Четыре оппозиции
Всю жизнь Юрий Петрович был оппозиционером.
«Как?» — скажет иной читатель. Разве он не был лауреатом Государственной премии? Разве он не был заслуженным артистом? Это в советские годы. А разве не чествовали его в новой России?
Да. Все это было. Но все годы Любимов все же оставался именно оппозиционером.
В СССР Любимов был в оппозиции, которую я бы назвал «доброжелательной». Это была критика советской системы, но допущенная самой системой. Это была оппозиция, которую, например, представляли Сергей Михалков с его баснями или Аркадий Райкин с его миниатюрами.
Были варианты «доброжелательной критики». Например, в произведениях Ефремова и Стругацких описания будущего были, несомненно, и критикой настоящего в СССР. Когда Любимов играл в фильме «Кубанские казаки», изображавшем счастливую колхозную жизнь, он фактически критиковал колхозную реальность.
Долгие годы весь советский социализм официально считался чем-то временным, прологом к будущему. И даже моральный кодекс строителя коммунизма Никиты Сергеевича Хрущева был особого рода критикой.
Но время шло, и советская бюрократия, особенно номенклатура, сумела «устроиться» при социализме. И любая критика в его адрес уже становилась нежелательной. В системе власти оставался только вариант критики внесистемной.
Юрий Петрович был среди этой новой оппозиции. Оппозиции «критического неучастия» и «активного несогласия». Он в театре делал то же, что Твардовский в «Новом мире», Солженицын в литературе, Высоцкий в стихах и песнях. Это была вторая оппозиция Любимова. Со старта в Театре на Таганке и до его выдворения из СССР.
Когда началась борьба за пост уже отстраненного от дел Л.И. Брежнева при пассивности старческой «верхушки», активизировались наиболее недалекие, наиболее жадные, наиболее озабоченные сохранением своих привилегий аппаратчики второго эшелона. Позволить в СССР оппозиционеров они не могли. Их репрессировали. Их выгоняли из СССР. Началась третья оппозиция Любимова — оппозиция за рубежом.
За годы этой оппозиции он развивал и совершенствовал свой талант. Насыщал его достижениями западноевропейской культуры. Активно участвовал в зарубежном движении советских оппозиционеров. Но является фактом, что чего-то заметного он не создал. Во всяком случае, до нас в СССР это не дошло.
Началась перестройка. Любимов был одним из первых, вернувшихся в СССР. И тут достаточно быстро выяснилось, что и теперь он должен оставаться оппозиционером.
Он одобрял власть, начавшую демонтаж бюрократического социализма. Но он понял, что это не то, в чем он может участвовать. Он был далек от всякого рода приватизаций и коммерческих проектов. «Прихватывали» заводы, здания, участки под строительство. Но ни один, даже великий режиссер не стал хозяином здания своего театра. То же самое и с директорами школ, ректорами вузов, руководителями научных центров и конструкторских бюро. Их уважали, их ласкали. Но к «распилу» собственности не подпускали. Они были «не свои».
Таганка существовала во многом благодаря усилиям замечательной жены Юрия Петровича Каталины. Коллектив «выживал» не за счет мизерных бюджетных вливаний, а благодаря гастрольным поездкам за рубеж.
Вернувшись в родную страну, Любимов, трезво оценив ситуацию, начал свою последнюю, четвертую оппозицию. Я бы назвал ее оппозицией отстранения, неучастия в делах правящих страной сил. Ни выборами в Думу, ни ваучерами, ни дележом министерских кресел Любимов, как и почти все лучшие представители российской интеллигенции, не занимался. Ни одной пьесы о проблемах современной России Любимов не поставил. Это была оппозиция номенклатурно-олигархическим реформам, российскому варианту номенклатурного постиндустриализма. Но никакой критики власти Любимов не допускал.
Именно в театре Любимова А.И.Солженицын зачитал свое легендарное заявление об отказе от высшей награды России, которое было единственной пощечиной президенту Ельцину от интеллигенции.
Уроки оппозиций Любимова
О первой оппозиции. Эта оппозиция, несомненно, укрепляла советскую систему. И тем, что указывала на недостатки. И тем, что способствовала их устранению. И, самое главное, тем, что создавала и у народных масс, и у интеллигенции, и у самих оппозиционеров надежду на перспективы улучшения.
Главной ее основой была генеральная позиция самой системы. Мы живем в переходное время, имеем дело с чем-то преходящим. Есть светлое будущее. И по сравнению с ним все наши беды кажутся не столь уж страшными. Пусть — по замечательному стихотворению Маяковского о Кузнецкстрое и людях Кузнецка — «неважный мокр уют» и надо жевать «подмокший хлеб». Есть настоящее будущее — «стоугольный гигант» с «ситным без пайка». Но идеалы все больше и больше отодвигаются в туманную даль, а взамен предлагается реальный социализм.
Вторая оппозиция — оппозиция активного сопротивления. Она была наиболее эффективной.
Именно за годы работы в Таганке Любимов развернул в своих постановках критику советской модели социализма. Критику сокрушительную. Критику всестороннюю. И первых дней Октября. И тихих зорь великой народной войны. И советских интерпретаций русской истории. С обращением к «Мастеру и Маргарите» Булгакова. С обращением к лучшему наследию мировой культуры — тому же Брехту.
И с каждой новой постановкой Любимов давал образцы того, как надо, как можно бороться в самых жестких условиях цензуры и прессинга.
Каков главный результат второй оппозиции?
Во-первых, формировался сам Любимов. Во-вторых, крепла под его «началом» целая плеяда актеров, ставших образцом стойкого неприятия советских ценностей. Это и Владимир Высоцкий. И моя сокурсница по экфаку МГУ Алла Демидова. И Николай Губенко. И Вениамин Смехов. И многие другие.
Но главное — третье. Менялось мышление тысяч и тысяч зрителей.
Когда в первые годы Великой антисоциалистической революции 1989–1991 годов я смотрел на море демонстрантов на площадях и улицах Москвы, я, конечно, понимал, что среди них миллионы тех, кто получил благодаря Хрущеву первые в жизни личные квартиры. И те миллионы, которые благодаря Брежневу обзавелись личными садово-огородными участками. И те сотни тысяч, которые благодаря Косыгину стали владельцами личных «Жигулей».
Но я хорошо знал, что главной направляющей силой этих демонстрантов являются те, которых воспитали песни Владимира Высоцкого, постановки Юрия Любимова, книги Александра Солженицына. В подъеме миллионов граждан СССР на штурм твердынь бюрократического социализма вторая оппозиция, одним из лучших представителей которой был Юрий Любимов, сыграла решающую роль.
К сожалению, эта оппозиция не выполнила другой, не менее важной задачи. Она не предложила народу варианты нового устройства общества. Впервые в русской истории интеллигенция оставила свой народ без разработанных моделей будущего. В отличие от 1917 года, когда Россия получила от своей интеллигенции развернутые программы будущего — правых и левых эсеров, большевиков, меньшевиков, анархистов, кадетов.
О третьей оппозиции Любимова. За рубежом.
Как творческий деятель он успешно работал. Завоевывал авторитет и уважение. Но и он, и все наши зарубежные оппозиционеры не стали каким-либо заметным фактором: ни как инициаторы, ни как участники великого народного похода за отказ от советского общества.
Третья оппозиция показала, что ошибкой было согласие и Солженицына, и Любимова на отъезд из СССР.
Не случайно так отчаянно рвались в 1917 году назад в Россию и Ленин, и Троцкий. То, что Андрей Дмитриевич Сахаров жил в СССР со своим народом, позволило ему стать одним из лидеров революции, начавшейся в 1989 году. А вот задержка на годы с возвращением в Россию Солженицына практически выбила из седла этого великого сына нашего народа.
А сегодня пример Ходорковского, мужественно державшегося в заключении и имевшего все шансы стать одним из лидеров оппозиции, но уехавшего за рубеж, показывает, что оппозиционер из-за границы никогда в России не будет эффективным, каким бы искренним ни был сам эмигрант.
О четвертой оппозиции. Любимов не мог помочь своему народу в преодолении того моря бед, которое обрушили на него правящая номенклатура и олигархия. Но оппозиция отстраненности, оппозиция неучастия позволила Любимову и всем тем деятелям нашей культуры, кто шел по этому пути, сохранить в глазах народа свое честное имя. Позволила — по большому счету — спасти честь русской культуры.
Но спасти в варианте выживания, а не развития. Это — заслуга четвертой оппозиции. Но надо осознавать меру, цену и размеры этой заслуги. Четвертая оппозиция устранилась от поисков будущего для России.
Размышления о будущем
Почему в СССР наиболее эффективной стала именно внесистемная оппозиция?
Когда-то шеф царских жандармов так отзывался о Белинском: «За неимением в России возможности бунтовать на площадях он бунтовал в журнале». И в СССР именно сама власть, подавляя оппозицию и в правящей партии, и в государстве, оставила для нее одну площадку — культуру.
А вот думая о будущем оппозиции, я все же прежде всего считаю главным развитие оппозиции в традиционных формах, то есть системной.
Главную базу системной оппозиции создает демократия. Демократия исходит из того, что для всевластия народа необходимо лишить всевластия государство.
И первый путь — разделение властей. На три ветви: законодательную, исполнительную и судебную. К ним в постиндустриальном обществе добавляется четвертая власть — средств информации, особенно электронных.
Исключительно важно обеспечить полную независимость каждой ветви власти друг от друга. Каждая из них должна получать все полномочия только от народа. И судьи, и журналисты. Каждая из властей должна быть обеспечена своими налогами, сама собирать и распределять их, устанавливать себе зарплаты и пенсии, иметь свои награды и т.д.
Нетрудно заметить, насколько реальная государственная система России далека от идеала.
Другой важный столп оппозиции в демократической системе — наличие нескольких партий. Все они должны действовать без всяких «доплат» от государства. Все без любых ограничений участвуют в выборах. Все должен решать народ. Если надо — иметь два, а то и три этапа выборов.
Третий столп — обеспечение демократии внутри партий. В демократическом государстве могут формироваться только полностью открытые партии, соблюдающие демократические принципы сверху донизу.
Четвертый столп — наличие двух правящих партий. Обе — партии власти. Но они, сменяя друг друга, становятся и мощным инструментом контроля друг за другом, и гарантией от страха того, что утрата власти закончится для правящих лиц трагедией.
И наконец, пятый столп — вечная оппозиция. Партии, никогда не имеющие перспектив стать властью. Но именно они — вечные критики и контролеры. Без них оппозиция не станет серьезным фактором развития страны.
Если все резервы демократии будут реализованы, то внесистемная оппозиция будет нужна только для выдвижения проблем полного, радикального изменения всей государственной и общественной системы.
Современное общество несет половодье проблем. В этом обществе можно расстрелять десятки ни в чем не повинных людей. В нем могут тратить гигантские ресурсы для спасения какого-то народа Африки от инфекции, а затем обрекать спасенных от смерти людей на голод и нужду. На перспективу — по примеру варваров, веками набрасывавшихся на Древний Рим, — штурмовать существенно более благополучные страны мира. Современное общество с его лозунгом «плодитесь и размножайтесь», с его культом потребления и моды, с его популизмом равноправия голосов «топит» тот небольшой интеллектуальный слой, который только и может искать для этого общества пути преодоления его противоречий.
Это — в мире. А каковы перспективы внесистемной оппозиции в России?
Данный момент можно определить как своего рода компромисс между государством и лучшей, главной, творческой частью интеллигенции, ее «мозгом», ее «душой».
Суть компромисса проста. Интеллигенция не вмешивается в дела бюрократии. Не мешает делить, «распиливать» и «прихватизировать» социалистическое наследство. А бюрократия предоставляет творческой интеллигенции почти полную свободу. Свобода опьяняет — особенно ту часть, которая помнит оковы советской жизни.
Насколько долго продлится этот компромисс?
Сначала о бюрократии.
Есть фундаментальные факторы, определяющие ненависть бюрократии, даже самой умной и талантливой, ко всему «неподчиненному», ограничивающему главную ее ценность — власть. Сам факт того, что кто-то не то что может жить лучше тебя, но просто жить без твоего командования, невыносим. Я уже не говорю об элементарной зависти или жадности.
И неудивительно, что поход особенно неустойчиво чувствующей себя бюрократии на независимых, потенциально непокорных более чем логичен.
Но помимо этой общей тенденции российской бюрократии есть и ситуационные факторы.
Главное и определяющее — уменьшение «корзины» ресурсов бюрократии. Российские бюрократы ворочают почти тридцать лет миллиардами «валюты», но не построили ни заводов по производству приборов для современной техники, ни тысяч километров скоростных железных дорог, ни сети каналов орошения, ни систем эксплуатации миллионов гектаров лесов. Источник ресурсов бюрократии — экспорт природного сырья, прежде всего энергетического.
Но мир неуклонно снижает энергопотребление. Мир заменяет невозобновляемое углеводородное сырье возобновляемой энергией солнца, воды, ветра, биопродуктов. Мир стремится защитить природную среду. Рано или поздно мир начнет жестко регулировать численность населения и ограничивать бездумное потребление.
Все эти процессы имеют одну перспективу — «корзина» доходов российской бюрократии, бюрократии не производящей, а добывающей и торгующей, будет сокращаться.
Возникнет ситуация, известная по советскому прошлому. Когда цена на нефть упала и у Горбачева не осталось ресурсов для содержания армии и бюрократии, судьба советского строя была решена.
Когда власть теряет свою главную опору, ей уже не до соблюдения соглашений о нейтралитете с интеллигенцией.
Есть еще один важный ситуационный фактор. Каждое новое поколение российских бюрократов — депутатов, губернаторов, мэров, начальников всех уровней — придя к власти, обнаруживает, что еще до них почти все разделено, уже имеет хозяев. Даже свободных участков земли почти нет. «Молодым волкам» остается бороться с предшественниками.
А в жесткой схватке внутри бюрократии не до нейтралитета с интеллигенцией. Напротив, ее будут пытаться «оседлать» и «использовать» все отряды бюрократии.
Что, кстати, мы уже наблюдаем. Когда душат частные детские сады, школы, вузы. Когда при реорганизации науки не ставят проблему системы независимости науки от бюрократии. Когда идет поход на любую независимость искусства.
Так что впереди только одна перспектива — тотальная атака бюрократии на интеллигенцию в целом, и творческую прежде всего.
Ну а как будет соблюдать нейтралитет сама творческая интеллигенция? Как наиболее интеллектуальная часть народа, она не может не видеть, что власть не готова к реалиям ХХI века.
Я об этом говорил и с Любимовым, и с Капицей, и с умершим на днях безмерно талантливым Вячеславом Всеволодовичем Ивановым, и с другими — если использовать термин американского психоанализа — «думающими танками». Попытаюсь кратко изложить итог этих бесед.
Первое. Творческая интеллигенция не желает ни в каком варианте ни бороться за власть, ни поддерживать любых «жаждущих власти».
Ведь если даже при самых демократичных выборах и поддержке масс оппозиционеры придут к власти, то у них будет перспектива или быть «стреноженными» бюрократией (как сегодня президент Трамп), или выходить в отставку (как когда-то сделал я), или — что чаще всего — встать в ряды бюрократии. Троцкий перспективу перерождения считал самой вероятной. А мы видели судьбу такого могучего народника, как Борис Ельцин.
Творческая интеллигенция сделала все выводы из трагедии 1990 года, когда она поддержала поход российских «цзаофаней» на власть и внесла свой вклад в выбор Россией худшего варианта выхода из социализма — номенклатурно-олигархического.
Второе. Если не исполнительная власть, то остается вариант «вечной оппозиции» меньшинства в органах представительной власти.
Конечно, искоренить коррупцию такая вечная оппозиция не может. Ведь современное общество без олигархии и бюрократии существовать не может. И, соответственно, без коррупции. Но вечная оппозиция может существенно «чистить» всю государственную машину. Поэтому надо приветствовать попытки создать вечную оппозицию. В этой оппозиции много преданных идеям свободы людей. Много и молодых энтузиастов. Но ведь в ее ряды обычно идут и те, кто или не сумел стать успешным врачом, ученым, педагогом. Или те, кто истратил свой потенциал художника, артиста, журналиста. Или просто активные «середняки». В целом те, у кого, по очень емкому выражению Льва Николаевича Толстого, «знаменатель» дроби — их претензии и самооценки — превышает «числитель» — их реальный потенциал.
Поэтому творческая интеллигенция должна приветствовать все попытки создать «вечную оппозицию». И ее борьбу. Но сама в ней участвовать не будет.
Перспективу появления власти, при которой интеллигенция может занять позицию позитивной оппозиции, логично рассматривать только как сугубо гипотетическую.
Более реальна перспектива того, что в своей все усиливающейся экспансии российская бюрократия дойдет до того предела, за которым для интеллигенции не останется ничего, кроме активной непримиримой оппозиции, — как это произошло в эпоху позднего Брежнева.
Это крайне опасная перспектива. Опасная для интеллигенции — ей, как и в семидесятые годы, придется начать борьбу с властью, еще не сформировав концепции альтернативного строя. Опасная для бюрократии — ибо в эпоху постиндустриализма в борьбе с интеллектом общества она обречена на поражение.
Самый главный урок оппозиционного прошлого конца ХХ века — нельзя вступать в борьбу, не имея позитивной программы. Поэтому самый лучший вариант будущего для интеллигенции — готовить программу внесистемной оппозиции всему постиндустриальному строю и его цивилизации.
Оппозиция Великой Альтернативы. И современной цивилизации. И современному государству. Не накопление вещей и денег, а накопление знаний. Не общество Потребителей, а общество Разума. Не популистское равенство всех, а нечто вроде «империи ученых» Древнего Китая. Не нации территориальные, а нации культурной автономии. Потребление разумное вместо расхищения ресурсов планеты. И еще многое другое, к чему наша творческая интеллигенция только подступает, но на активную разработку чего уйдут годы.
И пока творческая интеллигенция не готова представить варианты концепций будущего всему народу — сама она «в оппозицию» не пойдет.
Поэтому вариант «нейтральной оппозиции» остается предпочтительным не на один год. Но, говоря словами Маркса и Энгельса, по России уже начал «бродить призрак» новой, совершенно отличной от всех прошлых, внесистемной, антипотребительской, антибюрократической оппозиции.
Об этом я и думаю в столетний юбилей великого оппозиционера — Юрия Петровича Любимова.
