– Могу сказать, что я была не только ее первой учительницей, но и последней. После меня Юля ни с кем не занималась. Дело в том, что в Ухте очень сложно найти педагога, который захотел бы заниматься с ней. Когда Юлю привели ко мне, было сказано примерно так: «Послушайте девочку, никто не хочет ее брать, но она умеет петь». То, что она в коляске, для многих явилось препятствием. Я считаю, что если кто-то считает колясочников ограниченными людьми — значит, у них ограниченные мозги.
Когда я посмотрела ее, то прикинула: ее родители — оба высокие люди, а рост — это особенные пропорции, благодатные для вокала, то есть вытянутая шея и хорошие рабочие связки. Я ее прослушала. Девочка интонировала выше среднего. Я поняла, что буду с ней заниматься — во-первых, потому что есть данные, а во-вторых, потому что захотелось открыть именно такого, особенного ребенка. Мне кажется, что из-за физической ограниченности в таких детях заложен и больший потенциал, и большая сила воли, и большее упорство. Юля действительно очень упорный человек. Так что да, я научила ее петь.
- Вы помните ее первый репертуар?
- Первые занятия, первые месяцы больше внимания уделяется не репертуару, а упражнениям на раскачку голоса — на распевки, на дыхание. Репертуар я подбирала в соответствии с ее возможностями: не слишком сложный, чтобы не было насилия, но и не слишком легкий, ведь голос все-таки должен развиваться. Но, конечно, я опиралась на её вкусы — она ведь сложная, своеобразная девочка. Я не диктатор, я всегда стараюсь смотреть на особенности, на то, как ребенок может выразить, пропустить песню через себя исходя из своих психологических особенностей. Здесь важен темперамент: кто-то склонен к лирике, кто-то к патетике...
- Помните ее любимую музыку?
- Думаю, об этом лучше рассказала бы она сама. Но первая песня, которую мы с ней выучили — это была нежная лирическая «Мама» из репертуара Светланы Лазаревой. На этой песне Юля начала раскрываться.
- Как проходили ваши занятия?
- Мы занимались в Доме пионеров в Ухте. У нас была бюджетная студия, Юля пришла в 2002 году, в тяжелое с точки зрения экономики время. Нас даже порывались закрыть. Но был хороший коллектив, все друг друга поддерживали. От меня требовали не столько качество, сколько количество — по документам я была руководителем хора, но де-факто занималась с каждым из 27 человек индивидуально. Юля приезжала ко мне в Дом пионеров, потом часто я сама приезжала к ней домой, ночами мы писали фонограммы. Я тогда была молодым педагогом, не очень опытным, но желающим помогать, поэтому очень много сил помимо обязательных часов уделяла ей. Я привыкла брать учеников в свою судьбу, особенно если чувствую отдачу.
- Как у Юли складывались отношения с остальными ребятами из хора?
- Она никогда не стояла особняком. Мы все вместе ездили на конкурсы, занимались. Она очень контактный человек, так что в общении никогда не было никаких напрягов, замечательные отношения. Правда, когда у нее начались сольные концерты, когда я писала ей сценарии, могло возникнуть неравенство — но так она не одна у меня выступала с сольными концертами. Да, у меня были и более одаренные дети, но их недостаточно поддерживали родители — а это самое важное на этапе становления! – поэтому они не стали продолжать заниматься вокалом. Если вспомнить Юлю, то могу точно сказать, что без поддержки родителей ничего бы не получилось.
- Сколько времени вы занимались?
- Ровно три года. Она пришла в сентябре 2002 года, когда ей было 13 лет, и вплоть до моего переезда из Ухты мы работали. Это как раз то время, за которое человеку можно поставить голос. Занимались по моей личной методике.
- А потом вы поддерживали отношения?
- Она помыкалась по учителям, но ни с кем у нее не сложилось — и сложно было найти в Ухте вокалиста, и не хотела она. Все-таки для тех результатов, которые ей были нужны, требовался особый педагог. У нее была пауза, творческий застой — может быть, даже небольшая депрессия. У меня тогда тоже не все было благополучно, все-таки новое место... Мы созванивались, я всегда ей говорила: «Юлька, нельзя сдаваться, нельзя сидеть на месте! Если не с кем заниматься — занимайся сама, смотри классных исполнителей и повторяй за ними, методика у тебя на руках!». Через какое-то время она собралась — может быть, сама, может быть, мама простимулировала. Тогда она начала подавать заявки на конкурсы.
- За последними успехами вы следили?
- У меня есть небольшая обида на организаторов — мне кажется, ей дают слабые песни. В последний год наших занятий мы пели с ней Мерайю Керри, Уитни Хьюстон, сложные композиции. Петь в три ноты — это не её уровень, для Евровидения нужно бы что-то более яркое, более эффектное. Однако после «Фактора А» почти перестали общаться — наверное, ей стало не до меня, нет времени. Но, конечно, я ее поздравила, мы переписывались. Для меня это очень важно. Для меня она навсегда останется «моей Юлькой».
