Отец Николай уехал в августе в короткий паломнический тур в Подмосковье и пропал. А потом как снег на голову свалилось известие о том, что он арестован в Витебске при попытке вывезти из страны двух дам легкого поведения. Все полагали, что это недоразумение. Но приговор с пятью годами лишения свободы вернул к реальности. Как батюшка попал в жернова белорусского правосудия и что вообще стоит за этой странной историей, выяснял корреспондент «МК», отправившийся на родину священника.
Морозовка — так в народе зовут старинный поселок на живописном берегу Ладожского озера — нечасто мелькает в новостных сводках. Здесь даже нет отделения полиции, зато есть старенькая пристань с лучшим видом на крепость Орешек и небольшая церковь, построенная на мощном фундаменте разрушенного в советское время крупного храма. Здесь и служил с 90-х годов Николай Киреев — сам морозовский, образованный семейный человек, добрый до кротости и безотказный, подчас себе во вред.
В облике морозовского храма святых Петра и Павла нет ничего фешенебельного, никакой византийской роскоши. Небольшая, местами неказистая постройка, вокруг протоптана дорожка, по которой гуляют с колясками местные жительницы, уютный зал с прицельно стоящими у батарей лавочками, веселые нежно-желтые стены. Воскресная служба идет с утра, людей приходит много, полный храм. Здесь и молодые семьи с детьми, и взрослые люди из Петербурга, которые приезжают в приход за особым духом. Все дружны еще с тех пор, как шесть лет назад «скидывались» на расширение зала церкви. Раньше он был совсем маленький, настолько, что люди падали в обморок от духоты. Пока шли работы, настоятель упорно продолжал служить — в армейской палатке, даже в осенние холода. Тогда-то и сплотился костяк нынешнего дружного прихода.
И весь этот дружный приход, вся Морозовка долго не верила, что отца Николая на 5,5 года отправили в белорусскую тюрьму по столь крамольной статье. Хотя бы потому, что он здесь жил у всех на виду, и если бы у священника была «двойная жизнь», да еще и интим-салон в Морозовке, местные об этом бы точно знали. Но нет, в поселке Николая Киреева называли не иначе как «священник с добрыми глазами».
«Я с ним не особенно часто общалась, — делится мнением по резонансному делу местная жительница у храма, пока я жду окончания службы. — Он человек очень скромный, мне кажется, он и женщин-то побаивался. Подойдешь, спросишь что-нибудь, а он и глаза в пол опускает. Очень простой человек, мне кажется, тут ситуация из серии «нашли дурачка».
В церкви мы встречаемся с Еленой Киреевой — женой отца Николая. Здесь ей рады. Не только в храме, но и в поликлинике, и на работе — все спрашивают, нет ли новостей о батюшке. Пока она и сама не знает, чего ждать, а от мужа получает лишь редкие письма.
«Паломнический тур»
«Я отправляла его в паломничество, — рассказывает супруга. — Он взял с собой священнический крест, подрясник. Человек верующий, зная, что он едет на какое-то плохое дело, наверное, не стал бы брать все эти вещи. Как я потом узнала, его остановили какие-то люди, пытались запугивать. Я хотела выяснить, что это за люди, но наши следственные органы мне пока никаких ответов не дали».
Здесь важно сделать небольшую ремарку. «МК» связался с близким другом отца Николая Романом, который знает его с подросткового возраста, когда-то они мальчишками познакомились в церкви. Роман знал, что в церковь к отцу Николаю ходил некий петербуржец, назвавшийся Сергеем, у которого был, судя по всему, строительный бизнес — в Морозовке на него работала бригада мигрантов. Сам он жил в Петербурге. В какой-то момент этот «Сергей» стал просить батюшку съездить в Белоруссию, помочь перевезти оттуда наркозависимых родственниц его жены. Отцу Николаю эта идея не нравилась — он обычно никуда не ездил отдельно от семьи, к тому же просьба вывезти чужих родственников звучала странно.
Незадолго до того, как отца Николая пригласили съездить с паломниками в Подмосковье, вся семья вернулась с отдыха в Зеленогорске, где проводила отпуск. Поэтому Елена Киреева впервые решилась отправить мужа в поездку одного, а сама провести дома еще пару дней отпуска перед выходом на работу. Уже потом, на свидании в Витебске, священник рассказал, что странности начались еще в Морозовке — перед тем, как он сел в автобус до города, подходили и просили куда-то поехать незнакомые люди. Они же следили за ним в Петербурге (где предполагался старт паломнического тура). В городе батюшка должен был внести ежемесячную плату за кредит в терминале. До банковского терминала он дошел, а дальше, по его словам, ничего не помнит. Ни как оказался в Белоруссии, ни как давал какие-то «показания» белорусским следователям.
«Он должен был вернуться 4 августа, — восстанавливает Елена августовские события. — Утром около десяти он должен был быть дома. Когда он не приехал, я стала волноваться, ведь раньше он никуда один не ездил. Я стала звонить, сначала были безответные гудки, потом телефон выключился, потом снова гудки. Я позвонила сестре, описала ситуацию, мы взяли такси и поехали в полицию. У нас в Морозовке отделения нет, оно одно на несколько поселков в Свердлове. Минут сорок мы ехали, а потом два часа пытались уговорить сотрудника взять заявление о пропаже человека. Он говорит: «Трое суток не прошло, мало ли, он вернется».
В итоге они приняли заявление, обещали вечером приехать в Морозовку. А вечером Елене позвонил некий человек, представившийся следователем из Витебска. Сказал, что муж просил ей позвонить. «А раньше, как только его арестовали, мне не звонили, хотя он просил. Позвонили только после заявления, и уже это мне кажется очень странным. Я сначала не поверила. Представляете себе такое: звонят и говорят, что он обвиняется в сутенерстве. У нас ведь бывает, что мошенники звонят и говорят, что человек попал в беду, потом деньги вымогают. Честно говоря, даже когда наша полиция подтвердила, я недели две не верила, что он в Витебске. Обзванивала службы Москвы и Подмосковья, думала, что-то случилось в дороге. Не верила даже адвокату, потому что невозможно двадцать лет знать человека, быть с ним бок о бок и чего-то такого о нем не знать!»
«С удивлением увидел надпись, что это Витебск»
Позже, когда Елена встретилась с отцом Николаем в белорусском СИЗО, он ей рассказал, что люди, которые буквально похитили его, сказали: «Ты будешь делать, что мы скажем, и поедешь, куда мы скажем». Они явно раньше следили за ним, знали его семью и даже распорядок дня. «Эти люди знали, когда и где я хожу на работу, а наш сын — из школы, — рассказывает мне Елена. — Сын у нас инвалид по зрению, поэтому мы стараемся его в школу приводить и забирать сами. Но иногда так получается, что ни у кого времени нет, он идет один. И вот эти люди стали говорить Николаю: «Мы знаем, где твой очкарик в школу ходит. Если не согласишься, мы его на капоте прокатим». Но он отказывался делать, что они говорят. А потом вообще не помнит, что было. Говорит: «Я, когда вышел из автобуса, с удивлением увидел надпись, что это Витебск».
Дальше начинается мистика. В изоляторе отец Николай обнаружил на предплечье след от инъекции — укол и небольшой синяк вокруг. Более того, у него отнималась одна сторона — правая рука и нога, из чего супруга сделала вывод, что мужу определенно вкололи что-то, вызвавшее проблемы с давлением и памятью. По последним данным, отец Николай и сейчас нездоров. «Когда я приехала к нему на свидание, то сначала вообще не узнала, — продолжает матушка. — Похудел страшно, его обрили. За два месяца изменился до неузнаваемости. Он мне сказал, что, когда его заставляли подписывать какие-то документы, говорили: «Мы тебя так ославим в прессе, что ты выйдешь и повесишься на собственном ремне на первом же суку, от тебя все откажутся». Представляете? Он разговаривал со мной и плакал. Познакомилась там с женщиной, муж которой в одной камере с моим. Она мне: «А, это у вас муж священник? Значит, я ему джинсы подарила». Я спрашиваю: «Зачем, у него же были брюки?» А она ответила, что его в изолятор привезли в таком состоянии, что брюки были испорчены. Это что такое с человеком надо делать, как эти показания выбивать, что он до такого дошел? Сокамерники говорят, он был не в себе, плакал, читал лекции по истории (отец Николай окончил исторический факультет Университета им. Герцена). То есть его вообще до невменяемого состояния довели. Понимаете?»
К слову, встретиться жене с мужем разрешили, только когда дело передали в суд. А когда дошло до суда, то его зачем-то сделали закрытым, журналистов туда не пускали и даже не дали семье посмотреть на решение суда. Кроме того, письма из Морозовки в Витебск идут около недели, а обратно — почти месяц, то есть нормальной связи с отцом Николаем у семьи нет.
«Он не мог переписываться с «девочками» в престольный праздник!»
Злые языки говорят, что несколько лет назад у батюшки случился «рост благосостояния»: семья, например, начала строить дом. Как это часто бывает в небольших поселках, в Морозовке обращали внимание на семейные успехи, притом что отец Николай по-прежнему служил в церкви, а его жена работала в детском саду. Но ни с какими мифическими «интим-салонами» стройка дома не связана. Близкие люди рассказывают, что несколько лет назад отец Николай получил в наследство от бабушки квартиру в Купчине (спальный район на юге Петербурга. — Прим. А.С.), затем продал ее и на вырученные деньги купил участок земли в родном поселке, залил фундамент дома. Затем семье пришлось взять три кредита, которые Елена сейчас, работая в две смены, продолжает выплачивать в одиночку.
Но вернемся в настоящее. Как только семья стала поднимать шум в прессе, витебский адвокат, работавший тогда с делом, пригрозил, что в случае огласки «дело станет железобетонным». После такой угрозы жители Морозовки сообща наняли другого адвоката, из Минска. Впрочем, доказательная база у следователей сомнительная. Например, утверждается, что отец Николай в определенные дни и установленное время переписывался с «девочками» в соцсетях. «Но он не мог в этот момент ни с кем переписываться, это даты престольных праздников, отец Николай весь день находился в храме, служил на виду у людей!» Выписка из церковных книг о том, что отец Николай находился на богослужении, где его все видели в тот момент, когда он якобы общался с «девочками», на ход дела никак не повлияла.
Земляки от отца Николая не отказались. Ему пересылают записки со словами поддержки, каждый вечер порядка ста человек в поселке по договоренности одновременно молятся за батюшку и его возвращение. Даже местная власть консолидировалась и отправила письмо-ходатайство на имя президента Лукашенко с просьбой помиловать отца Николая. «Мы написали, что знаем отца Николая давно и только с самой лучшей стороны, что он отзывчивый, добрый человек, — рассказывает глава МО «Морозовское городское поселение» Екатерина Ермакова. — Нам кажется, это какая-то чудовищная провокация. Мы от имени совета депутатов попросили президента Белоруссии проявить милосердие. Ходатайство мы отправили в ноябре, ответа пока не было. Но, возможно, мы сможем как-то помочь отцу Николаю».
Сейчас надеяться можно только на экстрадицию в Россию. Учитывая, что сам факт «сутенерства» так и не был зафиксирован, а все дело состоит в «попытке совершения противозаконного действия», по российским законам отца Николая не за что сажать в тюрьму. Впрочем, до суда семья тоже думала, что удастся «откупиться» — выплатить штраф. Белорусским заключенным часто предлагают такую опцию, но штрафы в республике большие, часто у человека нет таких денег, и приходится идти в тюрьму. Всей Морозовкой прихожане собрали необходимую сумму, но суд не дал альтернативы.
Казалось бы, ситуация вопиющая, надо писать во все инстанции. «Вы писали патриарху, президенту?» — спрашиваю я. «Конечно! — отвечает Елена. — Писала Лукашенко, но мне прислали отписку: сказано, что такие обращения отец Николай должен писать сам. Писала патриарху, и именно церковь помогла выйти на российского консула. Писала Владимиру Путину, и это письмо «спустили» в Генпрокуратуру. Тогда наша Генпрокуратура написала обращение прокуратуре Белоруссии с просьбой не назначать отцу Николаю наказание, связанное с лишением свободы. Ему там, в изоляторе, это письмо показали, но на руки не дали, унесли. И посадили на пять с половиной лет!»
— Неужели нельзя нанять российского адвоката, который не будет связан с белорусскими органами?
— Нет, адвоката можно только белорусского. Они объясняют это тем, что между нашими странами якобы нет соответствующего договора.
«Иногда кто-то пытается такими чудаками воспользоваться»
Прихожане и жители Морозовки склонны думать, что произошла некрасивая «подстава». «Очень плохо пахнет это дело, — комментирует историю настоятель храма Петра и Павла протоиерей Сергий Кухарев. — Вы смотрели видео «задержания»? Эти люди не представились, не назвали себя. Я в такой ситуации защищался бы, я в армии служил. К тому же его обвиняют в том, что он якобы «организатор». Вы меня простите, но отец Николай никогда не был организатором чего-либо, он скорее исполнитель».
«Мы с отцом Николаем десять лет отслужили, — продолжает отец Сергий. — Он человек добрый, ровный, всегда домой спешил. Многие прихожане поэтому ходили именно к нему. Иногда слышишь разговор: «Исповедуюсь у отца Николая, он добрый». То, что с ним произошло, — я считаю, он просто оказался не там и не в то время. Знаете ведь, как у нас бывает: закон — что дышло… Нам всем очень жаль, что так получилось. Он и голоса никогда не повышал, не спорил. Очень кроткий человек. Иногда, бывает, я ему что-нибудь такое скажу по-начальственному, а он только голову наклонит и молчит. И мне самому как-то совестно становится. Такие люди, чудаки, конечно, украшают нашу жизнь. Но иногда, очевидно, кто-то пытается этими чудаками воспользоваться».
«Я прихожанка, отца Николая знаю не первый год, — делится эмоциями жительница Морозовки Ирина. — Это редкий человек, настолько незапятнанного человека в Морозовке больше просто нет. Здесь же всех видно, кто чем дышит. Он столько раз нам помогал. У нас есть люди больные, неходячие, брошенные. Он ехал к ним после службы, уже уставший, хотя у самого семья и дети дома ждут. То, что с ним произошло, — это чистой воды подстава, просто тридцать седьмой год».
«Отца Николая я знаю очень хорошо, — рассказывает Виктор Уваров. — Исповедовался ему часто. Светлый человек, всегда очень полезные советы давал. Во всю ту ересь, что о нем там говорят, я не верю, да и весь мой круг общения не верит ни в коем разе. Отец Николай честный, добрый, всегда наставлял. Если я оступался — он говорил: «Виктор, это неправильно».
«Когда я еще не ходила в церковь, был неприятный случай в жизни, — вспоминает певчая храма Елена. — Я была растеряна, напугана, состояние такое было крайнее. Я зашла в церковь, причем я даже не в юбке была, просто зашла, потому что на душе тяжело было. И как раз отец Николай был в храме. Я растерялась, боялась заходить, думала, мне сейчас скажут, что я не по форме одета. А он сказал: вы проходите, это не главное, важно, что вы в церковь пришли. Он меня выслушал, дал совет. И мне так легко на душе стало. К нему всегда можно было обратиться, он чувствовал людей, поддерживал, не отпускал без благословения».
На фоне отличного вида на крепость Орешек отец с дочерью запускают воздушного змея, и это самое яркое пятно между темно-серой водой и светло-серым небом. «Я сам в Шлиссельбурге живу, но сюда езжу на службы, — говорит Денис. — Не верю, конечно, что это все так, какая-то провокация. Кому это все нужно?» Мы обсуждаем «палочную систему», потом погоду, потом красивый вид на Орешек. И еще — что же можно сделать в такой ситуации, когда человек обвинен незнамо в чем в соседней стране. И даже непонятно, как ему можно помочь.
