Да, и во время перестройки, и в переломный 1991-й было много того, что грело мою душу, или, по определению Пятого управления КГБ — душу «антисоветчика Ципко». И прежде всего — поразительный успех моих статей в журнале «Наука и жизнь», которые расходились в конце 1988-го и в начале 1989 года многомиллионными тиражами. Там я обратил внимание на азбучные истины коммунизма, на то, что сталинский «большой террор» был всего лишь следствием воплощения в жизнь марксистского учения о необходимости «плебейской» расправы с «отжившими классами».
Укрепляло мой белый оптимизм и то, что государственным флагом новой, как тогда всем казалось, навсегда демократической России стало знамя добровольческой армии Антона Деникина. Складывалось ощущение, что мы наконец-то сумели отделить ценности российской государственности от ценностей ленинской гвардии. И самое главное, что, на мой взгляд, свидетельствовало об освобождении страны от коммунизма, так это возвращение права на историческую память, права на знание правды об Октябре, об ужасах чекистского террора, о безумных жертвах так называемых успехов социалистического строительства. Мне тогда казалось, что после того как русские прочитают запрещенные в СССР «Окаянные дни» Ивана Бунина или «Несвоевременные мысли» Максима Горького, прочитают сборник «Из глубины», дневники Зинаиды Гиппиус, Владимира Короленко, Михаила Пришвина, они никогда уже не будут смотреть на Октябрь советскими глазами.
И, сохраняя в своей душе этот радужный образ антикоммунистических перемен начала 90-х, я, как и многие представители интеллигенции, очень болезненно воспринял, по сути, реабилитацию ЧК, которая прозвучала в недавнем интервью Александра Бортникова. Все дело в том, что там нынешний руководитель ФСБ смотрит на историю своей организации глазами человека, исповедующего советские ценности и глубоко убежденного, что по-другому, без большевиков и без деятельности созданной ими ЧК, Россия не смогла бы сохраниться в ХХ веке. Скажу сразу: на самом деле в этом интервью оправдывается не столько ЧК, сколько ленинский «великий Октябрь» и стоящая за ним марксистско-ленинская идеология. И я до своего спора с Владимиром Соловьевым считал, что Александр Бортников как руководитель Службы безопасности уже якобы новой, некоммунистической России допустил политическую ошибку, настаивая на преемственности своей организации с созданной Лениным 20 декабря 1917 года ЧК. На мой взгляд, сегодня ему надо было говорить о прямо противоположном, о том, что не может быть ничего общего между ЧК, ленинским «карающим мечом революции», между организацией, которая служила делу борьбы с врагами большевизма и воплощала в жизнь марксистское учение о «революционном терроре», и нынешней Службой безопасности, которая по конституции новой России должна была бы защищать прямо противоположные ценности: несомненное право человека на жизнь, на достоинство, на свободу.
Ведь ЧК Дзержинского была создана совсем в другой стране, где, как считал вождь и архитектор Октября Лев Троцкий, главным завоеванием революции является ее право на жизнь ее граждан, право физического уничтожения врагов революции. ЧК возникла в тот момент, когда друг и соратник Владимира Ленина Григорий Зиновьев говорил, что те «десять миллионов, которым мы, большевики, не имеем, что сказать, должны быть уничтожены». Как же, с моей непросвещенной точки зрения, можно забывать о той идеологии, которая стояла за созданием ЧК, об исходной античеловеческой сути этой организации?
Честно говоря, интервью меня насторожило еще и потому, что нынешний руководитель государства Владимир Путин еще 10 лет назад в своем выступлении у Поклонного креста на Бутовском полигоне прямо осуждал ЧК и НКВД, говорил о том, что оно во имя пустых идеалов уничтожало «цвет нации», уничтожало сотни тысяч, миллионы людей, и прежде всего людей с «собственным мнением». А сегодня, как свидетельствует интервью Бортникова, мы ищем родство нынешних служб безопасности с ЧК, которая, как я сказал, занималась геноцидом против цвета нации, против образованной, мыслящей, креативной, успешной России. Борьба ЧК с саботажем — это была политика физического уничтожения не только русского чиновничества, учителей, профессоров, всех тех, для кого были чужды идеалы Ленина и Троцкого, но и борьбой с образованной Россией, с ее интеллектуальным и даже, может быть, генетическим ядром.
И Путин в своем выступлении у Поклонного креста на Бутовском полигоне был абсолютно прав, когда говорил, что источником этой национальной трагедии были не сами ЧК или НКВД, которые просто выполняли роль палача Октябрьской революции, а «пустые идеалы», засевшие в головах Ленина, Троцкого, Сталина, ленинской гвардии. Но как же можно сегодня, спустя 100 лет, когда мы, наконец, осознали, что эти идеалы были пустыми, когда от советской системы ничего не осталось, выводить живое из мертвого? Ведь даже тогда было очевидно, что есть что-то неестественное в идеалах, которые являются чуждыми для 90% населения и которые приходится воплощать в жизнь при помощи потоков крови.
Так вот, вернемся к тому, с чего я начинал эти заметки. Владимир Соловьев разрушил описанный мной выше оптимистический образ новой коммунистической России, якобы несовместимой с восславлением ЧК, тем, что на самом деле в Конституции 1993 года нет осуждения ни советской власти, ни коммунистической идеологии. Да, статья Конституции о том, что человек «является высшей ценностью», существует, но ведь из этого, как объяснял мне Соловьев, автоматически не следует, что идеалы коммунизма, которые, несомненно, исповедовал руководитель ЧК Феликс Дзержинский, сами по себе преступные. Владимир Соловьев напомнил мне о том, что я не хотел замечать: в нашей хитрой Конституции, созданной якобы либералами и демократами, существует 13-я статья, которая оправдывает коммунистические идеалы, и где говорится о том, что все идеологии равны у нас перед законом, что «идеологическое многообразие» необходимо, что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Поэтому, естественно, Александр Бортников просто как гражданин Российской Федерации имел вполне законное право дать нам советское видение истории своей организации. Правда еще состоит в том, что у нас антикоммунистическая революция произошла, но осуждения на государственном уровне очевидных преступлений советской власти, в том числе и преступлений Сталина, осуждения «большого террора» так и не было. Хитрость Конституции, созданной командой Ельцина, как раз и состоит в том, что она на самом деле не препятствует возрождению и оправданию советских ценностей и советской истории.
Чем больше разочарование в демократических реформах 1990-х, тем сильнее запрос на реабилитацию советскости. И сегодня просуществовавшая свободной два десятилетия русскость начала снова соединяться с советскостью. И я думаю, что вызвавшая протест у либеральной интеллигенции реабилитация Бортниковым ЧК, была спровоцирована не только корпоративными интересами его организации, желающей иметь «великих предков», но и настроениями подавляющего большинства населения нынешней России. Наверное, сегодня нельзя достигнуть единства власти и традиционного российского большинства без реабилитации ЧК.
И последнее. Почему в России, в отличие от всех бывших советских республик, и в особенности от бывших стран Варшавского договора, антикоммунистическая революция, захлебнулась, почему в России так и не появилось широкого морального осуждения преступлений советской власти? Наверное, дело в том, что у нас, как и до революции 1917 года, так и сейчас, не существует единой российской нации. У нас, как и до революции 1917 года, подавляющее большинство и активно мыслящее меньшинство живут в различных системах ценностей. Мы почему-то забыли, что на самом деле у нас, в отличие от стран Восточной Европы, антикоммунистическая революция была инициативой всего лишь меньшинства — активно мыслящей интеллигенции. А большинство, когда осознало, что демократические реформы ему ничего не дают, спокойно вернулось к тем привычным ценностям, которыми они жили до 1991 года.
И теперь понятно, почему мы не можем жить без самодержавия, почему мы вернулись к традициям сверхвластия. Без них мы не можем соединить наше традиционное большинство с нашим успешным и креативным меньшинством. В России так и не произошла антикоммунистическая революция, ибо у нас не было и до сих пор нет субъекта для моральной оценки своей национальной истории, для сопереживания мукам и страданиям тех же жертв ЧК — НКВД.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
