Справка «МК»
Более двух лет назад из детского отделения больницы в подмосковном Дедовске похитили младенца-отказника Матвея Иванова. Ребенку на тот момент был месяц. В совершении преступления подозревали родственников новорожденного — его бабушку по линии матери и ее сожителя. Но доказать их вину не смогли. В январе 2017 года Матвея удалось найти. Сотрудники ОМВД России по Истринскому району вышли на супругов из поселка Павловская Слобода. У них подрастал младший сын по имени Егор, возраст которого совпадал с возрастом Матвея. Однако никаких данных из роддома о рождении малыша родители представить не смогли, свидетельство о рождении оказалось поддельным. Собственно, этот обман вскрылся случайно. Женщина пришла в бухгалтерию предприятия, где работала, оформлять новогодние подарки на Егора. Там-то и заметили, что метрика мальчика фальшивая. Служащие сообщили в полицию, после чего к подозреваемой нагрянули оперативники. Спахова отпираться не стала и написала явку с повинной.
С Еленой и Сергеем Спаховыми мы договорились встретиться у них дома, в Нахабине.
Перед тем как переступить порог квартиры, я перекинулась парой слов с адвокатом семьи Сергеем Щеголевым.
«Не верю я, что женщина действовала в одиночку. Не бывает такого, чтобы случайно пришла в роддом, наткнулась на ребенка, взяла отказника, вышла из больницы никем не замеченной. А потом 2,5 года жила в том же месте, где полиция прочесала все районы в поисках младенца», — передала я свое настроение адвокату.
Тот улыбнулся: «Я даже не стану ничего комментировать, вы сами все увидите. Поверьте, вам хватит пяти минут общения со Спаховыми, чтобы все понять про них».
Дверь открыл высокий крепкий мужчина в камуфляжных штанах, футболке. Представился Сергеем. Следом вышла женщина в спортивных брюках и широкой футболке. Это и есть Елена Спахова.
Расположились в гостиной за накрытым столом. Чай, кофе, печенье, конфеты.
— Может, бутерброды нарезать? С дороги ведь, проголодались, наверное, — суетилась Елена, таким образом скрывая волнение. — Вам кофе растворимый или сварить? С молоком или без?
Адвокат оказался прав. Даже внешне чета Спаховых на преступников не тянула. Слишком простые, слишком доверчивые. Если бы Елена прикрывала соучастников этой истории, раскусить ее смогли бы даже следователи-стажеры. Большого ума и опыта здесь не надо.
Я включила диктофон.
«Биологического отца Матвея привлекают за угрозу убийством»
Беседу начал Щеголев:
— Давайте сначала закроем тему биологических родителей Матвея-Егора, которые сейчас якобы заявляют о своих правах на мальчика. Родная мать ребенка, Люба, отказалась от сына через два дня после родов. Если бы она в течение полугода заявила о том, что хочет восстановить свои материнские права независимо от того, найдется или нет ребенок, то сейчас закон, возможно, был бы на ее стороне. Но девушка прав на Матвея до настоящего времени не заявляла. Более того, она сейчас родила другого ребенка. При первом допросе в СК она показала, что у нее не было денег на содержание сына, поэтому она оформила заявление о согласии на усыновление ребенка.
— О своих правах на ребенка заявлял биологический отец ребенка, Алексей Честнейшин?
— Кстати, сейчас этого Честнейшина привлекают за угрозу убийством. В рамках расследования уголовного дела о похищении ребенка ему задали вопрос про Матвея, и тот ответил, что не нужен ему сын. Так и сказал: как я буду его воспитывать?
В разговор вступает Сергей Спахов.
— Странно все это. На передаче Алексей заявил, что хочет взять сына обратно. Зачем так обманывать людей? — вздыхает мужчина.
Обращаюсь к Елене.
— Вы не пытались встретиться с родной семьей мальчика?
— Сами мы с ними не связывались, они тоже не пытались выйти на нас. Мои родители живут с Ивановыми в одном поселке. После всего случившегося моя мама несколько раз сталкивалась в магазине с прабабушкой Егора. Та никаких эмоций не проявила. Ни здравствуйте, ни до свидания, ни угроз, ни просьб. Просто посмотрели друг на друга и разошлись. А недавно я в автобусе столкнулась с Еленой, той самой бабушкой, которую подозревали в краже малыша. Она сделала вид, что меня не узнала.
— Так, может, она вас в лицо не знает?
— Она меня отлично знает. Мы с ней родились и выросли в одном дворе. Помню, с ней вместе с колясками гуляли — я со своей старшей сестрой, она с младшей девчушкой, которая погибла. У нее ведь помимо Любы еще было двое детей, которые сгорели в пожаре. Так что знакомы мы были, но тесно никогда не общались.
— Тем не менее вы знали, что Елену подозревали в краже внука, она в СИЗО провела полтора месяца?
— Да, я все знала, — вздыхает Елена.
Женщине нечего ответить. Опускает голову.
Щеголев: С самого начала следователям было понятно, что задержание бабушки Матвея и ее сожителя ничего не даст. Следователи тогда пошли по пути наименьшего сопротивления, чтобы погасить нездоровый ажиотаж вокруг этого скандала.
— То есть тогда надо было кому-то отрапортовать, вот и взяли бабушку с сожителем?
— Естественно. Благо те особо не сопротивлялись, оговаривая себя.
— На ваш взгляд, плохо сработала полиция?
— Мягко сказано. Ужасно плохо. Знаете, как работали полицейские? Они отправляли запросы и получали ответы в письменной форме. Живого общения сотрудников, скорее всего, с персоналом больницы и роддома практически не проводили. Иначе Спахову вычислили бы уже в первые дни.
«Если бы полицейские лично побеседовали бы с нянечками роддома, то те вспомнили бы женщину»
Елена молча слушает адвоката. Глаз не поднимает…
— Я очень хотела ребенка. Забеременела. Через два месяца у меня случился выкидыш дома, — начала Спахова. — К врачам я не стала обращаться. Я же медик по образованию. Посмотрела в Интернете, что нужно делать в таких случаях.
— И о выкидыше никому не сказали?
— Никому. Конечно, сейчас я понимаю, надо было хотя бы поговорить с сестрой. Глупость я сделала, что продолжала всех обманывать.
Щеголев: Лена продолжала всем лгать, что беременная. Она себе внушила это состояние, и у нее развилась ложная беременность: стали наливаться груди, расти живот. И у соседей по дому сложилось впечатление, что она и в самом деле беременна.
— Разве такое возможно?
— Да, такое бывает, — кивает Елена. — У меня даже походка изменилась. Причем я это делала неспециально.
Справка «МК»
Ложная беременность — психофизиологическое расстройство. Состояние ложной беременности возникает у женщин с повышенной мнительностью и эмоциональными расстройствами; может проявляться прекращением менструаций, токсикозом, увеличением молочных желез, увеличением веса и объема живота. При псевдобеременности женщина переживает и ощущает ее признаки. Фоном для развития синдрома ложной беременности нередко становятся невроз, психоз, истерия. К категории риска по развитию ложной беременности относятся женщины после 35–40 лет, длительно и тщетно пытающиеся забеременеть.
Щеголев: Зачастую ложная беременность заканчивается ложными схватками. Что и случилось с Еленой. Через 9 месяцев у нее начались рези в животе. Она сообщила мужу. Тот решил, что начались схватки и отвез ее в роддом. На самом деле Елена просто внушила себе это состояние. В роддоме женщину с ходу раскусили.
Обращаюсь к Елене.
— Почему вы пошли в роддом, если знали, что не беременная? Почему не сразу в гинекологию?
— Я не могу это объяснить. Не могу дать оценку своим действиям. Меня из роддома направили в гинекологию, где я провела неделю.
— Если у вас ничего не было, почему вы столько времени лежали в больнице?
— С подозрением на внематочную беременность.
Щеголев: Если бы сотрудники полиции тогда реально, как говорится — вживую, опрашивали врачей, лично побеседовали бы с нянечками, то те вспомнили бы странную женщину, которая в мае приходила в роддом с ложной беременностью. Эта ситуация должна была у кого-то отложиться в голове. Елена неделю провела в этой больнице, но она выпала из поля зрения сотрудников полиции.
Матвей Иванов родился 12 мая 2014 года. А 20 мая Елена Спахова объявила всем знакомым, что у нее родился сын. О том, что в больнице в тот момент находился отказной ребенок, женщина на тот момент не знала.
«В детском отделении находились какие-то люди. Но на меня они не отреагировали»
— Елена, пока вы лежали в больнице, у вас в голове уже созрел план, как действовать дальше?
— Никакого плана не было. Пустота была. Я просто думала, как выйти из этого положения, выпутаться из плена лжи. И не понимала.
— То есть ни о каких отказниках вы не слышали?
— Нет. В больнице ничего об отказных детях не говорили. На тот момент я даже не думала о том, что можно кого-то забрать. Я была обеспокоена, как выйти из этой ситуации, как прекратить вранье, чтобы было меньше последствий. Я боялась разрушить семью. Потом позвонила мужу, сказала, что у нас родился мальчик, что-то наплела про болезнь новорожденного. Предупредила супруга, что ребенок должен остаться в больнице.
— Вы вернулись домой. Дома провели месяц без ребенка. Сергей не интересовался, почему не навещаете сына?
— Конечно, он задавал такие вопросы. Я объясняла, что врачи о состоянии малыша докладывают мне по телефону. Если им что-то понадобится, они меня оповестят. А через месяц Сергей начал злиться, почему не отдают сына, грозился поехать и разнести роддом. Пришлось сказать, что мне позвонили из больницы и пора забирать ребенка. Поехали. Муж остался ждать меня в машине. Я отправилась в больницу одна. С собой взяла пакет с детскими вещами и одеялом. Зашла я на территорию больницы, побродила на улице какое-то время. Я была в отчаянии, не понимала что делать. Долго бродила. Сергей несколько раз звонил мне, торопил, спрашивал, нужна ли помощь. Я сказала: нет, пока сиди на месте. Потом я забрела в здание больницы.
— Тот самый корпус, где находилось детское отделение?
— Я не знала, что там находилось. Просто зашла внутрь. Проехала на лифте до 5 го этажа. Потом бродила по этажам, еще не представляя дальнейшего развития событий. Пришла к мысли, что надо покончить с собой и прекратить, таким образом, вранье. Написала записку родным с просьбой простить меня. И вдруг обнаружила, что сижу перед детским отделением — о том, что оно находилось именно в этом здании, мне было невдомек. Вошла в отделение, никто меня не остановил. В первой же палате в кроватке оказался ребенок. Взрослых и медперсонала рядом не было. Я сняла с него подгузник, убедилась, что это мальчишка, завернула его в свое одеяло и в полуобморочном состоянии вынесла его из отделения.
— А если бы в палате оказался не мальчик?
— Не знаю, что бы я делала.
— Когда вы выносили ребенка, по пути никого из персонала не встретили?
— Если бы меня заметили, то, наверное, искали бы не три года. Видимо, никто не обратил внимания на меня. На посту в том отделении кто-то сидел, я слышала шуршание бумаги. Но на меня не отреагировали. Возле лифта люди ходили. В отделении суетились медсестры, санитарки. Я прошла мимо. Спустилась по лестнице. Ноги-руки у меня тряслись. Тем не менее ни возле лифта, ни у корпуса меня никто не остановил. Когда шла от больницы до машины, никого не увидела. Будто ангел-хранитель привел меня к этому малышу. Не знаю, чем еще можно объяснить такие совпадения.
— На выходе ведь сидит охрана. Вам не задали ни одного вопроса?
— Охрана была, но тогда всех пропускали, никого ни о чем не спрашивали.
— Складывалось ощущение, что вам кто-то из персонала все-таки помогал?
— Да я никого и не знала в той больнице. Не было у меня знакомых там. Да и решение взять малыша возникло спонтанно.
— Ваши знакомые, бывшие коллеги говорят, что после появления ребенка в семье вы оборвали все прежние связи.
— После того как появился Егор, я свела все знакомства к минимуму. Ни с кем не общалась. Рядом со мной остались только муж, родители, сестра и соседи.
— Вы боялись, что посторонние люди могут о чем-то догадаться?
— Не то что я боялась, как-то само вышло. Да и знакомые сами перестали названивать, понимали, что у меня маленький на руках, зачем отвлекать?
«Я вздрагивала от звонков в дверь. С опаской выходила на улицу»
— Елена, вы взяли первого попавшегося ребенка. А если бы мальчик оказался из полной семьи, не отказник?
— Когда к вечеру голова встала на место, я только об этом и думала. Допускала, что у мальчика есть свои родители, которые сейчас сходят с ума. Полночи продумала. Я была готова утром следующего дня отдать его.
— Когда вы узнали, что от мальчика отказались родители?
— На следующее утро я включила телевизор и увидела сюжет про Матвея. Я была в шоке, когда узнала, чей он сын и что от него отказались.
— Камень с души упал?
— Чуть легче стало, но не совсем. Меня ведь все эти годы не отпускала эта ситуация. Я вздрагивала от звонков в дверь. С опаской выходила на улицу, постоянно оглядывалась.
— Матвея искали долго, вы находились в эпицентре событий, жили в 5 минутах от Дедовска. Что чувствовали в тот момент?
— Тяжело было. Но в какой-то момент я стала бояться не того, что меня могут наказать, я боялась расстаться с Егоркой. Настолько прикипела к нему. И когда вся эта история завертелась, думала об одном, будь что будет, пока меня не нашли — он будет мой. А когда все раскроется, буду разбираться по ситуации.
— Наверняка за два года вы уже успокоились?
— Неправда. Я не думала, что все закончилось. Так и жила в страхе. Я понимала, что людей, которых похищают, долго разыскивают. Так что меня не покидала мысль, что Егора ищут.
— За эти годы вам не приходила в голову мысль признаться кому-нибудь в содеянном?
— Неоднократно приходила такая мысль. Я пыталась сестре рассказать, но струсила. Перед Новым годом она рассказала мне свой сон, будто видела много народу и полиция отнимала Егора со словами: «Это не ваш ребенок». Меня тогда парализовало от ее слов, пот пробил, затрясло. Я спросила ее: «А в конце что происходит?». Она улыбнулась: «Нам его возвращают. Мы доказали, что он наш». А через три недели к нам пришли полицейские.
«Если сына не вернут, мне нет смысла жить»
— Елена, как вас рассекретили?
— Я работала поваром. Накануне Нового года начальница сказала, что все работники, у которых есть дети, должны получить подарки для малышей. Для этого потребовала предъявить свидетельство о рождении, которого у меня не было. Я отнекивалась, отбрыкивалась. Твердила, что нашей семье ничего не надо. У ребенка есть все и даже больше. Начальница прижала меня, пришлось думать, как подделать свидетельство. В итоге я нашла бланк свидетельства в Интернете, отксерила, вырезала бумажки, карандашом вписала туда имя Егора. Вот такое свидетельство я представила своей начальнице. Ну, вот такая дура, что делать?
— В отделе кадров удивились такому странному свидетельству?
— Я передала «документ» своей начальнице. Потом мне позвонили из отдела кадров, просили еще раз отксерить свидетельство. Я ничего не сделала. Больше вопрос не поднимался. 26 декабря нам выдали эти подарки. А 11 января раздался стук в дверь. Пришли из полиции.
— Почему за два года вы не озаботились получением свидетельства?
— Думала об этом, даже забивала как-то в Интернете: как купить свидетельство. Но никакой конкретной информации не нашла.
— Как происходило ваше задержание?
— Домой ко мне нагрянули человек пять или шесть. Муж был на работе. Я не сразу сообразила, что пришли за Егором. Один сотрудник спокойно разговаривал, другой начал шуметь. Но ничего, в итоге все прошло нормально.
— Вы не стали отпираться, что ребенок не ваш?
— Сначала я сказала, что мой. Но когда они попросили свидетельство, тут до меня дошло, что это те люди, которые заберут сына. Но Егора забрали не сразу. В полиции он сидел со мной. А потом меня отправили в следственный комитет. Туда приехали органы опеки, вызвали «скорую помощь». Я понимала, что Егора сейчас заберут, и возможно — навсегда. И тогда я сказала, что если мне не отдадут ребенка, мне нет смысла жить. Я не хочу и не буду жить. На что следователь, дай бог ему здоровья, пообещал сделать все возможное, чтобы малыша не забирали. После этого я успокоилась чуть-чуть.
«Главврач больницы выступил против того, чтобы родители общались с ребенком»
Во время разговора я внимательно следила за Спаховыми. Елена, безусловно, чувствует свою вину. В первую очередь перед супругом. Сергей держится из последних сил. Вытянуть из него откровения — задача не из легких. Мужчина скуп на эмоции. Скуп на слова.
— Сергей, вы жили во лжи больше двух лет? Не держите зла на супругу?
— Ну жил. И что? Я воспитал двоих неродных детей от первого брака, потом родился родной сын. У меня четверо внуков. Что вы хотите? И Егор мой четвертый ребенок. Мне все равно, что натворила Елена. Я вырастил Егора, это мой ребенок. И сейчас он страдает. Мне больно от этого.
— Вы виделись с Егором после случившегося?
— Мне дали с ним увидеться только один раз. Второй раз нас привезли с Леной в больницу ночью, как нам объяснили, на следственный эксперимент. Позволили посмотреть на спящего Егора.
Елена: Мне показалось, Егора тогда напичкали чем-то, чтобы он не проснулся. На следующее утро мы снова приехали в больницу, надеялись хоть одним глазком взглянуть на сына, но нам там сказали, что его уже перевели в дом малютки.
Щеголев: Нас заранее не оповестили о переводе мальчика в дом малютки. Скрыли. Из больницы Егора отправили в детское учреждение в пять утра. А нас потом еще попрекали: зачем вы просите свидания, только тревожите малыша зря.
— Вы знаете, как себя чувствует Егор, чем он живет сейчас?
— Нам нельзя ничего знать, — вздыхает Сергей. — Уполномоченный по правам ребенка в Мособласти Ксения Мишонова сказала: «Не травмируйте психику ребенка. Если он будет вас видеть, то начнет переживать».
— Но поинтересоваться его здоровьем вы можете?
— Нам говорят так: «Мы сами интересуемся, а вам знать необязательно».
— Егор вас вспоминает — об этом вам рассказывают?
— Психолог говорит, что не спрашивает про нас. Но мы не верим. Раньше Егор ложился спать и всегда спрашивал, где крестная, где сестричка двоюродная. А тут вдруг перестал спрашивать даже о маме и папе.
Елена: Бабушка с дедушкой плачут, переживают, вдруг Егор забудет их за это время.
Сергей: Ерунда. Не может мой сын забыть нас.
— Что происходит сейчас?
Елена: Супругу позволили оформить временную опеку над Егором. Сотрудники отдела опеки в самом начале дали понять нам: «Не волнуйтесь. У нас два варианта. Все будет хорошо или все будет очень хорошо». И добавила: «Собирайте бумаги для оформления опеки». Нам пришлось переехать из съемного жилья в квартиру, где я прописана. За полтора дня обустроили детскую, после чего инспектор произвел акт обследования в квартире. Всех все удовлетворило. Но в какой-то момент прошла информация, что неожиданно органы областного министерства образования выступили против возвращения Егора. И сейчас все застопорилось именно из-за отсутствия взаимопонимания в административных органах.
Щеголев: Сергей прошел курсы приемных родителей. Но беда в том, что на данный момент лицо, которое может подписать соответствующий документ, якобы находится в отпуске до 28 февраля. И мы попросту теряем время. Сама идея оформить временную опеку исходила от представителей Общественной палаты РФ и области, правительства Мособласти, по их же рекомендации Сергей собрал необходимые для оформления документы, взял отпуск на работе и ездил в Москву на курсы приемных родителей. Однако затем вдруг зазвучали призывы подобрать ребенку других усыновителей. В этих призывах не говорится — чем плох Спахов? Чем будут лучше другие усыновители?
— Когда вся ситуация закрутилась, все чиновники выступали за то, чтобы вернуть ребенка в семью?
Щеголев: Категорически против общения ребенка с семьей с первых дней выступали только два человека — главврач Дедовской больницы Афонин и начальник опеки Истринского района Владимир Рыбкин. Следователи разрешили Сергею общаться с ребенком, но Афонин в свою очередь запретил охране пропускать его в больницу со словами: «Следственный комитет мне не указ». Также главврач продолжал называть мальчика Матвеем. Хотя мы просили звать его Егором. Когда мы приносили передачи ребенку, Афонин нас не пропускал. Сейчас Егора изъяла истринская опека, документы находятся в красногорской, а сам Егор — в Коломне. Мы не контролируем ситуацию не столько по своей вине, сколько в силу административного противодействия, нежелания чиновников областного уровня взять на себя принятие управленческого решения. Хотя выполнили все условия, подготовили пакет документов, но ребенка так и не видим. За кем он числится — не знаем. Информация скрывается. И люди, которые раньше выступали за нас, вдруг заняли противоположную позицию и отвернулись от семьи без объяснения причин.
— То есть сейчас дело не движется с мертвой точки?
Щеголев: Нам непонятна неопределенность. Почему не принимают решение? Или откажите в передаче ребенка, и мы будем жаловаться в суд, или отдайте Егора в семью, к которой он привык. Ситуация искусственно заморожена.
— Получается, на семью махнули рукой?
Щеголев: Получается так. Хотя за прошедшие 2,5 года, пока Егор находился в розыске, следователи набили 40 томов дела. После раскрытия преступления прошел месяц, а мы не понимаем, что дальше будет. Две недели назад Мишонова гостила у Спаховых и сказала: «Мне нравится ваша семья, но не нравится Елена, потому что она похитила мальчика». И все, движения нет. Ситуация заморожена.
— Елена прошла психиатрическую экспертизу?
Щеголев: Елена прошла одну психиатрическую экспертизу, нас пока с результатами не ознакомили. В то же время сведений о том, что она признана невменяемой, нуждающейся в лечении, не способной воспитывать Егора, нет. Скорее всего, ей придется пройти еще стационарную экспертизу в Институте Сербского.
— Суд будет?
Щеголев: Это не я решаю. Мы оформили явку с повинной. Следователь имеет право сам прекратить дело и не передавать его в суд.
— Если все-таки дело передают в суд?
Щеголев: Елене грозит статья, которая предусматривает от 6 до 15 лет лишения свободы. В данном случае ее срок может оказаться и реальным, и условным.
«Нам запретили интересоваться состоянием сына»
— А давайте мы вам покажем комнату Егора, чтобы вы убедились, что у нас все хорошо, — предлагает Елена.
Проходим в детскую. На двери плакат: «Егорка, добро пожаловать домой». В кроватке — ватман, где разноцветными буквами написано: «Наш Егорка лучше всех». На шторах — воздушные шарики, на полу — игрушечная железная дорога, кругом — море игрушек.
— Это святая святых. Мы в эту комнату даже не заходим. Только пыль погонять, — говорит Елена. — Здесь все Егоркино. Шкаф, игрушки, ковры. Вот стол папа ему смастерил своими руками. Крестная Егора плакаты нарисовала. Ждем самого главного человека здесь.
Сергей показывает фотографии мальчика на телефоне: «Каждый день смотрим на фотографии, вспоминаем».
— Уже месяц, как нет с нами Егорки. Я каждый день просыпаюсь и засыпаю со слезами. Сегодня опять плакала, — отворачивается Елена.
В какой-то момент мы с Еленой остаемся наедине.
— Елена, признайтесь, ругал вас муж за ложь?
— Нет. Мне кажется, наши отношения после всего случившегося только крепче стали.
— А родители ругали вас?
— Ничего не сказали. Они только плачут.
— Друзья не отвернулись?
— Никто не отвернулся, ни один человек. Ни друзья, ни соседи. Только я сейчас сама редко на улицу выхожу. Не могу видеть детей, больно мне. Сразу Егорку вспоминаю. У нас ведь распорядок дня был — утром в 9 вставали, чистили зубы, завтракали, гуляли. А сейчас пустота.
— Когда все раскрылось, вам легче стало?
— С одной стороны, стало легче. Теперь не надо ничего скрывать. Но с другой… — отворачивается. — Если все образуется, я теперь Егора никогда от себя не отпущу. Если мне его вернут, всегда буду рядом. Пока в армию не пойдет. Хотя нет. С ним в армию, наверное, пойду. Второй раз я его не потеряю.
Уже перед моим уходом Сергей будто вспомнил.
— Мы Егору обязательно расскажем всю эту историю. До школы расскажем, так психологи советуют. Да и я так решил, ничего скрывать не стану от сына.
На улице мы еще долго общались с адвокатом Спаховых.
— Елена и Сергей — деревенские люди. Сергей — десантник, прошел Афган, родом из глухой деревни под Воронежем. Елена — несчастная женщина, замужем не была, мужчин не знала. У нее только жизнь стала налаживаться, — говорит Сергей Щеголев. — Надеюсь, у вас больше не осталось вопросов по поводу этой семьи? Ну, какие из них преступники? Да, Елена преступила закон, но является ли ее деяние общественно опасным, представляет ли она опасность для общества? В любом случае сейчас тяжелее всего Егору.
Читайте материалы по теме
Отец похищенного два года назад мальчика: «Какой еще сын нашелся?!»
«Тетя» похищенного младенца: «Сережа был уверен, что это его сын»
Коллеги похитительницы младенца: "Когда узнали о ЧП, у нас что-то екнуло"
