Подобная опасность наглядна: здоровый духом и телом Гоголь-стоящий (навытяжку, словно готовый отчитаться перед народом, а то и сделать услужливый реверанс) выдвинулся вперед, оттеснив Гоголя-сидящего — болезненного, сомневающегося, задумавшегося над судьбами родины — глубоко на задворки.
Лучший из Иванов Грозных (работы скульптора Антокольского) скромно пребывает в Русском музее (где ему уместно находиться), зато новомодные грозные поделки наперегонки устремились в живую жизнь — занять место посреди площадей и перекрестков…
Отрадно, тем не менее, что отправной точкой диспутов о нынешнем положении дел и о грядущей России послужили произведения искусства — монументального, киношного, театрального и, обобщенно, литературного. Именно на почве вечности, а не сиюминутной актуальности, ведутся споры. Из чего следует: страна приходит, возвращается в сознание. Не на зыбком пятачке политической текучки говорит о том, как дальше жить.
Да, отправной точкой сшибки политических страстей, давно назревших противоречий, стало творчество. Без этого катализатора, оказывается, невозможно обойтись при выработке концепций. Спор идет (и всем это ясно) не об интрижке царя и балерины, а о цензуре и свободе, о праве каждого гражданина на личную жизнь — без оглядки на ханжей и мракобесов, о праве предстать перед потомками в неканоническом, ненавязанном облике, и о том, что балерина имеет ничуть не меньше претензий на легкомысленный образ жизни, чем монарх. Пожалуй, если бы она приняла участие в сегодняшних заседаниях по поводу балета «Нуриев», Большой театр склонился бы к постановке модернистской версии, а не ретровоспоминаний в стиле 50-х годов прошлого столетия.
Навязший фильм «Матильда» можно не смотреть. О нем понаписано столько, что реальные кадры наверняка окажутся более тусклыми, чем разгоряченные скандалом фантазии о недостоверности сюжета. История царя и балерины захватит меньше, чем роман кинорежиссера и членши Думы — живая, настоящая лав-стори, не придуманная, слепленная не из праха. Совмещение ситуации тем не менее символично: на царя покушались, в него стреляли, его яхту умышленно стремили на камни, а балерина тем временем (пока монарх конфликтовал с обществом, не вполне понимая, куда влечет его судьба, а закончил он, мы знаем, печально) строила — кирпичик к кирпичику — личное благосостояние и особняки в России и за границей. Она знала, что делает, и выкраивала из самых неблагодарных обстоятельств своей планиды весьма практический интерес.
Можно не посещать Гоголь-центр, мы и без созерцания классики (на сцене и в деталях) информированы о том, что для ее драматургического воплощения приходится тырить немалые средства. Этого знания вполне достаточно, чтобы составить мнение о развитии культурного процесса. (Если посмотрим на арест Улюкаева как на преследование человека, пишущего стихи, картина и вовсе предстанет завершенной.)
Упомянутые фигуранты фильма и выросшие как грибы скульптуры плюс театральные персонажи раскручены настолько, что хоть сейчас могут быть выдвинуты в президенты. Кто составит им конкуренцию? Кто потягается с умело реанимированным Сталиным? О нем пишут постоянно, настойчиво, свербяще, что тотчас нашло адекватное отражение в рейтинговой суммарности и возвело вождя в тройку самых популярных персон нашей падкой на пропагандистские трюки страны.
Сразу оговорюсь: на троне неколебимо останется вечный законно избранный президент. Речь о другом: кто будет править нами виртуально, из глубины веков, — вот в чем интрига нынешней ситуации.
В президентской гонке уверенно могут принять участие князь Владимир и Иван Грозный, один уже занял место поближе к Кремлю, второй подкрадывается из ближних к столице населенных пунктов — не единичными статуями, а массово. Массовость дает Грозному преимущество перед Владимиром.
В предвыборные списки способны ворваться и неожиданные самовыдвиженцы — такие, как Степан Разин и Емельян Пугачев, пока не представляющие никаких партий, но способные возглавить определенные группы населения: этот тандем, даже если его будут поливать зеленкой и преследовать за нарушение закона о проведении демонстраций, вполне реально понаделает столько шуму (более громкого, чем кино- и театральные скандалы), что расхлебывать митингово-майданную деятельность придется долго.
Не стоит сбрасывать со счетов остающегося бессмертным мумифицированного Ильича: он пока еще почивает в мраморной усыпальнице, но, как и князь Владимир, находится буквально в одном шаге от вожделенных кремлевских апартаментов. На подхвате у него — сонм приверженцев: эсеров-террористов, экспроприаторов буржуазной собственности и просто негодяев. Если Ильич сомкнется с Пугачевым и Разиным (уж не говоря о Котовском, Буденном, Блюхере), шороху они понаделают будь здоров!
Мелкие сподвижники — Каляев, Дзержинский, Засулич — вряд ли выйдут из тени своего великого предводителя, последователя и идеолога, но тем не менее могут внести существенные изменения и в ход выборов, и в настроение электората. Не исключено, под их влиянием возникнет мысль о возврате коллегиальной формы правления, тогда все вышеозначенные фигуры войдут в состав нового политбюро.
Каким будет экономический блок монархистов и беспартийных? Лидерство, бесспорно, захватит Столыпин и уж в этом-то политическом сезоне не упустит шанс наладить бесперебойное производство столыпинских галстуков и столыпинских вагонов.
Благодаря фильму «Матильда» состоялось еще одно потрясающее открытие: богопомазанник, канонизированный по ранжиру вслед за князем Владимиром и Александром Невским, вряд ли устроит нас в роли сегодняшнего лидера: мы не хотим быть возглавляемы аморальным адюльтерщиком, не сумевшем сберечь семью и упустившим Россию, что расхлебываем по сей день. Вешатель Столыпин был ему плох, и реформатор Витте неугоден, вот и получил подвал Ипатьевского дома. Хорошо хоть, согласно нововсплывшим данным, от его высокоплатонического романа с балериной Кшесинской осталось потомство! Об этом сегодня позволили говорить открыто — что само по себе громадное достижение. По этой же причине у Кшесинской, если она пойдет на выборы, есть вариант стать во главе Совета Федерации.
Переходим к Гоголю (то есть Гоголь-центру). В его стенах созревает могучая бригада претендентов на первые роли: Тяпкин-Ляпкин, Собакевич, Чичиков, Ноздрев, Хлестаков, Манилов, Коробочка… Все они нам глубоко симпатичны, поскольку ничто человеческое им не чуждо. Электорат вполне может поддержать этих ярких почвенников, несмотря на их украинскую ориентацию.
Ожидать, что находящийся за границей Герцен окажет хоть какую-то конкуренцию кому-либо из перечисленных борцов за престол, не приходится: колокола нынче льют дома, и количество произведенных вечевых громковещателей вполне соответствует запросам строящихся повсеместно храмов.
Не светит успех и Борису Годунову, хотя он выступил провозвестником «закона Димы Яковлева».
Хорош был бы в нынешней президентской гонке и Юрий Гагарин (также один из персонажей давнего фильма Алексея Учителя), которого можно отправить в космос с перспективой невозвращения. Пусть обследует далекие планеты — на благо будущих поколений! Он по праву стяжал славу галактического первопроходца, поэтому имеет основание баллотироваться в управители Вселенной, а в России и без него хватает претендентов на высокие должности.
К числу бесспорных лузеров, аутсайдеров и маргиналов надо отнести занимающих самые нижние строчки топов Лермонтова, Маяковского, Блока и Цветаеву. Любопытны (и жалки, хотя и трогательны) усилия подобных им отщепенцев хоть как-то заявить о себе. Этих властителей умов давно списали в утиль! В недавно отпразднованный юбилей Москвы со всех плакатов на улицах и в метровагонах под рубрикой «Столица созидает» на нас смотрели Высоцкий, Цветаева, Плисецкая — те, кому на протяжении жизни было отказано в признании и кто либо преждевременно закончил свою творческую карьеру, либо был вынужден уехать из России.
Недоброжелатели заклевали и заколебали Салавата Щербакова за его монументальную версию патриота-интернационалиста Калашникова. Но ведь памятник этот по сути — монумент Дружбе Народов, такого, кстати, нигде в России нет, а он крайне необходим. Упреки Щербакову смехотворны. Ну и присутствует на фронтоне фигуры прославленного оружейника немецкий шмайсер — так ведь нельзя забывать, что это мы попрали захватчиков, а не они нас, в этой намеренно «немецкой» подробности усматриваю великодушие победителей и героев. Потому не стал бы зашлифовывать столь яркую «говорящую» символику.
За что Щербакова следовало бы клевать — так это за князя Владимира, долго мыкавшегося по Москве в поисках пристанища и в процессе скитания то увеличивавшегося, то уменьшавшегося в размерах. Вот как все, оказывается, просто, цинично, утилитарно: ужимаются или раздуваются объемы светоча — применительно к окружающей обстановке и антуражу.
Петр I пусть себе медно скачет близ Невы, стоит, любуясь фонтанами, в Петергофе, сидит задумчиво в Петропавловской крепости и попирает останки вражеского флота над Москвой-рекой. Шансы этого гиганта пробиться в теперешние впередсмотрящие ничтожны. Преобразователи нынче не в чести. Задача — законсервировать имеющееся и эти консервы передать в неприкосновенности потомкам. Пусть насыщаются. Свеженького когда еще доведется отведать…
