Да, в этом году теплый январь. Но зачастую в этот день бывает так холодно, что выбраться куда-то — подвиг. А не прийти нельзя. И приходится поверх элегантных нарядов натягивать все самое теплое и, чертыхаясь, бежать на какой-нибудь «бал прессы» в темноте по морозу — в шарфах и рейтузах, с красным носом и слезящимися глазами.
Суровое ремесло вытравливает в журналистах склонность к неге. Они, конечно, могут отмечать праздник и с красным носом. Но лучше все же с обычным.
В советские времена, скажем, День печати был 5 мая. Солнышко, птички, цветочки. Никаких рейтуз. Мечта, а не праздник.
Мечта, к сожалению, закончилась в 1991 году. Ровно через два дня после того, как прекратил свое существование Советский Союз.
Прекратил он его 26 декабря, а уже 28‑го Президиум Верховного Совета РСФСР принял постановление об учреждении Дня российской печати 13 января взамен майского Дня советской печати.
Сейчас вспоминаешь и думаешь: вот они жгли.
Большевики, когда захватили власть, первым делом приняли Декрет о мире и Декрет о земле. А демократы, когда захватили власть, первым делом переназначали День печати. Не было ничего важнее?
Нет, конечно, определенная логика у демократов присутствовала.
День печати 5 мая был приурочен к выходу первого номера большевистской газеты «Правда», печатного органа КПСС, которая правила страной 70 лет. Время «Правды» закончилось. Демократам хотелось забить побольше гвоздей в крышку «советского» гроба, чтоб она вдруг опять не открылась.
Перенос Дня печати рассматривался как один из гвоздей. День печати необходимо было приурочить к какому-то событию докоммунистической эры.
Историки нарыли первую попавшуюся дату — 15 января 1703 года. В этот день вышел первый номер первой российской печатной газеты, основанной указом Петра опять же Первого, со сказочным названием «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах».
Петр Первый считал газету важным средством борьбы за проведение реформ и утверждения могущества Российской империи. Он стремился насадить в России новый уклад жизни, который способствовал бы ее развитию, и копировал то, что уже хорошо работало в более развитых западных странах, — в том числе газеты.
Демократы 90‑х годов прошлого века смотрели в ту же сторону, что и Петр. Повторяли за Западом. Но сейчас-то у нашего государства другой вектор. Мы, наоборот, не хотим копировать западные страны. Мы идем своим особым путем и стараемся воссоздать особый уклад жизни с традиционными российскими ценностями. А День печати при этом увязываем с деяниями прозападного императора. Идеологически это, конечно, неправильно.
Объективно у правительства сейчас есть все основания, чтоб День печати снова переназначить, подобрав для него более подходящую «допетровскую» дату.
Можно, скажем, связать День печати с первопечатником Иваном Федоровым и первой русской типографией. Там наверняка найдется какая-то весенне-летняя дата, приятная во всех отношениях для широкого журналистского празднования.
А можно копнуть и поглубже: пошерудить берестяные грамоты. Первая берестяная грамота, кстати, была найдена 26 июля 1951 года. Почему бы не перенести День печати на 26 июля? Отличный вариант.
Времена меняются, и не стоит тупо поддерживать неудачные решения прежних правительств, принятые много лет назад в суматохе. Совершенно очевидно, что 13 января не годится для Дня российской печати ни по идейным соображениям, ни по погодным.
Работники средств массовой информации заслуживают профессионального праздника в благоприятных климатических условиях. Желаем коллегам, чтоб таким он и стал — причем в самое ближайшее время.
