«Простите, домой не приглашаю. У меня стая из семи кото-собачьих голов. Собаки большие и к гостям настороженные, — предупреждает Ксения Васильченко, когда мы списываемся в соцсети. — Если не боитесь, тогда приезжайте! Снизу позвоните по телефону — я закрою собак и потом по одной выпущу знакомиться!»
Первой вылетает Руна. Тявкает для порядка, обнюхивает и несет свои игрушки: «бросай мне!». Следом приходит Малыш — крупный, степенный пес — и ложится у ног.
С Руны все и началось четыре с половиной года назад, когда дочка Ксении из приюта для бездомных животных забрала домой это создание с врожденной травмой. Собаку подлечили, и она осталась в семье.
— А потом, чтобы избежать кризиса среднего возраста, — неожиданно говорит Ксения, красивая блондинка с фиалковыми глазами, — я продала свою часть бизнеса и уехала в Гималаи — путешествовать! Тибет, Непал, Таиланд… Давно мечтала пройти трек вокруг Аннапурны, но хватило меня на целых два месяца.
Когда она вернулась в Москву, ноги сами понесли в Кожухово — приют для бездомных животных. И в том, что в сюжете ее жизни произошел такой вираж, не было ничего удивительного. Ксения — прирожденный волонтер, из тех, кто всегда на подхвате. Когда произошло наводнение в Крымске, которое разрушило полгорода, она не раздумывая рванула туда разбирать завалы. Узнала про детский хоспис — и стала помогать деньгами, потому что поняла, что там волонтерить не сможет: сердце разорвется. Так что животные в этой цепочке добра — вполне закономерный этап.
— Начала постоянно ездить в приют, — буднично рассказывает она. — Взяла на кураторство ряд. Это 32 вольера. Около 100 собак. Приют у нас — один из самых больших в Москве. Порядка трех тысяч собак и примерно четыреста котиков. Кормим, лечим, гуляем, социализируем, пристраиваем…
Я смотрю на Ксению — интеллигентную, стильную, успешную молодую женщину — и думаю, что ведь еще сравнительно недавно лицом зоозащитного движения была замученная одинокая тетка с обветренным лицом, неухоженными руками, в старой куртке, вязаной шапке и видавших виды штанах.
Нет, тетки никуда не делись, на них очень многое держится, поэтому честь им и хвала, но сегодня в волонтеры вдруг пошли молодые, модные, успешные. Неслучайно пару лет назад в соцсетях стартовал флешмоб «Покажи миру волонтера», в котором приняли участие сотни зоозащитников, в основном девушек, не жалеющих времени и денег на помощь бездомным животным. Сегодня это модно. И куча мимимишных фоток с приютскими собаками и кошками в Инстаграме — лучшее подтверждение.
— В год из приюта пристраиваются 300–400 собак, но примерно столько же, если не больше, поступает по отлову. Это живой конвейер, — констатирует Ксения. — Лет пять-шесть назад, когда и приютов, и уличных волонтеров, и передержек было не так много, новых хозяев находили здесь. Конечно, было все: и возвраты, и побеги. Вот так пристраиваешь собаку, а потом сидишь и подсознательно ждешь звонка: «Помните, мы у вас два года назад взяли щенка, а сейчас изменилась ситуация: переезжаем и не можем взять его с собой». Последний кризис радикально ухудшил ситуацию: стало очень дорого содержать домашних животных.
Есть европейские фонды, которые помогают в пристройстве наших собак. Но когда Ксения сфотографировала своих подопечных животных и ввела их в каталог — очередь не выстроилась. Она поняла: здесь многое строится на личных контактах. Стала вывозить собак на благотворительные выставки бездомных животных, и однажды удача улыбнулась: один пес понравился финнам.
— Постепенно наладились контакты с зоозащитной организацией в Финляндии, которая берет собак только из нашего приюта, — делится Ксения. — Там все серьезно. Организация заключает договор с новыми владельцами, встречает собак и оформляет документы. Приезжает ветеринар из Хельсинки, осматривает животных. Сканируются чипы, заполняются формуляры, что собака легально ввезена. На ввоз каждого животного установлена пошлина.
Конечно, перевозить животных из Питера и ближе, и проще, чем из Москвы. А так приходится ждать, пока наберется хвостатая группа эмигрантов, чтобы арендовать специально оборудованный автобус. Транспорт не абы какой, а с евросертификатом на право перевозки животных по Европе. Попутно стараются навестить бывших приютских собак, которые уже благополучно осели на Западе.
■ ■ ■
…Любой ветеринар может рассказать не один десяток печальных историй про животных, которых владельцы приводят на усыпление. Причем не только старых и больных собак, но и вполне себе молодых, которые нуждаются в медицинской помощи, а то и вовсе здоровых, потому что деть больше некуда. В то же время есть люди, готовые принять тех, на ком поставили крест. И таких сюжетов тоже немало.
Однажды в подъезд дома, где живет волонтер Кожуховского приюта, подкинули щенка. Шов по всей спине и обездвиженность. Той же ночью Ксения повезла найденыша в ветеринарную клинику. Там собачку сразу положили в интенсивную терапию на капельницу. Сильная анемия, обезвоженность, отсутствие мышц на задних лапах. На рентгене — след неудачной операции в области таза. Переломанные кости собрать не смогли. Разрезали и зашили…
— Мы назвали девочку Бонитой. Бросили клич о помощи в социальные сети. Многие люди откликнулись на ее беду. Даже один очень популярный блогер сделал репост. В итоге собрали приличную сумму на операцию. Возили Бониту к разным хирургам. Никто не взялся. Вердикт: нельзя оперировать, пока зоны роста не закрыты. Так что оставшиеся деньги потратили на стерилизацию бездомных животных.
За всей этой историей следила однокурсница Ксении, давно живущая в Америке. А потом приняла решение: «Мы решили взять Бониту к себе!» Из Москвы в Сан-Франциско прямого рейса нет. Долго искали оказию в Лос-Анджелес, но рано или поздно находится хороший человек, готовый оформить живой груз на свой билет.
Бонита Калифорнийская быстро освоилась на новой родине и уже научила американскую собаку плохому: тырить фломастеры и хватать кур за попу.
Ксения рассказывает про Тоску, которая маленьким щенком попала в Кожуховский приют и была сильно покусана крупными собаками. Ветеринары ее выходили. В щенка влюбилась Анна Урих, в прошлом москвичка, ныне жительница Амстердама, и забрала ее с собой. Теперь Тоска, превратившаяся в статную красавицу, водит со своей хозяйкой экскурсии по городу.
Слушаю про Фрола — несчастного инвалида-спинальника с беспомощными задними лапками, которые волочились, как лыжи. Пес жил в маленьком приюте города Щелково у волонтера Лилии Савостиной. Лиля — врач, и она как никто понимала, что у Фрола почти нет шансов найти семью. Но произошло чудо, иначе не назовешь, и пес уехал в Германию. Теперь он Янис. Новая хозяйка, немка Ангела, умеет особым способом бинтовать полупарализованные лапы, и Фрол, то есть Янис, учится ходить на всех четырех. Новое имя — новая жизнь.
Другая немка по имени Анне уже 15 лет берет в свой дом старых и увечных собак из разных стран.
— Моя подруга из Германии, которая и познакомила меня с этой уникальной женщиной, как-то спросила: «Кто у вас самый несчастный? Анне готова взять!» У нас жил в приюте пес по кличке Один (ударение на первом слоге), слепой на оба глаза старик, с грыжей, ожирением, по характеру настоящий «буддист». В последнее время он вдруг социализировался, начал ходить на поводке. Понятно, что его никто не взял бы в дом. Никто, кроме Анне. Когда врач сказал, что Один может лететь на самолете, мы стали готовить его в дорогу. По правилам предельный вес четвероногого пассажира — до 50 кг, а наш старичок был на грани допуска (плюс тяжелая клетка), но, к счастью, он уложился в нормативы. В Германии все домочадцы его полюбили.
Мы рассматриваем фотографии. Вот «буддист» вальяжно развалился, а на его теплом животе устроились маленькие хозяйские собачки. Пес уже выучил немецкий, но реагирует только на слово «spazieren», то есть «гулять». Стоит только произнести заветную команду, он первый запрыгивает в машину. Хозяйка три раза в день вывозит собак на прогулку в поля. Так, наверное, и выглядит собачье счастье.
На самом деле несчастных собак в приютах — абсолютное большинство. Их мир сужен до размера вольера. И если бы не волонтеры, которые хотя бы изредка выводят животных на короткую прогулку, собаки давно бы забыли, что есть и другая жизнь, полная интересных запахов и новых впечатлений.
Приютская статистика сурова: из девяти щенков в лучшем случае выживут пятеро. Но их трудно назвать счастливчиками. За три-четыре года существования в клетке меняется психика, и шансов найти хозяина практически не остается.
Поэтому, когда Ксения от своей немецкой подружки узнала, что у Анне, которая пригрела слепого Одина, умерла старая собака и появилась возможность взять кого-то еще, она растерялась. Кого выбрать?
— Кидаю фотографии наших собак, — вспоминает Ксения. — Мне отвечают, что они недостаточно несчастные. Анне нужны те, кого никто больше не возьмет. Посылаю Мону. А вдруг? Скрестили пальцы…
■ ■ ■
Мона — общеприютская собака, такая дочь полка. В ее изломанной судьбе приняли участие многие волонтеры, но больше всех Моной занимались ее кураторы Наташа Курмелева и Катя Зубенко.
— В приют она попала щенком, — рассказывает Наташа. — Весь помет заболел чумой, выжила только Мона. С того света ее вытянула Лариса. Мы ее называем щенячьей мамой, потому что она борется за самых безнадежных. Мона не могла даже ходить. Но все постепенно наладилось. Мы сняли ее на видео, дали рекламу. У щенков все-таки больше шансов, чем у старых собак. И летом 2013-го года Мону усыновили две сердобольные женщины. Но прошло месяца полтора, как они со слезами на глазах ее вернули: так и не смогли приучить справлять дела на улице. Да еще и общественное мнение, наверное, сыграло роль. Нашлись люди, которые начали давать советы: «Зачем вам такая убогая собака? Возьмите лучше здоровую».
Мона — особенная и трепетная, как «несадовский» ребенок. Она не переносит лай и шум, тут же начинает в панику впадать. Привыкает к одному сотруднику, за ним ходит хвостом, а если появляется чужой человек, у Моны может случиться приступ. Дело в том, что после двух лет у собаки началась эпилепсия — последствия перенесенной чумы. Ветеринарный врач назначил лечение.
— Пока собака под опекой, с ней все хорошо, — говорит Наташа. — Как только начинают нерегулярно давать медикаменты, следует ухудшение. Мы старались с ней гулять, обеспечивали консервами: у нее не выросли коренные зубы, и сухой корм она есть не может. В пять лет Мона выглядела старушкой.
У собаки было несколько кураторов. Волонтеры приходят и уходят: кто-то не выдерживает нагрузки, кто-то — по семейным обстоятельствам: не каждый муж готов смириться с тем, что жена часами пропадает в приюте.
— Когда у собаки происходит эпилептический припадок, другие животные не понимают, что с ней, и реагируют по-разному: одни пытаются по-своему помочь, другие — наоборот, добить, — рассказывает волонтер Екатерина Зубенко. — Так случилось и с Моной. На нее набросились собаки в приютском хосписе, она потеряла много крови. Это произошло ночью. Около 40 процентов тела были в страшных ранах. Мы думали, она не выживет, но Мона справилась. Потом болезнь обострилась. Каждые три месяца были эпилептические припадки.
Хотя Мона контактная, добрая, очень доверчивая собака, буквально льнущая к людям, шансов на пристройство у нее, конечно, не было. Кому нужно несчастное, полуслепое существо с эпилепсией, которому два раза в день, по часам, надо давать дорогостоящие препараты?
— Иностранные фонды иногда берут старичков, но когда мне сказали, что ее выбрала немецкая семья, я не поверила, — с волнением говорит Катя. — Перед выездом я забрала ее к себе домой — помыть, причесать… Она тихонько лежала в укромном месте и благодарно «жевала» мои руки, когда я ее гладила.
Лететь самолетом Моне нельзя. Поездку в общем автобусе она бы тоже не выдержала.
— И тогда я приняла единственное возможное решение: привезти ее лично на машине, — рассказывает Ксения Васильченко. — Позвонила Лиле Савостиной. Она врач-педиатр, может и откачать, и массаж сердца сделать. Мы вышли в соцсети, чтобы собрать денег на бензин. Дорога неблизкая — больше двух тысяч километров только туда. За два дня был полный сбор. Все беспокоились и ждали сообщений о Моне.
Две эффектные блондинки с собакой успешно преодолели города и страны. Мона дремала на заднем сиденье и поглядывала по сторонам. Ни одного приступа: собака словно чувствовала, что едет домой.
Семья Анне тоже волновалась. Встречать Мону вышли в полном составе, включая слепого Одина. Эмоций было через край. На видео Мону не узнать: за неделю она помолодела, стала жизнерадостной и счастливой. Освоила пандус, который практичные немцы приспособили для собак-инвалидов, запрыгивает в машину и едет гулять в поля.
— На Западе любят русских собак, — улыбается Ксения. — Говорят, что они особенные, отличаются от других невероятной преданностью, хорошим характером, редкостной смекалкой и красотой. У кого уже есть русские собаки, берут именно наших.
…Пока мы разговариваем, на ее страничку в Фейсбуке беспрерывно приходят сообщения. Кому-то нужен «тестовый», естественно, волонтерский ребенок, который бывает в приюте, чтобы проверить, как собака, которую хочет «усыновить» семья, поведет себя с детьми. Кто-то срочно ищет машину отвезти больную собаку на МРТ. Кто-то ищет попутчика в Дюссельдорф для дворняги со сложной судьбой…
Она сетует, что в приюте не хватает рук — покормить кошек и собак, вывести на прогулку, пообщаться. Переживает, что не хватает лечебных кормов для щенят, а 80 процентов малышей, попадающих по отлову, больны. А старикам в хосписе всегда не хватает старых одеял, подушек, матрасов. И впереди — зима. Это значит, что нужно утеплять вольеры. А еще «высокий сезон» щенков — настоящий осенний щенопад. Не жизнь, а караул.
Есть такой волонтерский афоризм: «Спасение одной собаки не изменит мир…» «Но может изменить нас», — всегда добавляет Ксения.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
