Церковь-вагончик
Отец Петр служит в Петербурге, в церкви-вагончике рядом с Левашовской пустошью, где с 1937-го по 1954 год было захоронено 45 тысяч репрессированных. Церковь на этом месте очень нужна. Настоятель «вагончика» отец Петр живет в Выборге и почти каждый день, наскребая с трудом на 15 литров бензина, проезжает 240 км туда и обратно, чтобы провести службу, на которую может прийти... всего один человек. Но это пустяки по сравнению с главной задачей, которую отец Петр должен решить: в декабре 2016 года его направили сюда с заданием возвести настоящий храм. Без знакомых. Без спонсоров. Без паствы. Без зарплаты. Без утвари. Без жилья.
Именно таким способом — молитвами и трудами конкретных, выброшенных в «чистое поле» (а в случае отца Петра — на болото) священников — сегодня в России и сооружается большинство православных храмов. Живи, строй, ищи деньги как хочешь. У отца Петра в церкви-времянке ни электричества, ни водопровода нет: свет дают три фонарика на батарейках, а теплую воду для крещения привозят на машине в бидонах.
У него трое детей, младшим сыновьям зимой было не на что купить обувь. За долги у отца Петра отобрали машину, а в доме на месяц отключали свет. Но для священника это привычная ситуация. Точно так же он построил уже две церкви. Верит, что построит и третью. А бедность… Для священника это привычное состояние. Бог дает бедность, чтобы душа спаслась.
«За службу в армии Бога благодарю»
Ему с детства не привыкать к испытаниям. Его воспитывала бабушка. Глубоко верующая женщина, которая водила внука в воскресную школу при церкви. Дело было в Пятигорске в 1980-е годы. Церковь тогда находилась под полузапретом. И в обычной школе над Петей смеялись, пытались задеть. Было обидно, но мальчик не роптал на судьбу.
— Не знаю почему, но мне нравилось ходить в храм. И где-то классе в четвертом я спросил у бабушки: «А хорошо быть священником?» — «Плохо, — сказала она. — Священники первыми идут в ад. Потому что, в отличие от многих людей, они знают, как надо правильно жить. Но не у всех так жить получается. А это двойная вина перед Богом». Мне первым попадать в ад не хотелось, и я выкинул мысль о священстве из головы.
Помимо обычной и воскресной школы парень окончил еще и музыкальное училище по классу трубы. Его специальность — дирижер, солист оркестра, преподаватель в детской музыкальной школе. И вплоть до недавнего времени отец Петр играл на трубе. Гершвин, Чайковский... Музыка успокаивала, помогала отвлечься от проблем, была своеобразным фоном его служения Богу. Благодаря музыкальному образованию отец Петр проходил срочную службу в Москве — в образцово-показательном оркестре войск связи. Играли на построениях, смотрах, по субботам — на танцах. А 9 Мая — на главном параде страны!
— Когда играешь на Красной площади, ощущения необыкновенные, — говорит отец Петр. — Такая гордость за Россию во мне просыпалась, так хотелось, чтобы страна была великой и счастливой!
Но даже в армии Петр в свободное время продолжал ходить в церковь.
— И надо отдать должное, ни от начальства, ни от моих сослуживцев ни разу не услышал за это в свой адрес худого слова. Не то что в школе, — вспоминает он. И добавляет: — За армию Бога благодарю.
Именно там, в армии, когда до дембеля оставался год, парень, будучи в увольнении, случайно встретил в Москве своего преподавателя из воскресной школы. Эта встреча решила его судьбу.
— Он спросил, чем я собираюсь заняться после службы. Я ответил: «Наверное, учиться пойду. Но пока не знаю куда». Тогда бывший учитель дал мне один адрес: «Напиши этому человеку. Как он скажет, так и поступай». И даже не сказал, кто этот человек. Я послушный. Взял и написал. Получаю ответ, на конверте имя отправителя — епископ Уфимский Никон.
Петр начал с владыкой Никоном переписываться, а после дембеля в мае поехал не домой, а в Уфу — епископ позвал его к себе в гости. И сразу объявил: «Будешь в августе поступать в семинарию». Петр пробовал возражать: дескать, все, что знал о церковной жизни, уже позабыл (да и как-никак дембель — после казармы хотелось побыть на «гражданке»). Но владыка его успокоил: «Ничего, у тебя целое лето на подготовку, будешь со мной служить и поступишь».
Братья во Христе
Конкурс в том году в Петербургскую семинарию был большой — 13 человек на место. Отец Никон сам заканчивал это учебное заведение и очень хвалил. Просто так, с улицы, в семинарию не поступишь — только по направлению из какой-то епархии или конкретной церкви. На курс набирали лишь 15 человек, и Петр попал в число этих счастливчиков. Только после успешной сдачи экзаменов он в первый раз после дембеля позвонил родителям и ошарашил известием: «Не волнуйтесь, я не пропал. Я теперь семинарист».
Так, без передышки и отдыха, сразу после одной армии Петр угодил в другую. С куда более строгим режимом. Да еще на 4 года. В семинарии те же подъемы, отбои. В 7.30 — утренняя молитва. Опоздал на 5 минут, и уже поставили галочку: получишь три галочки за такие, в общем-то, не слишком серьезные нарушения — тебя отчислят из семинарии. Следили за каждым шагом, именно этот контроль больше всего напрягал. С 9 до 13 часов учебные занятия, потом три часа свободного времени на обед, стирку, зубрежку. В 22 часа вечерняя молитва. И сразу после нее отход ко сну. Отбой, как и в армии, — закон.
Большинство его однокашников имели в роду священников, потому и пришли в семинарию. Но это никак не влияло на их отношения с такими, как Петр, у которых такой родни не было. Подобно армейскому и студенческому, существует и семинарское братство. Но никто из будущих священнослужителей не предполагал, насколько трудно придется в реальной жизни.
— Мы в семинарии помогали друг другу — один за всех, все за одного. Думал, начну служить, отношения между священниками будут такие же. Но, к сожалению, столкнулся и с другими примерами. А один батюшка мне даже сказал: «Мы друг другу — волки». Но, к счастью, в моей жизни это правило не подтвердилось. Добра все-таки больше.
В жизни священника, пожалуй, еще большую роль, чем в жизни военного, играет супруга. Поэтому семинаристам, как и курсантам военных училищ, начальство рекомендует жениться на последних курсах.
— Помню, архиерей все меня стращал: «Не женишься — в монахи постригу», — улыбается отец Петр. — А как жениться, когда заниматься приходится целыми днями? Познакомиться в городе с девушкой для меня было целой проблемой. Не на дискотеку же идти. Да и не знал я, как с девчонками разговаривать. Стеснялся подойти. Волновался так, что руки тряслись, язык заплетался.
И тем не менее эту сверхзадачу отец Петр решил. С Божьей помощью. Женился на 4-м курсе. София только окончила школу. Она из атеистической семьи. Но Петр сразу признался девушке, что он семинарист. Это ее не удивило, не испугало.
— Она искала надежного человека, который будет семьей дорожить, — поясняет священник.
Священник-слесарь и священник-зять
А дальше он вернулся в Башкирию. Такое у семинаристов распределение — откуда прибыл, туда и должен отправиться после учебы. Его с молодой женой послали в глухой поселок Красный Ключ, в недостроенный храм Петра и Павла. Жить там молодой семье было негде. Пришлось не только достраивать церковь, но и потихоньку сооружать домик для себя.
— Денежки скопишь, наймешь ребят. Потом снова. Потом газ провели, чтобы храм был в тепле. Для этого мне пришлось пойти учиться на слесаря по эксплуатации и ремонту газового оборудования, получать корочки. Без них нам бы газ не подключили.
Жена София и на клиросе пела, и храм убирала, и печку топила. Да и теща повела себя как декабристка. Она постоянно приезжала в Башкирию, помогала дочке и зятю, у которых уже родилась дочь.
Но в то же время теща все время склоняла дочь к возвращению в Питер. Дескать, в Башкирии и климат суровый, и условия жизни в деревне плохие. Отец Петр признается, что сам бы ни за что не уехал: прихожан было много, жили все дружно, устраивали праздники для детей. Но «бес попутал» — послушался батюшка своих женщин. Перевелся в Северную столицу. А затем оказался в Выборге, где стал настоятелем часовни в местной тюрьме.
Жизнь без зарплаты, но с налогами
Это был интересный духовный опыт.
— Каждый раз крестил по 15–20 человек. У одних заключенных были искры веры в глазах, а другие приходили на службу, чтобы кому-то маляву передать. Этих я уже больше в храм не пускал. В таких местах, да и в любых других, надо на кого-то опереться. Одному не сдвинуть такой большой камень, не понести. Моим помощником во всех службах и требах стал бывший спортсмен из серьезной группировки. Он в итоге отсидел 8 лет за то, что стрелял в милиционера. Авторитетный товарищ, заключенные его слушались. Причем человек этот по-настоящему пришел к Богу, а не для того, чтобы себе режим облегчить. Он давно уже освободился. Но и сейчас помогает тюрьмам, на свои деньги покупает для заключенных продукты. А у себя на участке построил часовню. И иной раз я к нему приезжаю — в ней служу.
Как ни странно, служба в тюрьме была для отца Петра довольно спокойным периодом — одним из немногих, когда не нужно было жить затянув пояс и по совместительству работать прорабом. А потом его перевели в деревню Красная Долина. И опять досталась ему пустая, недостроенная церковь — только крыша и голые стены из бруса. Надо было вставлять окна, покупать колокола, утварь, писать иконы. Каждая из них стоила по 100 тысяч, а нужно было составить целый иконостас.
Многие не знают, что у священников нет зарплаты — получают они только из тех денег, что пожертвуют на храм прихожане. Но при этом батюшки платят налоги. Помимо выплат в епархию (процент зависит от платежеспособности храма) с них берут обычные отчисления государству — медицинские, пенсионные... Так что приходилось отцу Петру от плохой жизни даже заниматься частным извозом.
— Священники как сыр в масле не катаются. Это нелегкий труд, — говорит отец Петр. — Приходится рано вставать. Люди проводят выходные и праздники с семьей, а священник работает. Болеешь, не болеешь — надо идти служить. На первом месте Господь, на втором — храм, а семья — на последнем. Трое из пятнадцати моих сокурсников по семинарии оставили службу и ушли в мир. Я их не осуждаю. Как не осуждаю тех священников, которые попали в какую-то скандальную ситуацию и удостоились общественной хулы. Человек слаб. А священник — это человек. Но у него больше искушений, и на него больше нападок, потому что он стоит у престола Господнего. Бывает, грех и страсть пронизывают душу. Кто-то поддается и падает.
Со временем в Красной Долине все как-то наладилось. Церковь отца Петра обросла прихожанами. Они чем могли помогали. Так всем миром не только закончили храм, но и построили церковный дом. А бригада «духовных чад» всего за 100 тысяч рублей построила дом для самого батюшки.
— Я много раз убеждался в том, что Господь знает, сколько тебе денег надо, и посылает нужную сумму. Вплоть до копейки, — делится наблюдением отец Петр.
Служба при фонариках
Отец Петр с семьей прожил в Красной Долине 9 лет. За это время родились у него двое сыновей. В декабре 2016 года он прибыл к новому месту службы — в поселок Левашово под Петербургом. Строить на пустом месте церковь Святителя Спиридона. И хотя на период строительства его освободили от налоговых отчислений в епархию, от этого не легче.
— Кризис. Всем тяжело. Мы ищем адреса разных фирм в Интернете, отправляем им проект будущей церкви — просим помочь. Уже больше чем в 100 компаний послали письма. И ни из одной не получили ответа! Реально оказывают помощь простые, небогатые люди. А бизнесмены помогают больше на словах.
В Левашове отец Петр первым делом позвал жителей на собрание в местной школе. Рассказал о себе, о строительстве храма. Его словами прониклись. Глава местной администрации Сергей Федоров сделал на участке для церкви отсыпку, в местном ДК выделили комнату под воскресную школу, и отец Петр в ней уже с детьми занимается.
Несколько человек изъявили желание стать прихожанами. Все вместе на собрании выбрали по каталогу проект будущего храма на 200 человек стоимостью в 50 миллионов рублей. А пока вместо него установили времянку-вагончик стоимостью в 50 тысяч. Эти деньги пожертвовала местная женщина-дворник — отдала едва ли не все свои сбережения. Один фермер выручает батюшку продуктами — то молока даст, то курицу, то яиц. А другой житель своими руками пристроил к вагончику алтарь — комнатку со стенами из ДСП.
И хоть глава администрации подарил храму печку с газовым баллоном, зимой сильно намучились. Включишь ее перед службой, вагончик прогреется моментально, становится жарко. Выключишь — тут же храм остывает, и становится холодно. Служили при свете трех фонариков на батарейках.
Огромная проблема — церковная утварь. Она очень дорогая, поскольку производит ее одна-единственная на всю Россию фабрика-монополист в подмосковном Софрине. Судите сами, вот цены самых простых и дешевых предметов: семисвечник — 10 тысяч рублей, купель — 32 тысячи, хоругвь — 20 тысяч, подсвечники за здравие (необходимы два) — по 50 тысяч каждый, запрестольные крест и икона — 40 тысяч, литейный столик — 12 тысяч.
Многих нужных предметов у отца Петра до сих пор нет. Что-то ему пожертвовали (например, одна монахиня подарила подсвечник за упокой), что-то взял взаймы у знакомых священников в других храмах.
Настоящая беда для отца Петра — отсутствие прихожан. Его храм — на Горском шоссе, из Питера сюда ездить далековато. А из Левашова ходят к нему человек десять. Да и то, как началось лето, все работают на огородах. При этом только на бензин, чтобы ездить на службы из Выборга, в неделю уходит у батюшки тысячи три. А еще надо платить хору. Недавно из-за задержек с оплатой со скандалом сбежал из церкви-вагончика чтец.
Отец Петр всячески себя и других утешает.
— У меня характер такой — быстро забываю плохое. Прошли тяготы, легче стало, и слава Богу!
Церкви богатые и бедные
Но вообще-то, если вдуматься, ситуация странная. Точно в таком же положении находятся многие священники. Особенно в Ленинградской области. Служат в пустующих старинных храмах среди заброшенных деревень с небогатыми жителями. Выживают батюшки только натуральным хозяйством — выращивают картошку, заводят кур. И нередко бывает, что сельский священник ведет службу в полном одиночестве — только он, и рядом с ним ангелы. Эти люди — настоящие подвижники.
И в это же самое время в Петербурге есть процветающие, очень богатые храмы. Особенно на кладбищах. Эти храмы кормятся от покойников. Одно отпевание там стоит 5000 рублей. Или возьмем какой-нибудь городской крупный собор. Тысяча человек прошла за день, из которых половина — туристы. Каждый, купив свечку и написав записку, оставил 100 рублей. Вот уже и 100 тысяч. Тот же Исаакиевский собор обещает стать для Петербургской епархии золотым дном. По идее, эти деньги надо как-то перераспределять. Господь ведь велел делиться. Но в реальности этого почему-то не происходит. Очень многое тут зависит от порядков в конкретной епархии, от политики конкретного митрополита. РПЦ так устроена, что епископ в ней — царь и бог. Создается впечатление, что в Петербургской епархии политика такова, что меньшинство священников — «в шоколаде», большинство — почти бедствуют.
Правда, это на взгляд журналиста. А отец Петр своих более обеспеченных коллег не корит. Он за них только радуется:
— Чем богаче храм, тем у него больше возможностей потрудиться для церкви. И для людей. Мы же не знаем, сколько у этих храмов обязанностей. Может быть, они содержат приюты для нищих, дома престарелых…
Впрочем, есть у раскрученных многолюдных соборов один явный минус. Нет там нормального общения между священниками и прихожанами, между человеком и Богом. Батюшки всех своих духовных чад и в лицо-то не знают. И как следствие — люди стали меньше заботиться о своей душе.
— Раньше на исповеди прихожане сознательно раскаивались и копались в своих грехах. А сейчас шаблонно перечисляют их назубок: я виноват в том-то и в том-то. И ждут, что священник сделает им перезагрузку, обнулит грехи и можно будет продолжать грешить дальше. Да и священники бывают под стать — как роботы отчитают разрешительную молитву. Исповедь становится формальностью.
Обыкновенное чудо
По наблюдениям отца Петра, интерес к церкви в обществе распространяется волнами. Подъемы чередуются со спадами. Сейчас — спад.
— Вера во многих людях живет, но она забита житейскими проблемами и не раскрывается. Человек становится эгоистичным, высокомерным. Вроде бы понимает головой, чувствует, что Бог есть, а делами отдаляется от него. И в итоге больше грешит, меньше душевных сил отдает Богу и своим близким. Такой человек многое теряет. А главное, теряет себя.
Есть и другая категория — люди, падкие на чудеса и знамения. Они и в храм ходят за ними. Да еще и храмы постоянно меняют, как бы пробуют их на святость. Ищут сами не знают чего. Эти люди вроде бы при церкви, но на самом деле вдали от нее. Потому что вошли в искушение, впали в прелесть.
— Вера не должна быть фанатичной. Фанатиков и так в жизни хватает. Чем проще, тем лучше, — считает отец Петр.
Отцу Петру нравится отношение к религии нынешних молодых людей. Перед тем как поверить, они размышляют, задают священнику много интересных, глубоких вопросов. И вера у них настоящая, более крепкая и осмысленная, чем у некоторых пожилых людей. Вера, лишенная суеверий. Только такая вера и дает силы. И дела, которым потом душа радуется.
4 июня отцу Петру исполнилось 45 лет. И хоть не жалует он чудеса, Господь сделал ему чудесный подарок: день рождения отца Петра в этом году совпал с Троицей. И на 45-летие пришли в его церковь 45 человек. Самое большое число людей за всю историю храма-вагончика. Отец Петр выглядел счастливым и немного растроганным. И несколько раз повторил: «Здесь обязательно построится храм. С Божьей помощью».
