«Еле живых принимать не будем»
СПРАВКА "МК"
У ФСИН России на сегодняшний день 115 больниц, в том числе 54 многопрофильных, 56 туберкулезных, 5 психиатрических.
— Череда смертей в московских СИЗО в Новый год и Рождество придала праздникам особый привкус горечи. Один из заключенных — за решетку его отправили за попытку украсть пальто — умер от СПИДа и туберкулеза последней стадии. Почему вы вообще принимаете таких тяжелобольных, лишая их возможности отойти в мир иной хотя бы на руках близких?!
— Есть порядок, согласно которому люди, нуждающиеся в срочном стационарном лечении, при отсутствии возможности такой терапии в СИЗО в учреждения не принимаются. Если речь не о срочности, а просто о тяжести заболевания, то мы его принимаем, но сразу отправляем на врачебную комиссию для освидетельствования на наличие недугов, препятствующих содержанию под стражей. Их перечень утвержден постановлением Правительства РФ №3.
Но бывает ведь, что острого состояния нет, человек выглядит более-менее нормально, а уже потом ему становится резко хуже.
Тот заключенный, о котором вы говорите, успел пройти даже врачебную комиссию, заключение по нему направили в суд — только суд выносит постановлении об освобождении. Но, к сожалению, рассмотреть материалы не успели. Мы обратимся к председателям судов с просьбой дела об освобождении людей из СИЗО рассматривать в кратчайшие сроки. Надеюсь, Фемида нас услышит.
— Хорошо, но хотя бы избитых конвоем могли бы не принимать?
— И не принимаем! Недавно ФСИН в очередной раз направила указание в территориальные органы всем начальникам СИЗО о порядке приема в следственные изоляторы, в том числе лиц с телесными повреждениями. Есть на теле человека следы жестокого избиения — конвой должен везти его в муниципальное учреждение здравоохранения. Если травмы незначительные, конвоиры получают там документы о том, что этот человек может содержаться в СИЗО. Но в СИЗО все равно фиксируют побои и направляют материалы в правоохранительные органы.
Но ЧП все равно случаются. Вот один из примеров. В смоленский СИЗО как-то конвой привез побитого человека, его там приняли, а через 20 минут он умер прямо на лавке карантинного отделения. Если бы не приняли — конвой его отвез бы сразу в больницу, и, может, там экстренно оказали бы медпомощь, спасли. Мы строго наказали сотрудников СИЗО. Надеюсь, этот случай будет уроком для всех.
— В российских СИЗО одно время у каждого вновь поступившего обязательно спрашивали про половую ориентацию и изолировали гомосексуалистов, трансвеститов. транссексуалов и т.д. Сейчас перестали это делать. Почему? И кстати, будет ли для них построена отдельная колония или хотя бы создан отдельный отряд при какой-то колонии?
— Сразу отвечу про отдельную колонию: в ближайшем будущем ее точно не будет. Во-первых, таких заключенных единицы — в среднем в год через московские СИЗО проходит не больше 10–20 человек. Во-вторых, нас обвинили бы в дискриминации. Даже в просвещенной Европе отдельных тюрем для людей с нетрадиционной ориентацией нет, насколько я знаю.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
В одном из столичных СИЗО не так давно жестоко избили 25‑летнего парня-гомосексуалиста за то, что он «не представился» (не сообщил о своей ориентации). Несколько дней он вместе со всеми ел-пил, что по тюремным понятиям недопустимо. Согласно криминальным «традициям» такой арестант должен был еще на пороге выкрикнуть, что он гомосексуалист, занять место на полу и употреблять пищу отдельно ото всех.
С криминальной субкультурой ФСИН борется, так что мы не отделяем людей нетрадиционной ориентации от остальных. Но если они сами выскажут такое пожелание, то их помещают раздельно.
Сложнее всего в ситуациях, когда человек на воле поменял пол, но не успел сделать это до конца и не переоформил документы. К примеру, он выглядит уже совсем как девочка, а по бумагам — парень. Выход видим вот в чем: поможем ему поменять документы, а на это время изолируем.
Недавно ФСИН получила благодарность — хвалят нас, сами знаете, редко — от адвоката Ольги Бадалян. Она в прошлом году обращалась к нам с просьбой помочь трансгендеру Алексею Матюнину — сам себя Алексей называет Альбиной, выглядит соответственно. Адвокат написала, что за все время нахождения в СИЗО №4 «Медведь» ему ничего не угрожало. Он был в отдельной камере сначала один, а потом к нему посадили парня нетрадиционной ориентации, с которым они сильно подружились. Этапировали Альбину отдельно от других заключенных-мужчин.
Комментарии Альбины (Алексея Матюнина), которая недавно была освобождена:
— Я и мой брат решили одновременно поменять пол и стать Альбиной и Евой. Разумеется, никто не думал, что я могу оказаться за решеткой. А когда оказалась, то была в панике. По-моему, судья особо не переживала, когда избирала мне самую жесткую меру пресечения. Конвоиры, когда везли в СИЗО, насмехались. Но в самом изоляторе не было никаких издевок. Я боялась, что попаду в камеру с брутальными мужиками, которые меня там будут насиловать и бить. Но все обошлось. Даже на прогулку меня водили отдельно. Сейчас мы с Евой живем в Москве, работаем на дому. Скоро оформим все документы на другие имена.
Комментарии представителя УФСИН Москвы Анны Каретниковой:
— В «Матросской Тишине» одновременно оказалось два трансгендера. Их посадили вместе в одну камеру. И произошла почти что поразительная вещь. Оба заявляют, что это судьбоносная встреча. На воле ни один из них не мог найти себе друга, они мучились от непонимания окружающих. В камере «два одиночества» так сдружились, что просят этапировать их в одну колонию, пусть даже на край света.
Тюрьма залечит
— Больше всего жалоб сегодня из мест не столь отдаленных на тюремную медицину. Почему, на ваш взгляд?
— Попадая в места лишения свободы, любой испытывает стресс. А это провоцирует обострение имеющихся проблем со здоровьем. Ведь не секрет, что большинство наших «постояльцев» — люди с низким социальным статусом. До поступления в СИЗО многие из них и в поликлинике ни разу не были. О наличии у них тех или иных заболеваний они узнали только после проведенного в наших учреждениях медицинского обследования.
Число людей, находящих за решеткой и нуждающихся в серьезной медпомощи, — более 20%. Речь в основном о хронических больных. На первом месте по заболеваемости ВИЧ, 65 тысяч человек, на втором — сердечно-сосудистые недуги, около 50 тысяч, на третьем — туберкулез, 25 тысяч.
— А умирает ежегодно сколько за решеткой?
— В 2016 году — 3408 человек.
— Ужасная статистика...
— И это на 10% ниже показателя смертности в аналогичный период прошлого года: в 2015‑м умерло 3828 человек.
— От чего именно все эти люди скончались?
— От заболеваний в 2016 году умерло 2805 человек. От туберкулеза — 111, было 244, заболеваний сердечно-сосудистой системы — 763, было 793, от ВИЧ-инфекции — 1092 против прежних 1193.
— Вы же как-то говорили, что туберкулез за решеткой фактически удалось победить?
— Количество больных активным туберкулезом снижается постоянно. Сейчас их 22 тысячи, а лет десять назад было больше 30 тысяч. Но мы никуда не денем заключенных со впервые установленным диагнозом туберкулез — в 2016 году их было 6653. Многие если бы не попали за решетку, то в принципе не узнали, что больны, распространяли бы заразу вокруг себя. Противотуберкулезных препаратов у нас в достатке, сбоев за последнее время не было. Каждый раз мы приобретаем их по госконтрактам, так что это точно не поддельные лекарства. Плюс закупаем такие, чтобы подходили и для терапии устойчивых форм. Кстати, недавно к нам приехали коллеги из Норвегии — перенимать опыт лечения туберкулеза. Мы спрашиваем: «Вам-то зачем? Неужели норвежцы страдают этой болезнью?». Оказалось, в тюрьмы к ним попадает все больше мигрантов, у которых есть туберкулез.
— Как много заключенных умерло во время этапирования?
— В 2016 году во время этапирования скончалось два человека, в обоих случаях причиной смерти стали остро возникшие состояния. Вообще, если человек тяжело болен, то на всем пути его сопровождает тюремный медик. Но ФСИН будет рекомендовать не перевозить больного человека до момента его ремиссии. И потом его постараются направить в ту колонию, где есть больница.
— Почему же вы не отправили в такую колонию онкологическую больную, 56‑летнюю фигурантку дела «Оборонсервиса» Юлию Ротанову? Наоборот, ее этапировали в Пермский край. Другую фигурантку этого же громкого дела, здоровую Евгению Васильеву, вы отправили в свое время куда ближе — во Владимирскую область.
— Ротанова — бывшая военнослужащая, была начальником секретного отдела. Когда она была в СИЗО, то сама подписала документ, что хочет содержаться отдельно от остальных, в камере для бывших сотрудников (б/с) правоохранительных органов. Потому ее отправили в женскую колонию для б/с. Но в этом регионе есть несколько хороших гражданских онкологических больниц, куда ее будут вывозить на обследование и лечение.
— Почему начальники СИЗО и колоний крайне редко ходатайствуют об освобождении людей, страдающих тяжелыми заболеваниями?
— Есть две разные процедуры освобождения по болезни: одна касается обвиняемых и подозреваемых — перечень недугов прописан в постановлении №3, другая — уже осужденных, на них распространяется уже постановление №54. В первом случае медосвидетельствование проводят гражданские медики, во втором — наши. Но в обоих случаях окончательное решение принимает суд.
Возьмем, к примеру, осужденных. В 2016 году наши медики направили в суд материалы об освобождении 3497 тяжелобольных. Но тот освободил только 1688 человек (48,3%).
ФСИН России, кстати, переработала постановление №54 и расширила перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания. С сентября 2016 года проект нового списка недугов находится на рассмотрении в Правительстве РФ. Если его примут, еще несколько тысяч тяжелобольных выйдут на свободу.
— А как же постановление №3? Его вы будете дорабатывать? Сами тюремные медики говорят, что освободить по нему из-под стражи можно разве что труп.
— Пока, увы, проекта нет. Но мы будем работать над этим. Вообще, медицинское освидетельствование по постановлению правительства №3 возложено на гражданские медицинские учреждения. Но последнее слово остается за судом, и даже если медицинские работники выносят заключение о наличии тяжелого заболевания, не всегда суд выносит решение об освобождении.
В 2016 году из 334 следственно-арестованных, представленных в суд для изменения меры пресечения в связи с болезнью, освобождено 233 человека. Это крайне мало.
— Тюремные врачи говорят, что возник законодательный пробел: люди, которых уже осудили, но которые подали апелляцию, не подпадают ни под постановление №3 — для обвиняемых, ни под №54 — уже осужденных. И этим пользуются следователи и судьи. Они прямо так и говорят человеку: подашь апелляцию — помрешь, не дождавшись ее решения.
— Проблема есть. Мы считаем, что пока приговор не вступил в силу, то должно действовать постановление №3. Но следственные органы, а требуется их разрешение на медосвидетельствование, с нами не согласны. В ближайшее время решим этот вопрос, если потребуется — внесем изменения в законодательство.
— Согласно данным Совета Европы, во ФСИН работает 28 795 медицинских сотрудников. Если учесть тюремное население в 650 тысяч человек, то выходит 1 медик на 20 арестантов. На воле о таком соотношении и мечтать не приходится. Но в СИЗО врачей не хватает, заключенные не видят их неделями. Как так получается?!
— Имейте в виду: из 28 тысяч медиков непосредственно врачей около 6 тысяч. Это совсем немного. Потому СИЗО укомплектованы врачебными должностями лишь на 84%. В некоторых изоляторах — к примеру, в «Матросской Тишине» — один уролог на 2 тысячи пациентов, причем он работает на полставки.
Куда бегут врачи?
— Тюремные медики жалуются на крайне низкую зарплату. Каков ее официальный размер?
— 63% из общего числа врачей и 87% медсестер и санитарок УИС являются вольнонаемными. В 2015 году они получали вместе с доплатой, установленной указом Президента РФ, в среднем 41 тысячу и 29 тысячи рублей соответственно. Это примерно соответствовало зарплате медиков на воле, по данным Росстата. Но в 2016 году средства на эту доплату ФСИН не получила, и зарплата у медиков сократилась на 10–14 тысяч рублей. Это сильно ударило по нашим медикам. Хорошие доктора стали искать работу за пределами тюрем. Вы ведь сами посудите: работа за решеткой — повышенный риск. У нас были случаи заражения медиков туберкулезом, были и нападения на них. В прошлом году, слава богу, ни одного благодаря тому, что у многих медиков теперь с собой кнопки срочного вызова.
— Это из-за снижения зарплат медики стали проносить за решетку мобильники, наркотики? И кстати, как сложилась судьба медсестры, по вине которой от героина умер заключенный в «Матросской Тишине»?
— Связи между зарплатой и преступлением, на мой взгляд, нет. Вот та медсестра, к сведению, получала не 10–12 тысяч, как уверяла всех. Она работала по совместительству, и в общей сложности у нее выходило около 40 тысяч в месяц. Я не говорю, что это много. Но на преступление она пошла точно не от большой нужды. А от жажды наживы. За каждый пронос в СИЗО дозы наркотиков ей давали по 2–10 тысяч рублей, за блок сигарет — 1–2 тысячи. И чем все закончилось? Сейчас она в женском СИЗО №6. Слышал, что раскаялась. Но человека, который умер по ее вине, не вернуть...
— В «МК» попало обращение начальника терапевтического отделения больницы №2 Пермского края майора Людмилы Глыбович. Там она рассказывает ужасные вещи: как руководство заставляет врачей госпитализировать осужденных, которым не требуется стационарная помощь, как заключенных «лечат» люди, не имеющие права заниматься медицинской деятельностью...
«Осужденный Зак Анатолий Маркович, обвиняемый по делу о пожаре в клубе «Хромая лошадь», жил (именно жил) в кардиологическом отделении в отдельной палате, которую лично закрывал на ключ, в результате отдел безопасности не мог попасть к нему с проверками. Находился А.М.Зак на территории «Больницы №2» за отдельную плату, т.к. ему администрация «Больницы №2» обещала освобождение по болезни, но по каким-то несложившимся обстоятельствам (которые мне неизвестны) его отправили в другой регион. Но тем не менее Зак А.М. был частым гостем кардиологического отделения и жил там в наилучших условиях».
Из заявления Глыбович.
— События, указанные в обращении Глыбович, относятся к периоду с 01.01.2014 по 01.11.2015. Управление собственной безопасности ГУФСИН России по Пермскому краю по всем этим фактам провело проверку, и многое действительно подтвердилось. Начальник филиала больницы Юрий Дехтярук покровительствовал по службе сотрудникам, не выполняющим свои должностные обязанности: к примеру, те получали зарплату, хотя не работали. 12 января 2017 года в отношении Дехтярука СО по г. Соликамску СУ СК РФ по Пермскому краю возбуждено уголовное дело по статьям «Злоупотребление должностными полномочиями» и «Служебный подлог».
Подтвердилось, что некоторые врачи работали без сертификатов специалистов. Но сейчас эти нарушения устранены. А вот насчет осужденного Зака и других — тут проверка ничего не показала. Я не говорю, что Глыбович все напутала, но факты не были установлены и задокументированы.
— Почему в прошлом году не пускали за решетку гражданских медиков, к помощи которых прибегли родные тяжелобольного заключенного?
— Не пускали только в случаях, когда следователь не давал на это разрешения. А по закону без его письменного согласия — нельзя. Если хотите, чтобы было по-другому, — вносите изменения в законодательство. Но, вообще, из опыта работы следственных изоляторов так скажу: при наличии справки от лечащего врача медико-санитарной части ФСИН России о необходимости проведения консультации, осмотра, освидетельствования следователи беспрепятственно выдают разрешение на посещение. Изначально почему появилось требование о письменном разрешении следователя? Вдруг под видом врача проведут в СИЗО подельника или киллера.
Но управления ФСИН в регионах заключают договоры с департаментами здравоохранения, и если врач приезжает в рамках этих соглашений, то есть его выбрали не родственники, а департамент, то разрешения следователя не нужно.
— Скольких заключенных вывозили в прошлом году в гражданские больницы?
— Всего было 6870 случаев госпитализации. 82 440 арестантов получили амбулаторную помощь в «вольных» клиниках. Но, вообще, и наши учреждения тоже проводят операции, в том числе высокотехнологичные. Всего по итогам года в медицинских организациях УИС прооперировано 8815 пациентов. Что именно это было? Операции на костях и суставах, в том числе эндопротезирование, на женских репродуктивных органах и т.д.
— А оказание платной медпомощи? Сколько заключенных за год пользуется этим правом?
— За прошлый — около 50 тысяч человек. В основном это были платные диагностические исследования на те инфекции и болезни, которые не входят в бесплатный перечень, курсы стационарного и амбулаторного лечения, включая массаж, и т.д.
— Приспособлены ли хоть какие-то колонии для нужд парализованных, инвалидов-колясочников, слепых, глухих? И кстати, почему ФСИН крайне редко выступает с ходатайством в суд об освобождении таких «клиентов»?
— Инвалидов у нас около 20 тысяч. Объективно большинство — это люди, совершившие тяжкие преступления. Именно потому суд приговорил их не к условному, а к реальному сроку.
Как бы то ни было, за решеткой им сложнее всего. Специализированных колоний для них нет. Но к 2020 году абсолютно все места лишения свободы будут приспособлены под них. В 2016 году уже оборудовано 540 туалетов с учетом эргономики лиц с ограниченными возможностями, для беспрепятственного доступа осужденных-инвалидов в здания установлено 743 пандуса.
— В прошлом году с родственников, которые передают за решетку лекарства, стали требовать свидетельство о регистрации. Его в аптеках выдают обычно через день или через неделю после покупки: все это время больной заключенный остается без медикаментов. Люди просят отменить требование.
— Если лекарство в упаковке и на ней написан регистрационный номер препарата, то сертификат не нужен. Достаточно чека, который бы подтверждал покупку. Мы направим такие разъяснения во все СИЗО и колонии.
