Ответ на первый вопрос: надо усилить охрану школ и чтобы в каждой были психологи. Ответ на второй: показывать надо, замалчивать преступно. Оба ответа глупы до безобразия.
Охрана. Банальная истина: охрана разная бывает. В охране президента суперэлита, в охране миллиардеров тоже отборные и крутые, в магазинах и поликлиниках — плохонькие, а в школах — вовсе никудышные, вялые, невыспавшиеся, бестолковые — для них это не работа, а подработка. (Недавно в московском метро в дополнение к полицейским появились охранники, на спине у них большими буквами написано «БЕЗОПАСНОСТЬ». Кто-нибудь верит в эту надпись?)
Отличная охрана стоит дорого, школе она не по карману. Плохая охрана стоит дёшево, а толку от неё чуть. Мы не знаем ни одного случая, когда школьная охрана предотвратила бы стрельбу или резню.
В сентябре прошлого года в подмосковной Ивантеевке подросток ударил учительницу по голове топором, потом начал стрельбу. В 2014 году десятиклассник пришёл в школу с карабином и винтовкой, застрелил учителя географии, убил сотрудника охраны и тяжело ранил патрульного. На Дальнем Востоке… Это теперь происходит по всей стране.
Велено усилить охрану. А денег на хорошую дорогую охрану школам кто-нибудь даст? Нет. Значит, «усиление» будет формальностью, показухой для отчёта: смотрите, мы приняли меры.
Психологи. Нашим школам срочно нужны тысячи психологов. Когда они появятся и где их взять?
В первой части материала «Кровавое безумие» ("МК", 22.01.2018) два опытнейших специалиста, доктора психологических наук Александр Тхостов и Виктор Гульдан обрисовали ситуацию. По их компетентному мнению, только 10% школьных психологов имеют удовлетворительную квалификацию, 60% ни то ни сё, а 30% безнадёжно плохи и причиняют детям непоправимый вред.
Что же делать? Немедленно выдать кому попало десятки тысяч дипломов и влить в школы эту армию вредителей? Разумнее было бы проэкзаменовать уже имеющихся школьных психологов и убрать тысячи профнепригодных шарлатанов. Уменьшить причиняемый ими вред можно гораздо быстрее и легче, чем обучить высококлассных психологов (на это нужно несколько лет).
Идеал, к которому мчится безумное общество, выглядит, видимо, так: охранник у каждого ребёнка плюс психолог у каждого ребёнка плюс психолог у охранника плюс психолог у психолога.
За последнюю четверть века число охранников в России выросло неимоверно; может быть, в тысячу раз. Увеличилась ли наша безопасность?
50 лет назад в вестибюле школы сидела безоружная бабушка. Теперь там вооружённая охрана, турникеты, на окнах первого этажа стальные решётки (приказано было поставить после какого-то нападения). Случись теперь пожар — дети не смогут прыгать из окон, у турникетов возникнет адская давка… Это безопасность?
✭✭✭
Надо ли показывать по телевизору? Ужасные случаи разные бывают. Гибель детей в школе от рук подростка с топором. Гибель детей в автобусе из-за вылетевшего на встречку грузовика. Гибель детей в самолёте из-за ошибки диспетчера…
Что общего у этих случаев? Ответ: это новость. Любимая, желанная, прекрасная новость. СМИ немедленно начинают сообщать, уточнять число жертв (ведь некоторые жертвы умирают не сразу, а потом, в больнице), версии, подробности, интервью с очевидцами, с несчастными родственниками…
По телевизору новость покажут в каждом выпуске, по радио будут повторять каждые полчаса, будут повторять и на следующий день. Хотя через час это уже не новость, а спустя сутки — тем более.
«Люди должны знать», — говорят некоторые журналисты и, возможно, кажутся себе борцами за свободу слова.
Простите, люди должны знать или люди должны выучить это наизусть? Зачем повтор в сотый раз?
Второй вопрос: имеет ли новость влияние на жизнь страны? Какой-то водитель потерял управление, вылетел на тротуар, погибли люди… И что? Узнав об этом, вы измените что-либо в своём поведении?
В перечисленных выше ужасных случаях (школьная резня, сгоревший автобус, рухнувший самолёт) есть огромная разница. Она в том, как новость влияет и на кого.
Если рассказано и показано, как автобус въехал в подземный переход, то можно быть уверенным, что водители автобусов не начнут подражать коллеге. А вот если подросток с топором ворвался в класс… Если потом показывают задержанного, показывают допрос… Это ведь минута славы.
Когда по ТВ показывают ужасное, то отнюдь не для всех оно ужасное. Взрослые, конечно, разные, но (ужаснулись они или нет) вряд ли они станут подражать: вооружатся и пойдут в школы.
Для подростков — иначе. Они не испытывают такого сочувствия, как мало-мальски нормальные взрослые, не чувствуют чужой боли. Они видят минуту славы. Возникает зависть и желание подражать. А заодно и мысль: именно так надо отомстить за все обиды (а обиды есть у всех).
Требование, чтобы ТВ обязательно показывало, в числе прочих ярко выразил обозреватель «Эха Москвы» Антон Орех. Он написал: «…Совершенно точно нельзя молчать! Хотя бы для того, чтобы миллионы учителей и родителей знали, что сейчас в стране происходит и к чему они теперь должны быть готовы. <…> Именно сейчас телевидение ведёт себя как преступная организация <…> Телевидение становится соучастником поножовщины и своим молчанием способствует будущим нападениям». (Полный текст на сайте «Эха».)
Это очень спорные утверждения. «ТВ — соучастник»? Может быть, и да. Но разве дело в молчании? Гораздо чаще и убедительнее звучат обвинения в том, что ТВ нагнетает агрессию в обществе, что ежедневный показ сцен насилия, скандалов, убийств ухудшает ситуацию в стране.
«ТВ должно показывать, чтобы граждане знали, что происходит и к чему они должны быть готовы». Готовы? Это очень странная мысль.
ТВ показывало, как автобус въехал в подземный переход. И что? Вы стали готовы? Вы перестали ходить по переходам и ездить на автобусах? Что вам дала эта «информация», повторенная и показанная тысячу раз? Ровно ничего.
Каждый день выпуски новостей начинаются со смертей: автобус попал под поезд, иномарка вылетела на тротуар и врезалась в людей на остановке, число раненых, число погибших, сколько в реанимации, сколько в коме… Что вам даёт эта ежедневная информация? Вы перестали ездить на работу? Перестали отправлять детей в школу? Перестали летать на самолётах, услышав информацию об очередной авиакатастрофе?
Признайтесь хоть сами себе: эти знания, эта информация не даёт ничего. В том числе она никого не спасает. Вся её цель: чтобы вы включили телевизор или радио, ибо чем вас больше — тем выше цена рекламной минуты. И рассказ про автокатастрофу, школьную резню, ужасную жену ужасного Джигарханяна — не даёт вам ничего. Вы не меняете своего поведения, не становитесь умнее, богаче, здоровее, не запираете в домашний сейф кухонные ножи и топорики, не обыскиваете подростков перед входом в школу. Вы просто мясо, которое должно смотреть и слушать, чтобы потом что-нибудь купить, о чём вам сказали-показали в рекламной паузе. (Реклама есть и в газете, но в газете вы можете её не читать, а от радио- и ТВ-рекламы деться некуда. Если смотришь — получишь.)
Доктора психологических наук Гульдан и Тхостов в один голос утверждают: многократные показы резни, серийных убийц, рассказы про людоедство, педофилов и т.п. приводят:
во-первых, к банализации зла (банальное — это обычное, привычное; всё нормально, значит, могу и я);
во-вторых, дают образцы поведения — особенно детям и подросткам, склонным к подражанию.
Сообщения о катастрофах, резне и пр. пользы не дают. Зато дают тревожность. Внутренний (даже не осознаваемый) страх — и вы прижимаетесь к отцу-защитнику, который каждый день побеждает Америку, террористов, целует тигра, ныряет в прорубь — бесстрашный могучий спаситель от всего.
Информация? Или пропаганда товаров и политики? Отвлекитесь от убийств и катастроф, вспомните толстого пьяного Депардье. Ему дарили квартиры в городах России, целовали эту старую ж…, как молодую Бриджит Бардо. Где он, получивший российское гражданство из рук национального лидера? Где он? Жив ли? Что вам дала та ежедневная, ежечасная информация о похождениях Жёпардье? Она просто занимала ваш мозг такой же жвачкой, как та, что так же бессмысленно занимает рот. Умнее не станешь, сыт не будешь.
