Мы не знаем, как правильно определить действия взрослых: властей, учителей, родителей. То ли они искренне не понимают, что происходит, то ли притворяются непонимающими. Ведь проще всего ужасаться, делать большие глаза, отдавать немедленные бессмысленные распоряжения.
Для взрослых, особенно для начальников, важнее всего «принять срочные меры», чтобы отчитаться, показать рвение, пока высокая комиссия летит из Москвы, чтобы, прилетев на место трагедии, делать то же самое: отдавать бессмысленные распоряжения.
Ещё кровь не замыли в школьном коридоре, а руководство Улан-Удэ уже приказало: первое — усилить охрану школ; второе — в каждой школе должен быть психолог.
И по всей России пошли из Москвы те же самые команды: усилить охрану и обеспечить психологами те школы, где их пока нет.
Эта показная забота не решит проблем и вряд ли кого-то спасёт.
★★★
Мои собеседники — высокие специалисты в своём деле:
заведующий кафедрой нейро- и патопсихологии МГУ им. Ломоносова, профессор, доктор психологических наук Александр Тхостов;
заведующий судебно-психологической лабораторией Московского областного центра судебно-психиатрической экспертизы, доктор психологических наук Виктор Гульдан.
А.М. Что даст усиление охраны?
ГУЛЬДАН. Реальное усиление охраны не остановит подростков-убийц. Просто они перенесут свои действия за пределы школы, за забор.
А.М. Что значит «реальное усиление»? Прозвон рамкой металлоискателя? Но ключи, телефон, нож звенят одинаково. Керамический нож не звенит вообще. Обыск каждого?
ГУЛЬДАН. Невозможно. В больших школах учатся сотни детей. Вообразите невероятную толпу у входа за пять минут до звонка. Сколько это займёт времени? Сколько дети будут стоять на морозе?
ТХОСТОВ. Вообще-то директор и учителя знают, кто из учеников опасен. Случается, что девочки не уступают в жестокости мальчикам. Среди младшеклассников, кажется, поножовщины не бывает никогда. Можно их не обыскивать.
А.М. Если старший попросит младшего пронести что-нибудь режущее, вряд ли младший сможет отказаться. Давайте про вашу епархию — про немедленное обеспечение всех школ психологами. Где их взять и какова будет их квалификация? Причинят они пользу или вред?
ТХОСТОВ. У нас всегда спохватываются, когда что-то происходит. У нас всегда одно желание: всё сделать за 24 часа. Психологи в школах, безусловно, необходимы. И везде в мире они есть. Но за два дня они не появятся. Ни завтра, ни через год, ни через два. Если у государства есть на это реальные планы, нужна долгая работа, а не сиюминутная кампанейщина. Нужны тысячи психологов, а их нет и взять негде. Формально выпускают много, но какого качества? Кто их учит?
ГУЛЬДАН. В Москве есть хорошие факультеты, но в целом по стране… В 1970-е годы советские вузы выпускали 150 психологов в год. Сейчас ежегодно диплом психолога получают тысячи людей. И чем хуже вуз, тем больше вероятность, что в нём есть факультет психологии.
А.М. Как бы вы определили число относительно хороших психологов?
ГУЛЬДАН. На наш взгляд, профессионально пригодных — 10 процентов. Полностью непригодных — 30 процентов. Остальные 60% в лучшем случае безвредны. Плохой психолог — не безвреден, он не пустое место. Плохой психолог калечит и детей, и родителей (если они к нему придут).
ТХОСТОВ. Кроме того, нигде в мире диплом психолога недостаточен для работы, в том числе — в школе. Такой диплом всего лишь даёт право сдать экзамен на лицензию. Очень сложный экзамен. И только тот, кто сдал его, допускается к работе с детьми.
ГУЛЬДАН. В 1990-е в России Министерство образования решило, что в школе должны быть психологи. Где ж их было взять?
ТХОСТОВ. Их сделали из учителей. Это была огромная ошибка. Послали обычных учителей на переподготовку. Девять месяцев — и они стали психологами. И работают до сих пор. А результат мы видим.
ГУЛЬДАН. На школу в тысячу учеников одного психолога мало. Нужен психолог в младшие классы и другой — в старшие. Потому что дети в 7–8 лет и дети в 14–15 — это огромная разница, это совершенно разные проблемы, требующие разной компетенции, других знаний и навыков. Сейчас психолог в каком-то смысле «сопровождает» неуспешных учеников. А речь о совсем других проблемах — о конфликтах, о работе с группами риска. Вдобавок нужны психологи, которые занимаются профилактикой насилия, наркомании. Нужен не только детский психолог, но и медицинский. Нужен клинический психолог, потому что обычный не устранит проблем. То есть в каждой школе нужна психологическая служба.
ТХОСТОВ. Очередная иллюзия: если в школе появится психолог, то проблемы решатся. Это всё равно, что думать: если у нас будут хорошо работать полиция и суд, то не будет воров, насильников, убийц. Значит, речь идёт не о том, что психологи устранят все неприятности, а о том, что они помогут сдержать нарастающие тяжёлые и жестокие проблемы. Но кровавые случаи, увы, всё равно будут.
У многих взрослых, в том числе у журналистов и пр., есть странная иллюзия: они думают, будто дети — ангелы. Это ложь. Дети очень жестоки. Они более жестоки, чем взрослые, потому что дети не понимают и не соразмеряют, какие следствия возникнут от их поступков. Они очень сильно подвержены внушению, склонны безрассудно действовать в группе. Поэтому подростки всегда будут в группах риска по агрессии, по беременности, по употреблению наркотиков. Такова природа их поведения.
ГУЛЬДАН. Сейчас во всех следственных изоляторах есть психологи, которые пишут характеристики на поступивших арестантов. Это немыслимая халтура и совершенно бессмысленная трата государственных средств. Реальная психологическая служба школы должна контактировать с врачами, с полицией, с педагогами, дирекцией, с родителями, с органами соцобеспечения.
А.М. Сколько же на всё это надо психологов?
ТХОСТОВ. Психолог должен заниматься не всеми, а только проблемными детьми. Ребенка, у которого всё нормально, трогать без нужды не надо. Речь о том, чтобы выявить тех, у кого ненормально. Их пока не 100 процентов. Но уже скоро проблемных будет 50 процентов.
А.М. Вы пошутили?
ТХОСТОВ. Нет.
А.М. Почему так растёт число проблемных?
ГУЛЬДАН. Сейчас в моду входит инклюзивное обучение. Это такая гуманная идея, что все дети (какие бы проблемы у них ни были) должны учиться вместе. Прежде ребенок с умственной отсталостью, с психопатическим поведением, агрессивностью, повышенной возбудимостью, нарушением внимания обучался отдельно. А теперь генеральная линия: всех учить вместе. Это очень гуманно, но благими намерениями вымощен путь в ад. Потому что те люди, которые за это ратуют, не понимают, как в реальности работают учителя. Если в классе будет два таких проблемных ребенка и 25 обычных детей, то что будет делать учитель? Кем он должен заниматься? Либо теми, либо этими. Идея прекрасная: воспитывать в школьниках толерантность, сочувствие. Да, это мы в какой-то степени сделаем. А задача обучения будет решена? Или она уже отменена?
А.М. Выходит, и одного проблемного достаточно, чтобы учитель зациклился именно на нём.
ТХОСТОВ. Конечно. Иначе он будет непрерывно мешать. Если он тихий, учитель может его игнорировать. А если он буйный?
ГУЛЬДАН. Увеличивается число детей с раздражительностью, плохой памятью, быстрой утомляемостью и число так называемых «десоциализированных» — не способных адаптироваться в классе в силу психических отклонений. Эти дети требуют специального медико-психологического сопровождения. Поэтому в штате школы кроме обычного психолога должен быть клинический (медицинский) психолог. И у школы должны быть рычаги, которые позволяют особо сложных детей удалять.
ТХОСТОВ. Таких рычагов нет. А лечить такого ребенка или нет — решают родители. А родители бывают невежественные, равнодушные, уверенные, что всё в порядке. А в результате у бедного учителя нет инструмента, чтобы справиться с этой проблемой.
ГУЛЬДАН. И у школы такого инструмента нет, чтобы выгнать какого-то агрессивного, который каждый день лупит детей, срывает уроки. Его обязаны обучать. Но как это сделать?
ТХОСТОВ. История с резнёй, история с топором — они просто в очередной раз высветили проблему. Нельзя сказать, что психологическая служба в школах у нас плохая. Её просто нет. Вообще нет. Сперва какая-никакая была, но школа живёт на муниципальные деньги. Муниципалитеты стали экономить, убрали ставки. На какие средства школа наймёт психолога?
ГУЛЬДАН. Ещё одна опасность. Теперь в Министерстве образования появилось православное лобби. Вместо психологов они теперь будут в школу внедрять попов. Психологическая работа будет подменена ритуалами, которые, естественно, не решат проблем.
А.М. У бедных муниципальных школ нет денег на психологов. А богатые благополучные семьи? А дорогие школы, где психологи, конечно, есть, — там всё в порядке?
ТХОСТОВ. У богатых детей жуткие проблемы
А.М. Давайте об этом в следующий раз.
