезное, проявил настойчивость. На следующий день он вылетел в Москву и там сразу же связался с приемной Сталина. Услышав, что начальник особого отдела Сталинградского фронта хочет сообщить важную информацию, личный секретарь Иосифа Виссарионовича Поскребышев поинтересовался: «Где вы находитесь?» И вслед за тем: «Через полчаса вас примет товарищ Сталин!»
Оказавшись в кабинете вождя, Селивановский сообщил о непорядках на фронте и изложил свое мнение о произошедшей кадровой ошибке с назначением Гордова. Верховный отнесся к услышанному с полной серьезностью. Вскоре войска Сталинградского фронта возглавил генерал-полковник А.И.Еременко.
В августе 1942-го наши инженерно-саперные части по заданию командования занимались наведением свайно-понтонного моста через Волгу в районе северной части Сталинграда. Задача непростая: ведь ширина реки с островами здесь от берега до берега — чуть ли не 5 километров! 23 августа начальник инженерных войск фронта явился к Еременко с докладом: «Переправа готова!» И в это время генерал-полковнику сообщают: вражеские танки прорвали оборону севернее города и вышли к берегу. «Немецкие танкисты уже купаются в Волге!» Командующий распорядился проверить полученную информацию о немецком прорыве. Увы, она подтвердилась. И тогда Еременко отдал своему «главному инженеру» приказ: взорвать ту часть моста, которая примыкает к сталинградскому берегу! Начальник инженерных войск фронта был в недоумении: ведь переправа только-только построена, даже еще не начала работать, и вдруг нужно ее уничтожить!.. Однако командующий фронтом прекрасно осознавал необходимость столь жесткого решения. Ведь прорвавшиеся немцы могут захватить мост, и это очень облегчит им форсирование Волги! А кроме того, наличие такой удобной переправы на левый берег способно спровоцировать вспышку панических настроений среди обороняющих подступы к городу красноармейцев: кто-то из них может кинуться по мосту в тыл.
Чтобы обеспечить четкое выполнение своего приказа, Еременко связался с Селивановским и велел ему немедленно отправить к мосту роту чекистов из особого отдела фронта: «Никто из наших, а тем более немцев и шагу по мосту не должен ступить!» Посланные особисты взорвали несколько ближних к правому берегу понтонов, а остальные саперам удалось подтянуть к дальней от города, левобережной стороне.
Трагедия «Иосифа Сталина»
Оттеснить прорвавшиеся немецкие части от берега Волги не удалось. И вскоре здесь разыгралась настоящая трагедия.
Вечером 27 августа вверх по реке была отправлена «эскадра» из трех больших пассажирских теплоходов — «Парижская Коммуна», «Михаил Калинин» и «Иосиф Сталин». На них вывозили сотни раненых солдат и эвакуируемых мирных жителей. Первые два судна сумели проскочить через участок фарватера, обстреливаемый вышедшими к реке гитлеровцами: немецких артиллеристов удалось застать врасплох, они явно не ожидали от русских подобной «наглости».
А вот «Иосифа Сталина» ожидала печальная участь. Огромный теплоход чуть задержался с погрузкой людей и отстал от своих попутчиков. К моменту, когда судно достигло опасного участка, гитлеровцы уже опомнились и накрыли фарватер шквалом снарядов. От их разрывов «Иосиф Сталин» получил серьезные повреждения, погиб его капитан И.С.Рачков. Дальше ситуация только ухудшалась. Было получено несколько подводных пробоин, в верхних надстройках начался пожар, и наконец, снаряд взорвался в машинном отделении, выведя из строя двигатели. Экипаж гибнущего теплохода сумел направить его к песчаной косе одного из островов, расположенных ближе к занятому немцами берегу реки. Здесь «Сталин» сел на мель, а его корпус стал прикрытием для спасавшихся пассажиров и команды. Ночью под покровом темноты наши предприняли попытку их эвакуировать. К острову отправили несколько лодок под командой заместителя УНКВД по Сталинградской области майора Петракова. Из-за близости неприятеля важно было провести спасательную операцию в полной тишине. Однако произошло непредвиденное. Один из малышей, когда в темноте его неловко подхватили, чтобы передать на лодку, вдруг вскрикнул: «Мама, больно!» Этот возглас далеко разнесся по воде, и встревоженные немцы сразу начали обстреливать остров. К счастью, на тот момент уже почти всех людей успели оттуда вывезти, так что новых жертв удалось избежать. Однако общее количество погибших на «Иосифе Сталине» оказалось большим: из 1200 бывших на борту уцелели лишь около 200 человек.
Мины требуют спешки
О финальной части военной эпопеи на берегах Волги написано много. Но есть некоторые моменты, которые до сих пор оцениваются неоднозначно.
— Известно, что зимой 1943 года окруженные войска Паулюса находились в тяжелейшем состоянии, — рассказывает Александр Говоров. — Среди немцев гуляла эпидемия тифа, выкашивая ежедневно сотни солдат и офицеров. Многие тогда предлагали: давайте не будем атаковать окруженную немецкую группировку, фрицы сами сдохнут от эпидемий и морозов, а Красная Армия избежит лишних потерь. И все-таки командование решило предпринять штурм силами войск Донского фронта под командованием К.К.Рокоссовского. Был ли в этом какой-то смысл, кроме чисто пропагандистского? Ответ удалось получить от Алексея Семеновича Чуянова — 1-го секретаря Сталинградского обкома партии и члена Военного совета Сталинградского фронта, — с которым я позднее встречался и разговаривал.
Оказывается, одна из важнейших причин спешки с окончательной ликвидацией «котла» — мины.
Руины города и огромные территории вокруг него, где шли бои, были буквально нашпигованы минами и другими взрывоопасными предметами. А ведь после освобождения этой земли от оккупантов сюда должны вернуться мирные жители, здесь начнется восстановление разоренного городского и сельского хозяйства. Значит, нужно провести тщательное разминирование, иначе не избежать больших людских потерь в этих оказавшихся уже в глубоком нашем тылу местах.
Но, если не предпринимать штурма, сталинградская операция вполне могла бы затянуться до наступления весенних дней, и тогда выросшая молодая трава надежно скрыла бы все следы мин, делая эти замаскированные боеприпасы гораздо более опасными. Так что те «лишние» солдатские жизни, которыми пришлось заплатить за последний решительный натиск на окруженную группировку Паулюса, помогли избежать куда больших жертв среди мирного населения, инженерных частей...
Впрочем, даже после столь необходимой февральской победы обеспечить эффективное, без серьезных жертв разминирование территорий под Сталинградом оказалось очень непросто. Незадолго до капитуляции Паулюс приказал своим командирам инженерных частей уничтожить все схемы созданных ими минных полей: он хотел заставить советских саперов действовать наугад, надеялся добиться больших потерь с русской стороны в этой минной войне.
Однако наше командование нашло возможность хотя бы отчасти нейтрализовать паулюсовское коварство. Среди попавших в плен немецких саперов провели агитационную работу, предлагая им сотрудничать. Согласившихся на это помыли, дали теплую одежду, хорошо накормили... В итоге удалось сформировать из немцев-добровольцев подразделение разминирования, которое помогало в работах по очистке территории. Особенно активно наши пытались «достучаться до сознания» плененных офицеров из инженерных частей. Многие из этих специалистов согласились помочь и начали по памяти восстанавливать схемы минных полей, которые их подчиненные поставили во время боев. Таким образом, удалось довольно успешно справляться с немецкими «сюрпризами», спрятанными в сталинградской земле. За короткое время здесь было обезврежено около 1,5 миллиона взрывоопасных предметов.
СПРАВКА "МК"
В сражениях, которые имеют непосредственное отношение к Сталинградской битве, приняли участие с немецкой стороны более миллиона человек. При этом значительная часть неприятельских армий состояла из войск союзников гитлеровской Германии: Румынии, Италии, Венгрии... — тех, кого в рейхе предпочитали пренебрежительно называть «вспомогательными народами».
За время сражений в междуречье Волги и Дона, уничтожения сталинградского «котла» Красная Армия разгромила 3‑ю и 4‑ю румынские армии, 6‑й и 7‑й армейские румынские корпуса, 8‑ю итальянскую и 2‑ю венгерскую армии, а также несколько отдельных танковых, кавалерийских, пехотных дивизий этих союзников. В битве за Сталинград был разбит также пехотный полк из Хорватии (для него придумали устрашающее название «Дьявольская дивизия»).
По имеющимся данным, общие потери оккупантов убитыми, ранеными и пленными превысили 900 тысяч человек. При этом венгерские войска недосчитались около 120 тысяч человек, столько же потеряли итальянцы, а урон хорватских «дьяволов» составил почти 3 тысячи бойцов. Но наибольший ущерб потерпели румыны. Во многих официальных источниках фигурирует цифра 160 тысяч, но сам румынский диктатор Антонеску называл куда более впечатляющий урон: под Сталинградом его войска лишились около 300 тысяч человек
Впрочем, эти союзнические потери не слишком огорчали германское руководство. Отношение к солдатам и офицерам частей, сформированных из «вспомогательных народов», у немцев было весьма презрительное. И, судя по сохранившимся документам, причины для этого имелись.
Из докладной записки особого отдела НКВД Сталинградского фронта «О дисциплине и морально-политическом состоянии армий противника» 31 октября 1942 года: «...В итальянских, венгерских, румынских войсках дисциплина и морально-политическое состояние значительно ниже, чем в германской армии... Среди румынских солдат особенно широко распространены антивоенные настроения. Военнопленный солдат 5‑го егерского полка 1‑й румынской дивизии Морин Диакон заявил: «Солдаты потихоньку ругают Гитлера и Антонеску. Офицеры нам обещают, что после войны мы получим много земли в Трансильвании и на Украине, но мы думаем сейчас не об этой земле, а о том, как бы покушать»... Отношение немцев к своим румынским союзникам — издевательское... Селивановский».
