«Вопреки расхожему поверью меня не нашли в кукурузе. Я действительно каждое лето после восьмого класса работала в поле, однако так делали почти все дети из Де-Калба. Нас всех собирали в семь утра, вооруженных солнцезащитным кремом и большим запасом еды. Каждый из нас был ответствен за свой участок с кукурузой в 200 рядов. Мы должны были в течение 10 часов в день обходить ряд за рядом кукурузные грядки, выполняя различную черную работу, в том числе удаляли соцветия, срезали початки и прививали стебли. В определенный момент мы даже удобряли почву мочевиной (азотное минеральное удобрение) — та еще гадость!
Это был непосильный труд под знойным солнцем, однако за лето можно было заработать почти 1000 долларов — достаточно денег, чтобы купить все необходимое к школе, новое платье и много шампуня для волос. К счастью, наш отряд состоял из одних девушек, и, борясь с жарой, мы работали почти голые: в майке, коротких шортах и с хвостиками, как у Элли Мэй Клэмпетт (героиня комедии «Деревенщина в Беверли-Хиллз», 1993 г.), покрытые грязью, потом и пыльцой. Пусть этот образ и отлично вписывается в историю о том, «как меня нашли», однако на деле все было по-другому.
…Я всегда стеснялась своей родинки («той самой родинки», как ее называют сегодня). Сестры внушили мне, что если бы родинка была на правой стороне лица, тогда бы она была красивой. Они утверждали, что любая родинка слева — просто уродство. Хуже того, в первый день обучения в старших классах я нечаянно прошла мимо компании взрослых парней. Когда я, прижавшись к стенке, старалась проскользнуть незамеченной, один из футболистов закричал: «Эй, малышка Кроуфорд, у тебя на лице шоколад!» Я пыталась сдержать слезы. Понадобились годы, чтобы я снова осмелилась пройти по той лестнице.
В детстве я неоднократно заговаривала с мамой об удалении родинки. Она каждый раз отвечала: «Если хочешь, можешь ее удалить, но ты знаешь, как смотрится твоя родинка. А как будет выглядеть шрам, никому не известно». Раньше ее совет меня успокаивал, но теперь модельный агент сказала, что я должна ее удалить!
Мы с родинкой решили не сдаваться и все-таки приняли участие в пробных съемках. Эти снимки были самыми вульгарными из всех, которые у меня когда-либо были. В одном из образов на мне было короткое красное кимоно и желтые тени, в руках я держала зонтик и белого кота. Не особо похоже на будущую американскую топ-модель. На этой съемке я познакомилась с парикмахером, который без моего ведома показал мои снимки своей подруге Мэри Андерсон. Она была агентом Stewart Talent Agency, позже ставшего Elite Model Management в Чикаго. Несмотря на ужасный макияж, Мэри что-то во мне увидела и предложила встретиться.
Моей первой оплачиваемой работой были съемки в рекламе бюстгальтеров Cross Your Heart. Фотография была опубликована в газете Chicago Tribune, и за считаные часы ею была обклеена вся моя школа.
На этот раз все прошло совсем не так, как в первом агентстве. Мэри понравилось, как я выгляжу, и она ни словом не обмолвилась о моей родинке. Она устроила пробные съемки с очень многообещающим чикагским фотографом по имени Боб Фрейм. Это были мои первые профессиональные фотосъемки. На фотографиях Боба я выглядела очень естественно и впервые разглядела в них перспективную молодую модель.
Когда я принесла снимки Мэри, она с радостью предложила мне работу. Моей первой оплачиваемой работой были съемки в рекламе бюстгальтеров Cross Your Heart. Фотография была опубликована в газете Chicago Tribune, и за считаные часы ею обклеили всю мою школу. Думаю, кто-то из учеников пытался поставить меня в неудобное положение, но какое мне было до этого дело? Я заработала 150 долларов. Работа моделью по всем параметрам была лучше каторги на кукурузных полях.
Когда я начала активно работать, вопрос о моей родинке практически никогда больше не поднимался. Несколько раз фотографы ее ретушировали, а однажды японский визажист попытался замазать ее косметикой (тот еще ужас!) — она стала выглядеть как гигантский прыщ. После того как моя фотография появилась на обложке американского Vogue, я больше никогда о ней не переживала. Если она устраивает Vogue, то и всех остальных тоже не должна волновать. Разве не иронично, что моей главной фишкой стало то, из-за чего я переживала больше всего?»
***
«Когда мы с моим агентом впервые обсуждали возможные съемки для Playboy, нашей первой реакцией было: «Ни за что». Звонок из Playboy в 1988 году стал для меня полной неожиданностью. Моя модельная карьера удивительным образом закрутилась. Я летала по всему свету, работая с самыми знаменитыми журналами, фотографами и дизайнерами. Когда мы с моим агентом впервые обсуждали возможные съемки для Playboy, нашей первой реакцией было: «Ни за что». Для меня это был большой риск. Модели Playboy практически никогда не попадали в мир высокой моды.
Причин для отказа было миллион, но самая главная заключалась в том, какой за всем этим скрывался подтекст. Playboy носил клеймо T&A (сиськи и задница) — он рисовал женщин в роли объекта, привлекая внимание определенного рода. Я боялась, что фешн-индустрия перестанет воспринимать меня всерьез. Лишат ли меня съемки для Playboy возможности заполучить столь желанные контракты с косметическими фирмами?
И самое главное — как я расскажу об этом родителям? Мой папа и без того считал, что модель — это лишь эвфемизм к слову «проститутка». Как бы то ни было, в этой возможности было что-то притягательное и манящее. Когда я была маленькой, девушка с разворота Playboy была олицетворением мечты каждого парня. Я не могла избавиться от желания попробовать придать съемкам для Playboy совершенно иной смысл, превратив их в то, чем можно было бы гордиться. Вместе с агентом мы решили подробней разузнать про это предложение. В конечном счете меня подкупило то, что в роли фотографа должен был выступать Герб Ритц.
Хотя я и позировала ему до этого всего лишь несколько раз, мне нравились его работы и то, как выглядели женщины на его фотографиях. Мы поговорили с Гербом по телефону, составили план действий и решили, что вместо того, чтобы потребовать у Playboy астрономическую сумму денег, я снимусь за номинальную плату. В обмен на это журнал должен был предоставить нам полную свободу для творчества.
Герб принял решение совместить съемки для Playboy с другими съемками, которые были у нас запланированы для французского Vogue. Мы заранее обговорили, что мне некомфортно сниматься полностью обнаженной спереди, так что снимки, которые мы сделали для Playboy, на самом деле не особо отличались от фотографий для французского Vogue. Я ни разу не испытала ни малейшего дискомфорта и не почувствовала себя объектом.
Через несколько недель после нашего возвращения Герб предложил мне прийти к нему домой, чтобы посмотреть обработанные им снимки. Он разложил фотографии на полу в своем рабочем кабинете, и так получилось, что его друг и частый гость Ричард Гир также присутствовал при этом. Одно дело рассматривать свои обнаженные фотографии, а другое — делать это в присутствии абсолютно незнакомого человека, который к тому же является одной из самых известных в мире звезд кино. Я так разволновалась, что мне с трудом удавалось сосредоточиться. Эта была наша первая встреча с Ричардом, а потому я нервничала и смущалась. Вместе с тем, как бы неловко мне ни было, фотографии, что мы сделали для Playboy, пришлись мне по вкусу. Если бы эти снимки предназначались для любого другого журнала, никто бы не стал сомневаться ни секунды. Как результат, эта фотосессия открыла для меня совершенно новую аудиторию.
Модные журналы рассчитаны на женщин. Именно возможность достучаться до мужской аудитории в значительной степени способствовала развитию моей карьеры. После моего появления в Playboy мне начали звонить с MTV, и это открыло передо мной множество других возможностей за пределами мира моды. Забавно, что и по сей день на моих автограф-сессиях первыми в очереди непременно стоят три парня с тем самым номером Playboy двадцатилетней давности.
Когда через 10 лет ко мне снова обратились из Playboy с предложением сняться, я также согласилась с условием, что на этот раз буду еще тщательней контролировать весь процесс. Конечно же, в роли фотографа никого, кроме как Герба Ритца, я и представить не могла, и последнее слово по утверждению фотографий и макета снова было за мной. Только на этот раз я хотела получить за это еще и кругленькое вознаграждение!
Перед съемками мы с Гербом собрались, чтобы обсудить план работы. Мы сошлись на том, что раз тогда снимки были черно-белыми, то теперь нужно снимать главным образом в цвете. Кроме того, мы сошлись на том, что нужно пойти немного дальше, так как к тому моменту мне уже довелось немало поработать с Гербом, и мне было с ним очень комфортно. Кроме того, тот факт, что Герб был геем, полностью исключал малейшее сексуальное напряжение на площадке. Для Герба в фотографии всегда на первом месте была форма.
В 32 года моя фигура была уже не та, что в 22. Я стала заметно мускулистей и стройнее. Кроме того, я по-новому воспринимала собственное тело: испытывала меньше стеснения и в большей степени ощущала себя зрелой женщиной. Получившиеся фотографии пропитаны силой и энергией, которых я не вижу, когда смотрю на снимки из первой фотосессии для Playboy. На этот раз фотографии были — к великому огорчению Рэнди — куда более откровенными. Тем не менее они мне нравятся не меньше, чем моя первая фотосессия.
Playboy предложил мне сняться в третий раз, когда мне уже было под 40. Хорошенько подумав, я решила отказаться. Честно признаться, соблазн был велик. Я ответила отказом из уважения к Рэнди, а также к нашему сыну Пресли. Мне не хотелось давать ему повода для смущения, ведь его друзья-четвероклассники запросто могли наткнуться на обнаженные фотографии его мамы. Я не могу (да и не хотела бы) изменить прошлое, однако была готова признать, что теперь семья стала неотъемлемой частью моей жизни, и снимки для Playboy больше не вписывались в мое настоящее».
