А СМИ регулярно опрашивают экспертов и жителей (меня тоже спрашивали): нужен ли храм именно в этом месте, если в шаговой доступности есть еще несколько; стоит ли учитывать мнение граждан при строительстве храмов; не слишком ли много храмов строится и не лучше ли вместо них строить больницы и стадионы и т.п.
И ответы на эти вопросы (любые: хоть за, хоть против) обычно только подогревают агрессию и взаимную неприязнь. Так происходило и происходит с Исаакием в Петербурге, в парке «Торфянка» в Москве, так происходит в Екатеринбурге и других городах, когда встает вопрос о строительстве храма в общественно значимом месте или о передаче каких-либо зданий РПЦ.
Но мне кажется, проблема взаимной неприязни и бессмысленности ответов на подобные вопросы в том, что нужно задавать совсем другие вопросы и отвечать на них нужно не словами, а принимая другие решения.
Первый из таких вопросов: кому нужен помпезный храм посреди пруда (в парке, на главной площади и т.п.) да еще и под маркой «восстановления святыни»? (Напомню, что храм Екатерины был кафедральным собором Екатеринбурга и располагался там, где сейчас находится фонтан «Каменный цветок». Несколько лет назад епархия уже поднимала вопрос о строительстве собора на старом месте, но тогда горожане выступили резко против, и епархия отступила.)
Храм посреди пруда нужен чиновникам, олигархам и функционерам РПЦ (то есть руководству епархии). Потому что это бизнес, это власть, это деньги, это помпа и эффект, это сигналы наверх (нет, не в небеса): в Кремль, в патриархию — гляньте, мы крутые, мы эффективные менеджеры, мы делаем привлекательные проекты, попутно переливая денежки из одного кармана в другой. Накануне выборов это важно — греметь кастрюлями.
Бог, верующие? А, ну да, учтено: Богу от нас — слава, титановые купола и громкие звон колоколов, кресты, упирающиеся прямо в небо. Верующим — еще один ДТРК (духовный торгово-развлекательный комплекс), куда они смогут приходить, чувствуя себя букашками перед величием многомиллионного по стоимости иконостаса или мраморных колонн, попутно выкупая продукцию «патриархийного» монополиста — завода «Софрино»: свечечки, иконочки, крестики-цепочки-ладанки. Ведь епархия должна же платить свои взносы (и немалые) в патриархию, а новый большой объект отлично для этого подходит.
Нужно ли спрашивать мнение жителей города? Простите, вы путаете Россию с какой-то занюханной демократической странишкой, где мнение граждан вообще кого-то волнует. На Руси мнение народа — смердов, холопов и крепостных — никого никогда не интересовало. Захотел князь или царь, боярин или помещик забабахать роскошный храм — вызвал себе архитектора итальянского и вперед, во славу Божью. И из глубин веков эти князья нам могут сказать: да, мы делали что хотели, зато теперь вы можете ездить по Золотому кольцу, выпускать календари с видами старинных храмов на фоне заката, а развалины церквей в вымерших деревнях вообще шикарно смотрятся. Чего вам еще надо?
Так же ныне рассуждают митрополиты, губернаторы и олигархи: вы сейчас вякаете, быдло интеллигентское, бездуховное, а ваши потомки быстро забудут про все споры и скандалы и будут фоткаться на фоне Храма на воде и писать в Инстаграме, что, мол, этот храм — главная туристическая фишка Екатеринбурга вместе с недостроенной телебашней. А те, кто сейчас возмущается, — это «общественные террористы», как назвал противников строительства храма губернатор (на тот момент врио) Евгений Куйвашев.
И еще: активисты-общественники сражаются порой не с теми, с кем надо. Среди риторики противников строительства этого храма (или среди противников передачи Исаакия, или среди противников строительства храма на «Торфянке») часто присутствует возмущение против верующих: мол, совсем веруны обнаглели, всюду свои храмы натыкивают, заколебали со своим православием.
Вера тут совсем ни при чем. Не надо путать веру с бизнесом, а христианство — с РПЦ (под РПЦ я тут понимаю патриархию — иерархическо-бюрократическую верхушку, номенклатуру — патриарха Кирилла с его аппаратом и епархиальных архиереев, ориентирующихся на аппетиты Кирилла).
Вопросы веры и храмов для верующих решаться должны совсем в иной плоскости. (Подчеркну: для верующих, для христиан, а не для «православных» язычников, которые ходят в храмы как в комбинаты религиозно-бытовых услуг для получения определенных благ. Для которых священник — это жрец-шаман, решающий житейские проблемы встряхиванием бубна (кадила), и бесплатный психотерапевт, которому можно поплакаться и пожаловаться на ближних, а христианские таинства (крещение, причащение, исповедь, соборование, венчание) — это суеверные обряды, которые принимаются бездумно, потому что «так надо», «нам так сказали», «чтобы ребеночек не болел», «говорят, это помогает».) Говорю «должны», потому что в условиях нынешней РПЦ это не более чем теоретическая риторика, неприложимая к практике.
В идеале храм — это молитвенный дом, куда собирается община верующих. Именно эта община и называется церковью, собранием, а храм — просто помещение для церкви-общины. Отсюда следует, что каждый храм должен быть делом только этой общины. Собралась община верующих, им нужно помещение. Они купили клочок земли, построили на нем дом, который может быть красивее окружающих домов, с куполом и крестом (а может и не быть, это ведь не так важно).
И на этом все проблемы сами бы отпали. Просто частный дом, в котором люди молятся. Он не мешает окружающим своими размерами, он принадлежит общине, он не занимает общественные территории, он не построен на ворованные деньги, на него не наложена грязная лапа чиновников и олигархов — спонсоров-«ктиторов». По сути, так поступают в России протестанты — часто ли вы видите помпезные храмы баптистов, например, мозолят ли они кому-то глаза? Нет, у протестантов все скромно и на собственные средства.
Но проблема в том, что в РПЦ это абсолютно невозможно. Потому что любая собственность, по уставу РПЦ, принадлежит епархии. То есть община может, конечно, построить такой скромный храм, но священника из этой общины в любой момент могут снять, перевести и назначить такого, который из дома молитвы, из места, где присутствует Христос, превратит его в очередной магазин ритуально-духовных товаров. Да и общину из такого храма тоже возможно выгнать или, по крайней мере, полностью устранить от влияния на решения каких-либо вопросов в храме — финансовых или других.
Поэтому часть верующих тоже вместе с активистами выступает против строительства храмов на воде, на горе, в парке, против передачи Исаакия, потому что понимает, что РПЦ (патриархия — см. выше определение термина) действует не в интересах верующих, а сугубо в собственных.
Поэтому основные вопросы должны быть таковы.
В какой стране мы живем, есть ли у нас демократия и гражданское общество?
Кому принадлежат храмы и на чьи деньги они должны строиться и содержаться?
Есть ли связь христианства с РПЦ (патриархией)?
А верующим и неверующим, православным и неправославным, сторонникам храмов и противникам надо бы научиться слушать и слышать друг друга. Может быть, они на самом деле не враги, а друзья? А вот те, кто кажется другом и товарищем по вере или борьбе, на самом деле таковыми не являются, а лишь используют нас как расходный материал?
В общем, как давно сказали классики, надо определиться: кто виноват и что с этим делать.
