“Когда Ельцин ушел, я, несмотря на то что мне чужда практика «назначения преемника», тем не менее, как и большинство россиян, поддержал Путина. <...> Путин доказал свою ценность. Он проявил себя как сильный человек. Немаловажное значение имело то, что изменилась внешнеэкономическая конъюнктура. Я имею в виду рост цен на нефть до 100–120 долларов за баррель. Как тут не вспомнить обвал этих цен в годы перестройки. Но я всегда говорил: за стабилизацией должны последовать меры по реформированию и развитию. Потому что сохранение статус-кво — это путь к застою.
Второй президентский срок Путина открывал возможности для реализации новой стратегии, однако власть пошла по другому пути. Это был большой просчет, и это привело страну в состояние тупика. Недопустимо велик стал разрыв в доходах и уровне жизни между небольшим, наиболее обеспеченным слоем населения и всеми остальными. Экономика оказалась монополизирована, инициатива предпринимателей скована, малый и средний бизнес сталкивается с огромными барьерами. Большое беспокойство вызывают сферы образования, здравоохранения и науки. Власти удавалось на некоторое время сбивать протестную волну, но проблемы страны никуда не уходили, и если все останется по-прежнему, они будут только обостряться. <...>
В условиях, когда главной заботой было спасение государственности и стабилизация экономики, неизбежны были жесткие меры. Но я считал недопустимыми изменения авторитарного характера, затрагивающие институты государства и общества. Согласно Конституции Президент России и так обладает огромной властью, поэтому нельзя ослаблять и лишать самостоятельности другие ветви власти — законодательную и судебную, а также органы власти в регионах. Но действия федерального центра все больше шли именно в таком направлении. <...>
Выборы Президента России в 2008 году состоялись 2 марта, как это и было определено Советом Федерации. Путин, согласно Конституции, не имел права баллотироваться на пост президента в третий раз подряд, и он поддержал кандидатуру Д.А.Медведева.
Несмотря на то что результат выборов не вызвал сомнений, был предсказуемым и даже «заданным», я считал, что необходимо идти на выборы, голосовать, участвовать в демократических процессах. Я призывал к этому не только близких и друзей, но и всех граждан России.
Многие у нас отнеслись к этому критически. И сам я видел, что эти выборы не приблизили страну к подлинной, состоявшейся, живой демократии. Говорил об этом вполне откровенно. Например, во время очень интересной интернет-конференции в режиме онлайн с жителями Челябинска. Они задали более 400 вопросов, на многие из них я ответил, не уходил и от острых. Был среди них и такой: как я отношусь к операции «Преемник»? Мой ответ был таким: «Все произошло в рамках Конституции, но не в духе демократии». <...> И все же перевешивал другой аргумент: пусть даже механизмы российской демократии несовершенны, а иногда искажены, нельзя отворачиваться от политики. <...>
В начале 2009 года вместе с главным редактором «Новой газеты» Дмитрием Муратовым я встретился с президентом Медведевым. Президент сам предложил эту встречу. В нашем разговоре и в своих последующих выступлениях Дмитрий Медведев высказал важные мысли о необходимости перехода к инновационной экономике, освобождении бизнеса от бюрократических пут, продвижении молодых кадров... Но это не подкреплялось созданием необходимых механизмов, укреплением демократических институтов. Главные проблемы — слабая партийная система, подчиненная роль парламента и судебной системы, коррупция — оставались нерешенными. <...>
24 сентября 2011 года на съезде «Единой России», сильно напоминавшем и даже превзошедшем режиссуру съездов брежневской, а то и сталинской эпохи, было объявлено о «рокировке»: Путин будет баллотироваться на пост президента, а Медведев станет премьер-министром. Российская номенклатура вздохнула с облегчением и реагировала с восторгом. Все-таки многие ее представители боялись, что в случае второго президентского срока Дмитрия Медведева могут начаться перемены в направлении реальной демократии, и тогда их спокойной жизни придет конец. С Путиным — надежнее. Зато демократически настроенные граждане чувствовали себя обманутыми. И никакие попытки объяснить произошедшее, вроде слов Дмитрия Медведева о том, что «рокировка» была «честной как с правовой, так и с нравственной точек зрения», не убеждали. Не убедили они и меня. <...>
Выступая в эфире радиостанции «Эхо Москвы», я сказал, что считаю решение Путина идти на третий президентский срок ошибкой.
Российская власть решала вопросы демократии медленно. Ее устраивало ручное управление! И для этого власти приходилось наращивать мускулы и ломать демократические механизмы. А все почему? Потому что людей, которые пришли к власти в России, не избирали. К власти пришли люди, которые по-настоящему не опирались на демократические процессы и на демократические институты. После 89-го и 90-го годов, когда в союзных республиках впервые прошли демократические выборы, свободных выборов у нас вообще не было. <...>
Мне неизвестно, как, в конце концов, принималось решение. Была ли действительно с самого начала договоренность о том, что Медведев — «временный президент», как намекнул однажды Путин, или к этому решению пришли позже? Сегодня это уже не так важно. Главное — это решение принималось без совета с гражданами. Их, как и «политическую элиту», просто поставили перед фактом. Видимо, сыграло роль то, что у Путина оказалось больше специфического российского политического опыта и воли.
Был момент в конце 2010 года, когда Дмитрий Медведев показал себя волевым человеком. Я имею в виду увольнение мэра Москвы Юрия Лужкова. Я неплохо знал этого человека. В самое трудное для страны время — после августовского путча — он был одним из руководителей Комитета по управлению народным хозяйством СССР, немало сделал для того, чтобы сохранить систему жизнеобеспечения, управляемость. Много сделал он и на посту мэра Москвы.
И в то же время Лужков — живой пример того, что не может человек занимать высокие посты на протяжении десятков лет. Обрастая клановыми связями, личными и семейными интересами, «наигранными комбинациями», он уже не может решать проблемы, исходя исключительно из общественных интересов. Чем дальше, тем больше начинают преобладать другие интересы. Так случилось и с Лужковым. Но уволен он был, по-моему, не из-за этого, а потому, что раньше времени включился в интриги вокруг президентства, активно и откровенно давая понять, что он за Путина. Может быть, что-то знал или слышал. Может быть, хотел по-своему отблагодарить Путина за то, что тот не уволил его летом 2010 года, когда во время лесных пожаров и задымления в Москве Лужков умудрился не сразу вернуться из отпуска. Как бы то ни было, он задел самолюбие Медведева. Получается, что сработал личный фактор, а не настоящая политика. <...>
Политическая ситуация после выборов изменилась: уже не было «тандема», путинская вертикаль власти была воссоздана в прежнем виде, без всяких «неопределенностей» — реальных или кажущихся — медведевского периода. В этих условиях и власть, и оппозиционные силы должны были, на мой взгляд, действовать так, чтобы не создавать и не усугублять раскол в обществе. <...> Но ситуация, к сожалению, развивалась в противоположном направлении. Нарастало взаимное недоверие, враждебность. Кто был больше виноват в этом? Я далек от того, чтобы давать карт-бланш оппозиции, но считаю, что больше ответственности — на власти. После победы на выборах она должна была сделать все возможное, чтобы начать залечивать раны, искать основу для общественного согласия.
Что же касается протестного движения, то я выступал за то, чтобы оно сохранилось как движение за честные и свободные выборы. На основе этого было можно и нужно выступить единым фронтом. Но дальше неизбежно возникал вопрос о политическом структурировании и самого протестного движения, и общества в целом. Поэтому я вновь напомнил: нужны сильные, идеологически содержательные политические партии. Нынешние — не годятся. И прежде всего нужна партия, основанная на социал-демократической идеологии, доказавшей свою историческую состоятельность, прежде всего в Европе. Сам я по мере сил был готов этому содействовать, но, конечно, не мог и не хотел взять на себя роль лидера — возраст и здоровье не позволяли. И если говорить о разочарованиях последних лет, то главное из них — не нашлось людей, которые взялись бы за реализацию этой альтернативы. Нам по-прежнему не хватает умения организовываться для реализации крупных, долгосрочных политических проектов. А у власти, сплотившей вокруг себя новую номенклатуру, есть свой проект — консервация существующих порядков.
6 мая, накануне инаугурации президента, десятки тысяч людей вышли на улицы Москвы, чтобы потребовать перемен. Что произошло на митинге? Судя по отчету полиции, ставшему достоянием гласности год спустя, на Болотной площади никаких чрезвычайных происшествий, а тем более — массовых беспорядков, не было. Из того же отчета мы узнали, что для обеспечения порядка было задействовано почти 13 000 силовиков!
Подавляющее большинство участников митинга были настроены спокойно и вели себя мирно. Но из нескольких инцидентов было «сформировано» уголовное дело, разбирательство которого тянулось больше года, десятки людей были арестованы.
А месяц спустя Дума в авральном порядке приняла, а президент подписал закон о митингах, вводящий целый набор санкций, штрафы и ограничения на «одновременное массовое пребывание граждан в общественных местах». Причем формулировки закона таковы, что оставляют власти возможность путем их «толкования» запретить что угодно. То, что закон находится в вопиющем противоречии с конституционным принципом свободы собраний, было настолько очевидно, что я, как и многие, до последнего момента надеялся, что президент не подпишет его. А когда он все-таки подписал закон, я сказал: «Это ошибка. Ее придется исправлять».
Такими же авральными темпами был принят закон о «некоммерческих организациях, выполняющих функции иностранного агента». Целью его было объявлено недопущение вмешательства иностранных государств в российскую политику и обеспечение прозрачности в деятельности общественных организаций, в том числе в их финансах. Цели вроде бы и правильные, и ничто не мешало добиваться их в рамках существующих законов. Но формулировки спешно проштампованного Думой без всяких обсуждений и подписанного президентом закона, сами слова «иностранный агент», последовавшие сразу же за этим массовые «проверки» общественных организаций с участием прокуратуры, трактовка любой общественной деятельности как политической — все это не оставляло сомнений: на любую общественную активность, не одобряемую властью, хотят надеть смирительную рубашку.
К концу 2012 года окончательно определился курс российской власти на полное подчинение себе общества, ограничение гражданской активности. <...> Каков может быть итог нынешнего курса власти, если президент не внесет в него изменения? Уверен: сохранение существующих порядков пагубно для страны. <...>
В свое время я беседовал с бывшим премьер-министром Франции Раймоном Барром. Мы дружили с ним. И он меня спросил: «Сейчас без авторитарных методов Путина не обойтись. Но сможет ли он остановиться? Не получится ли, что авторитаризм — это навсегда?» Я тогда ответил: «Уверен, что нет». А сейчас я ставлю под сомнение, а прав ли я был?
У нас появилась концепция «управляемой демократии», «вертикали власти» — якобы ради стабилизации и подъема экономики. Ситуацию действительно стабилизировали. Но в ущерб реальной демократии, в ущерб независимости парламента, судов, СМИ, а подъем был в основном за счет высоких цен нефти и газа на мировых рынках.
Сейчас очевидно, что нынешняя модель управления не работает — ни в политике, ни в экономике. Нет альтернативных идей. Нет притока новых людей. Нельзя все решения замыкать на одного человека. Никто не обладает истиной в последней инстанции. Надо возвращаться на путь реальной демократии.
В одном из недавних своих интервью я призвал мобилизовать все силы ради преодоления кризиса. Что это означает? Прежде всего — не раскалывать общество! Не делить людей на хороших и плохих, не искать врагов, «пятую колонну», иностранных агентов. То есть — нужна консолидация во имя общих целей. И я верю, что это возможно. Я верю в Россию...<...>
России сейчас непросто. Ясно, что при всем значении международной повестки дня не менее важны и внутренние проблемы России — застой в экономике и снижение жизненного уровня населения, бедность на фоне коррупции и незаконного обогащения немногих, деградация образования, здравоохранения, науки.
В каждом ежегодном обращении к парламенту президент Путин остро ставит эти проблемы. Но их невозможно решить без крупных перемен в политике, в системе управления страной.
Я убежден: успех России возможен только при опоре на народ, только на демократическом пути. Россия созрела для политической конкуренции, реальной многопартийности, честных выборов, сменяемости власти. Из этого вытекает особая роль и ответственность президента на нынешнем этапе истории России».
Фрагмент из книги: Остаюсь оптимистом/Михаил Горбачев — Москва: Издательство АСТ, 2017. — 416 с. — (Большая биография). www.ast.ru
Книга выходит в редакции «Времена» Издательской группы АСТ в конце сентября и будет доступна во всех книжных магазинах страны.
Самое интересное за день в «МК» - в одной вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram.
