Его жизнь, его смерть выглядят сейчас так событийно, смыслово, что как-то вмиг растворяются все наши сегодняшние страсти, страстишки… Вся эта политика… Перед жизнью и смертью Поэта.
На панихиде сидела его жена Маша, которой должное отдавали абсолютно все, кто знал её хоть чуть-чуть. Говорили: если бы не она, ни её любовь… Были сыновья от разных браков, встретившиеся здесь и сейчас. Он собрал всю свою большую, такую разнообразную семью (те, кто смог прийти, приехать, те, кто остался жив), которую в последние годы жизни Поэта объединила Мария.
На панихиде выступали люди, разные люди, чиновники, артисты, поэты… Говорили хорошие слова, просили прощение. Отдавали дань, должное. По заслугам. Читали его стихи. Огласили телеграмму от президента, от премьера, от Олега Табакова, от Александра Ширвиндта, от Карена Шахназарова… Речи были не длинные, но прочувствованные. Глава Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский, бывший премьер-министр Сергей Степашин, поэт Владимир Вишневский, композитор Игорь Николаев, литературовед Игорь Волгин…
Люди вспоминали. О его таланте, о его эгоцентризме (легко и как бы в шутку), о его умении дружить. О том, как он помогал многим, очень многим. Называли хозяином русской поэзии. Не только за его блистательные стихи, но и за то, как он, забыв напрочь себя, составлял пятитомник антологии русской поэзии за последнюю тысячу лет. Как искал эти крупинки, бриллианты, как восхищался чужими удачами. Игорь Волгин вспомнил, как когда-то сказал ему: «Пушкин — наше всё. Евтушенко наш весь».
Но потом вышел Сергей Никитин. С гитарой. Вот его история: «В 1989 году Евгения Александровича выбрали делегатом на Съезд народных депутатов от Харькова. Тогда ещё выбирали тех, кому доверяли. И вот там, в Харькове, организовали концерт, наверное, тысяч тридцать было. Всё прошло хорошо, Евтушенко собрал свои овации. А потом мы сидели в гостинице, и я спросил: «А вы можете сочинить стихи на вальс Андрея Петрова из «Берегись автомобиля»? Слабо? И вот он за одну ночь «на слабо» сочинил. А потом попросил, чтобы я спел это на его панихиде. Я ужаснулся, но обещал. Вот теперь выполняю обещание».
Никитин взял гитару и спел. Пожалуйста, и вы спойте. Именно здесь и сейчас. Мотив известен. В общем-то, это песня про него, про Евгения Евтушенко.
Стеклянный господин
Жил-был одинокий господин.
Он был очень странный
Тем, что был стеклянный...
Динь, динь, динь...
Он
в звон,
как в доспехи, был одет.
Счастлив или мрачен —
весь он был прозрачен —
был поэт.
«Он — трус!» —
так над ним смеялась шваль.
Но просто жаль об эту шваль
разбить хрусталь.
Матюгами, утюгами
и смазными сапогами
все швыряли и орали,
и раздался вдруг печальный
хруст серебряный, прощальный,
хруст, хруст, хруст...
Где тот
одинокий господин?
В гробе деревянном,
вовсе не стеклянном
он один.
Он
звон
спрятал там, где нет ни зги.
Лучше быть убитым,
чем живым разбитым
вдребезги.
Тот, кто с хрустальной душой,
тот наказан расплатой большой.
Остаются лишь крошки стекла.
Жизнь прошла.
«Нет, есть другой ответ:
Будет много лет
жить душа хрустальная...» —
шепчет хрустальная даль,
подпевает разбитый хрусталь,
повторяет звенящая синь:
«Динь. Динь. Динь...»
Жил-был стеклянный господин...
Вот это за одну ночь, понимаете. Как Моцарт.
11 апреля 2017 год. Центральный дом литераторов. Прощание с Поэтом.
