Пятница, вечер, 9 ноября 1917 года.
Угрожающая политическая ситуация вкупе со значительными вражескими достижениями — эти два фактора указывают на начинающиеся серьезные беспорядки. Весь иностранный консульский корпус был собран сегодня на совещание у американского консула Соммерса. Принято решение действовать совместно в исключительных случаях, а в остальном — наблюдать и ожидать.
Пока еще невозможно предугадать, к кому предпочтительнее будет обратиться — к большевикам или правительственным войскам. Ближе к вечеру у меня был собран комитет (комитет появился 6 ноября для выработки правовых актов для шведского союза в Москве). Незадолго до окончания собрания, в 22.30, было слышно несколько выстрелов, раздавшихся с ближайших улиц. Люди в панике мчались мимо наших окон.
Суббота, 10 ноября.
Стрельба продолжалась всю ночь. От персонала при отделении «Б» (отделение в консульском корпусе) смогли явиться только несколько человек. Они были сразу же отправлены домой. В первой половине дня меня попросили позвонить датскому министру — уполномоченному спецмиссии барону Розенорн-Лен. Его телефон наполовину непригоден: может принимать звонки, но звонить — нет. Он хотел узнать, по каким дорогам смог бы добраться до своего консульства. На основе той информации, которую оставил наш персонал, я ему не советовал вообще выходить на улицу. Театр военных действий стремительно разрастается и приобретает пугающий характер.
Воскресенье, 11 ноября.
Гражданская война идет полным ходом. Дворец генерал-губернатора в руках большевиков. Там разместился их штаб. Оттуда они также руководят операциями против правительственных войск, которые пока еще удерживают Кремль в своих руках.
Пушки расположены на углу Тверской — самой большой улицы Москвы — и Брюсова переулка. Это наш угол. И оттуда вся Тверская вниз до самого Кремля накрывается огнем. Все граничащие улицы простреливаются пулеметным и орудийным огнем. Правительственные войска, как говорят, продвигаются вверх по Тверской и улицам, которые проходят между Тверской и Большой Никитской. Наша также находится под огнем. День и ночь продолжается канонада, и то, что вначале казалось зловещим, сейчас уже превратилось в будни.
Мы тем не менее не можем пройти до корпуса «Б», так как улица простреливается вдоль и поперек из близлежащих высоких домов. Много пуль попало в стену перед нами. Но пока еще наши большие длинные окна на улицу (так же как и все остальные окна в доме) полностью целы. Весь первый день беспорядков, четверг, до того как еще начали стрелять, у входа в наш дом стоял пост из четверых большевиков, говоривших, что получили приказ наблюдать за тем, чтобы на улице все было спокойно.
Единственная возможность узнать о чем-либо сейчас — с помощью телефона. Газет нет, есть только сильно тенденциозные листовки, которые печатают обе стороны. А выходить из дома очень опасно.
У американцев тоже горячо. Правительственные войска у них во дворе (генконсульство), тогда как большевики противостоят им с соседнего двора английской церкви. Со вчерашнего дня у меня живут полковник Генберг и актуарий Брюсевиц (в гостиной), вице-консул Хэльестранд и атташе Люндквист (в одной спальне), а также господа Хольм, Линделёф и Сандберг (в библиотеке).
Ночные вахты разделены на 3 команды по 2 в каждой. Еды хватит на неделю. Кухарка Мария тем не менее в хорошем расположении духа, так же как и все остальные, включая Аякса — нашу полицейскую собаку, которому, кажется, сильно нравится быть с нами целыми днями.
Правительственные войска, которые удерживают почту, телеграф и телефон, были достаточно любезны или внимательны, чтобы разрешить генконсульствам (по крайней мере, серьезных государств, к которым они, думаю, относят и нас) сохранить телефонную связь внутри города. По такому случаю мы в постоянном контакте с колонией (имеется в виду шведская колония в Москве. — Е.М.).
Господин и госпожа Б., которые живут неподалеку от нас, очень встревожены и довольно часто просят нас узнать, что будет дальше. Их дети на всякий случай перебрались в подвал. К сожалению, я ничего не могу для них сделать, так как связь между нами прервана полностью из-за сильного обстрела улиц пулеметным огнем.
Можно предположить, что у нас есть довольно хорошие перспективы пережить эту «осаду». Переломный момент в ту или иную сторону должен произойти вскорости. Самое неприятное — если угроза обстрелять пушками из Кремля дворец генерал-губернатора будет приведена в действие, поскольку тогда мы находимся как раз на линии огня. В таком случае останется только спуститься в подвал или попробовать уйти, что было бы очень сложно и сопряжено с такой же сильной угрозой, как и остаться на месте.
Сейчас, кажется, правительственные войска взяли сад (двор) вниз от корпуса «Б», откуда они пулеметным огнем обстреливают генерал-губернаторский комплекс. Мы видим через наши окна, как пули попадают в этот дом, как все чаще и чаще дымится штукатурка. Как ни странно, но пока еще ни одно окно не было выбито.
Позже днем.
Несколько окон в соседнем доме расстреляны. На всякий случай мы оставили зал с окнами, выходящими на улицу, и всю мебель (пианино и ковер) перенесли во внутренние комнаты. Может легко случиться, что наши низко располагающиеся витринные окна будут выбиты. И тогда вход для толпы будет открыт.
Для нас будет легче справиться с ними, если зал пуст.
И к тому же соблазн, таким образом, будет гораздо меньше.
По телефону постоянно поступают новые сообщения. Отель «Националь», должно быть, разрушен. И теперь отель «Метрополь» создает цель особого интереса для стреляющих. Говорят, что количество убитых и раненых уже исчисляется тысячами.
Это совсем не удивительно: залпы слышны здесь каждую минуту. Пушки и пулеметы работают вокруг нас без остановки. Это просто чудо, что никто из нас не пострадал. Господин Линделёф вскорости после обеда перебрался через стену нашей конюшни на соседний двор, где находится корпус «Б». Он только что вернулся и рассказывает, что все окна в моей старой комнате (там он и раньше жил, а теперь там живет вице-консул) выбиты, а в остальном все в порядке.
Смотрители господин и госпожа Латс — пожилая пара, работавшая после немецкого консульства сначала у американцев, а потом у нас, — были невредимы и в хорошем расположении духа. В отличие от них привратник совсем потерял разум. Тем не менее хорошая новость в том, что никакие войска на территории двора не закрепились. Они есть только во дворе английской церкви, которая на этой стороне тянется до нашей улицы где-то 300 метров.
Это сообщение делает ситуацию для нас более благоприятной, поскольку пройдет довольно много времени, пока наш двор окажется в театре военных действий (если это произойдет) и мы используем все имеющие у нас средства, чтобы это предотвратить.
В доме вице-консула Хэльестранда ворота выбиты уже в первую ночь, наверняка это сделали обычные воры. Но большего преступникам и не удалось: их спугнул патруль. Рядом живет генерал Брусилов — герой наступления прошлого года в Галиции. И он подозревается в контрреволюционных тенденциях и находится в центре их особого внимания. Руководитель «Северной компании» господин Улссон имел несчастье жить в одном доме с генералом. Я боюсь, что там будет жарко до того, как им удастся окружить Брусилова.
В течение дня я был в контакте с колонией, которая, в общем, как кажется, сохраняет спокойствие. Какая странная жизнь. Отрезан от внешнего мира, не получаю десятки телеграмм и сотни писем, которые приходили каждое утро из 30 провинций. С другой стороны, довольно приятно, что наконец появился в работе перерыв.
Мои гости — эти умные и приятные люди. По ночам, как я уже говорил, они держат вахту по двое. Сам я в вахтенной смене не состою, так как должен быть доступен в любое время. Вахтенные сидят в маленьком салоне и жгут огонь в открытом камине. А в остальном стараемся, чтобы было как можно меньше света. При смене вахты — в 13.00 и 16.00 — подаются чай и бисквиты. С таким распределением труда жизнь протекает спокойно и упорядоченно, мы все в хорошем расположении духа.
Утро 12 ноября, понедельник.
У нас довольно неспокойно, поскольку солдатский патруль с улицы сообщил, что знает: мы часто говорим по телефону. Угрожают обстрелять наш дом. Сразу после завтрака я отправился через патрули, стоящие каждые 20 метров с заряженными винтовками, в сторону генерал-губернаторского дворца, туда, где вопреки всем слухам все еще находился главный штаб большевиков. Я был сопровожден к их начальству под охраной. Доложил, кто я есть, и получил письменное разрешение свободно передвигаться по городу и также день и ночь использовать телефон.
Я упомянул им немного об интернациональных договоренностях и консульских привилегиях, про которые они не знали, но которые их впечатлили, что было мне на руку.
Солдаты, стоявшие у нашего дома, сильно удивились, когда я вернулся и показал им бумагу. Зная особенности русского менталитета, могу сказать, что такая бумага может привести большую пользу в разных ситуациях.
Опять звонила госпожа Н. и просила переселиться к ним. Их дети все еще в подвале, а сами они разместились в коридоре. Они хотели бы, чтобы я сейчас присоединился к ним. Я сказал, что уважаю их дружескую заботу обо мне, но нахожу своим долгом остаться там, где я есть. Однако она сочла, что при такой ситуации, как сейчас, жизнь важнее долга. Но в этом пункте мы с ней не могли сойтись. Разговор окончился взаимными дружескими пожеланиями.
Позже тем же днем.
Около 4 часов старый швед (в свое время он вынужден был уехать из Курляндии, а теперь несет службу у нас как консьерж) открыл дверь, когда в нее позвонили. Сразу же в дверном проеме показалось несколько штыков, и шестеро солдат проложили ими себе дорогу внутрь. Услышав громкие голоса в прихожей, я отправился туда. Солдаты сказали, что знают: здесь находятся посторонние люди, не являющиеся жильцами дома. Отчасти по этой причине, а отчасти чтобы выяснить, нет ли у нас оружия, они хотели тут же произвести обыск. Я объяснил им, что это невозможно, что они находятся на территории Швеции и что, уже врываясь в мою прихожую, они нарушили международные договоренности. Казалось, что они не имели об этом никакого понятия. Они утверждали, что нынешнее положение аннулировало все действующие законодательства. В ответ на это я подчеркнул, что единственное положение, которое могло бы оправдать их действия, — это война между Швецией и Россией. А на данный момент между этими странами царят только дружеские отношения, и я просил их не рисковать таким положением вещей. В конце концов они согласились с моим предложением дождаться дополнительных инструкций от своего начальства (после того как будет сделан доклад о моем протесте и необходимости запрета на обыск в доме). Тогда четверо из них остались возле подъезда, остальные отправились за дальнейшими распоряжениями.
А я опять же той сложной дорогой между нескончаемыми постовыми отправился к дому генерал-губернатора, где мне посчастливилось переговорить с одним из членов исполнительного комитета. Они стали очень гостеприимными после целого ряда дискуссий между нами и написали под мою диктовку документ, в котором запрещалось как патрулям, так и отдельным солдатам вступать на территорию генерального консульства.
С бумагой в руках уже в темноте я отправился домой. По дороге меня еще раз 20 остановил патруль. Тем не менее документ действует, по крайней мере до тех пор, пока исполнительный комитет пользуется уважением. А если бы произошел обыск и нашлось оружие у нас в доме, то нас моментально бы обстреляла толпа солдат с улицы.
В тот же день к нам пришел пожилой американец со своей женой и попросил убежище. Они направлялись в генконсульство, оставив свой дом, который заняли солдаты. Но из-за интенсивных боев на улицах, ведущих к американскому консульству, их остановили и развернули. Я позвонил в консульство и установил их личность. Мужчина — дантист, один из самых пожилых американцев в Москве. Я предложил им остаться у нас, пока ситуация не разрешит им вернуться. Сейчас они проживают в детской. Жена невысокого роста спит в кровати нашей четырехлетней дочери, а мужчина на полу — мы постелили ему матрас и дали одеяло. Так что теперь нас 10 человек без прислуги. Полная неосведомленность, в которой мы живем, в сочетании с повторяющимися попытками солдат посягнуть на нашу территорию подорвали сегодня наше настроение. Но тем не менее мы отпраздновали прибытие американцев ужином с коктейлем. И сейчас некоторые в нашей компании играют в карты. Что именно из этого — коктейль или карты — является причиной приподнятого расположения духа, не знаю. Но факт — оно сейчас на высоте.
К вечеру стрельба почти полностью прекратилась. Означает ли это, что слухи подтвердились и большевики теперь являются хозяевами положения? Сказать трудно. В любом случае перевес сил в какую-либо из сторон был бы куда лучше, чем давящая неизвестность. К вечеру мы связались по телефону со многими членами колонии. В числе них директор Нильсон, инженер Линдерл и другие. По большому счету все у них неплохо. Духом не падают, хотя все больше и больше чувствуется нехватка пищи.
В доме шведского фабриканта Хагмана на Малой Никитской, 13, чей нижний этаж отдан под нужды генконсульства, расквартированный нотариус Сельберг и г. Альмквист, переводчик полковника Генберга, барышни Юнсон и Хальден — все относящиеся к блоку «Б» — у них все в порядке, только с продовольствием сложно. Альмквист в Москве старался достать кусок мяса и под выстрелами едва добежал с едой домой.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Клас Аскер родился в 1886 году. Был свободным предпринимателем, а затем назначен торговым представителем Королевства Швеция. Получил должность генконсула Швеции в России в 1917-м. Покинул страну в 1918-м, став министром при посольстве в Осло. Умер от испанки в 1919 году, 33 лет от роду, оставив вдову и детей.
Продолжение в следующем номере.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram
