В разгар Первой мировой войны император делил время между Царским Селом, где находилась императрица и дети, и Ставкой верховного главнокомандования, расположенной в Могилеве. Два месяца после убийства Григория Распутина в декабре 1916 года император провел с семьей.
Генерал Воейков считал, что момент неподходящий для отъезда. Спросил, почему император принял такое решение, когда на фронте относительно спокойно, тогда как в столице спокойствия мало и его присутствие в Петрограде было бы весьма важно.
Император ответил, что в Ставке его ждет начальник штаба верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Михаил Алексеев. Предстоит большое наступление. Министр иностранных дел Николай Покровский предложил императору готовить военную операцию, чтобы взять Босфор и Константинополь. Что касается столицы... Министр внутренних дел Протопопов уверен, что нет оснований ожидать чего-нибудь особенного.
Дворцовый комендант все же по телефону уточнил у Протопопова: «Александр Дмитриевич, государь решил в среду ехать в Ставку. Ваше мнение? Все ли спокойны и не является ли этот отъезд несвоевременным?»
Министр внутренних дел России, по обыкновению изъяснявшийся на английском языке, ответил, что Воейков напрасно волнуется, так как все вполне благополучно.
ПАНИКА В СТОЛИЦЕ
22 февраля в два часа дня императорский поезд отбыл из Царского Села в Ставку. Александр Солженицын, много писавший о Февральской революции, считал отъезд императора в Ставку роковой ошибкой: «В те часы, когда начинали бить хлебные лавки на Петербургской стороне, царь уехал из-под твердого крыла царицы — беззащитным перед самым ответственным решением своей и российской жизни».
Почему он все-таки уехал? Во-первых, верховный главнокомандующий должен был утвердить план боевых действий армии. Во-вторых, возможно, он несколько устал от семейных дел. Александра Федоровна его подавляла — и своей любовью, и своей экзальтацией, и истериками, и недомоганиями.
Пройдет всего несколько дней, и поезд Николая II будет метаться по стране. Но его не примут. Нигде. Меньше чем через полтора года этот маршрут закончится расстрелом царской семьи…
Император уехал, и власть словно исчезла. Во всяком случае, исчез страх перед властью. В Петрограде начались беспорядки. И целое столетие историки не могут решить, что это было: хорошо подготовленный заговор или все сметающая на своем пути стихия? В любом случае политический истеблишмент спешил воспользоваться возможностью, чтобы избавиться наконец от нелюбимого императора.
На следующий день, 23 февраля, в столице выстроились длинные очереди за хлебом. Снежные заносы на железных дорогах уменьшили подвоз продовольствия. Мгновенно распространился слух, что хлеб кончается. А 23 февраля социал-демократы еще и отмечали Международный день женщины и работницы. Они и вышли на улицы с лозунгом «Дайте хлеба!». 25 февраля на заседание Государственной Думы приехал объясняться министр земледелия Александр Риттих:
— Произошло нечто необычайное: вдруг появились громадные хвосты и страшное требование именно на черный хлеб. Лицо, купившее хлеб в одной лавке, сейчас же становилось в хвост у другой. Всей той нормальной выпечки, которая обыкновенно удовлетворяла все население, не хватило при таких условиях. В населении какое-то беспокойство относительно отсутствия муки в Петрограде, и на этой почве развилась прямо-таки паника. Все старались запасаться хлебом для того, чтобы делать из него сухари. Отчего паника — трудно точно разъяснить, это нечто стихийное, но для нее нет оснований, потому что в Петрограде имеется достаточный запас муки.
Депутаты не желали слушать министра! И не хотели успокоить сограждан. Напротив, решили использовать энергию толпы для того, чтобы свергнуть правительство и самим взять власть. Встал депутат Александр Керенский от Саратовской губернии:
— Я предлагаю сейчас же проголосовать за ту формулу, которую я вношу в Государственную Думу: «Выслушав объяснения министра земледелия и считая их совершенно неудовлетворительными, Государственная Дума признает, что дальнейшее пребывание у власти настоящего Совета министров совершенно нетерпимо. Интересы государства требуют создания правительства, подчиненного контролю всего народа. Немедленно населению должны быть гарантированы свобода слова, собраний, организаций и личности. Продовольственное дело должно взять в свои руки само население, свободно организовавшись в обывательские и фабрично-заводские комитеты».
ЕЩЕ ОДНА ОШИБКА
А Николай II в Ставке более всего озабочен тем, что дети заразились корью.
«Мой ангел, любовь моя! — писала ему императрица. — Ну вот — у Ольги и Алексея корь. У Ольги все лицо покрыто сыпью и глаза болят. Алексей лежит в темноте. Только что получили твою телеграмму, что прибыл благополучно — слава Богу. Представляю себе твое ужасное одиночество. Ах, любовь моя, как печально без тебя — как одиноко, как я жажду твоей любви, твоих поцелуев, бесценное сокровище мое, думаю о тебе без конца!»
Читать дневник императора — все равно что смотреть фильм о гибели «Титаника». Люди о чем-то договариваются, строят планы. Но все они обречены. Николая одолевают семейные заботы: «Перед завтраком принесли мне от имени бельгийского короля военный крест. Погода была неприятная — метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру».
В Могилеве император не понимал серьезности положения, а подчиненные предпочитали не огорчать его дурными известиями.
«В 10 часов пошел к обедне, — записал в дневнике Николай II. — Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сенатора Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино».
Удивительно, что для императора не полиция, не охранное отделение и не министерство внутренних дел главный источник информации о положении дел в Петрограде, а его жена. Но занятая лечением детей императрица сама плохо представляла себе, что именно происходит: «Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать. Было бы очень холодно, они, вероятно, остались бы дома. Но все это пройдет и успокоится, если только Дума будет вести себя прилично — печатают речи, хуже некуда».
Тревожные телеграммы в Ставку слал председатель Государственной Думы Родзянко: «В столице анархия. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно».
Михаил Владимирович Родзянко, дворянин и крупный землевладелец, называл себя «самым большим и толстым человеком в России». По своим политическим взглядам он вовсе не был радикалом. Но, судя по всему, уверился, что император — лишнее звено в управлении страной. Только мешает. Телеграммы председателя Думы не столько информация, сколько инструмент психологического давления.
Ранним утром 27 февраля председатель Думы телеграфировал императору: «Положение ухудшается, надо принять немедленные меры, ибо завтра уже будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и династии».
Николай пожаловался генерал-адъютанту Владимиру Фредериксу: — Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я не буду даже отвечать.
Но вести из столицы все же обеспокоили Николая: «В Петрограде начались беспорядки, к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд».
Раз ему сообщили о беспорядках, он обязан вернуться в столицу. И тем самым император совершает вторую ошибку! Пять дней назад он напрасно покинул Петроград, где начались волнения. Теперь, бросив Ставку, выпустив из рук рычаги управления огромной армией, Николай сел в поезд, который станет его последним прибежищем. В салоне, окруженный льстивыми царедворцами (все потом разбегутся!) и конвоем бравого вида (пальцем не пошевелит, чтобы защитить императора!), он испытывал приятное чувство полной безопасности.
Почему окружение бросит его в февральские дни семнадцатого?
Одни решат, что прекрасно обойдутся и без него. Другие примкнут к новым хозяевам жизни. Логика дворцового переворота. А именно так поначалу развивались события февраля семнадцатого.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Чем занимались полиция и охранное отделение? Почему спецслужбы не спасли режим?
