До десятого класса я ни разу не видела детдомовских детей. А потом попала в больницу, мама приезжала ко мне каждый день, и в один из таких дней ко мне подошел малыш и спросил, нет ли у меня черепахи. Так я познакомилась с ребенком из детского дома, который от одиночества мечтал: если нет собственной мамы, то пусть будет хоть собственная черепаха. И этот ребенок, не спуская глаз, издалека смотрел на нас.
Так я узнала о брошенных детях.
Спустя год после прихода в «МК» (а было этого без малого 36 лет назад) я впервые написала про детский дом — это была история о том, как директор и завуч Деденевского детского дома в Подмосковье отучали детей от курения, посыпая их еду табаком. С тех пор и по сей день я считаю себя обязанной принимать участие в том, чтобы облегчить жизнь детей, преданных взрослыми.
Первым усыновителем, с которым я познакомилась, была незабвенная Людмила Петровна Барскова. Если память не изменяет, она жила в Мытищах. В день нашего знакомства она сказала: личная жизнь не сложилась, решила посвятить себя детям. Она усыновила четверых детей, и когда я приехала в гости, первое, что увидела, — большой эмалированный таз с печеньем и карамельками. И проходя мимо этого таза, каждый ребенок непременно тянул оттуда какую-нибудь подушечку с повидлом. И все старались почаще произносить слово «мама». По профессии она была поваром, а по призванию — спасателем. И дети, которых она усыновила, получили от нее бесценный дар: самозабвенную преданность. Среди ее детей не было ангелов, и как она со всем справилась, я не знаю. Я только знаю, что дралась она за них как за своих, потому что они стали своими, и поэтому у нее все получилось.
Потом я сама решила усыновить ребенка. Я трижды собирала документы на усыновление и в конце концов поняла, что не смогу относиться к чужим детям как к своим. А без этого брать ребенка — преступление.
Людей, которые могут взять пять-десять-пятнадцать чужих детей и стать для них родными, очень мало. Потому что это такой же дар богов, как талант музыканта, поэта или военачальника. И как всякий талант, он достается только избранным. А если эти пять или пятнадцать детей — больные, в том числе и психически больные, задайте себе вопрос: вы верите в то, что чужой человек может принять их как родных?
Наше государство несколько лет назад приняло курс на принципиальное изменение участи детей, оставшихся без попечения родителей. Стало понятно, что детские дома в том виде, в каком они существовали в СССР, проблему не решают, а лишь усугубляют ее.
Стали отдавать детей в семьи. И есть множество примеров самоотверженного участия усыновителей и опекунов в жизни таких детей. И всех без исключения взрослых, которые взяли на себя этот труд, я считаю особыми людьми, а по-честному — святыми.
Но практика показала, что даже люди, по велению сердца взвалившие на себя этот неподъемный крест, в конце концов выгорают, выбиваются из сил. Им ежеминутно нужна помощь, потому что рано или поздно они рухнут под тяжестью своего креста. Никого не предадут, но рухнут. И не нужно на них молиться, им нужно помогать. И тогда мало-помалу все начнет меняться. Но только не сразу, а очень медленно.
Поскольку в приемных семьях родители за каждого ребенка получают зарплату, этим стали заниматься в том числе и люди, которые за счет детей решили поправить свое материальное положение: построить дом, выплатить кредит и т.п. Таких историй немало, просто по большей части все происходит в тишине. Сначала пять-десять детей взяли, потом поняли, что ошиблись. Сначала создали сайт усыновите.ру — теперь впору создавать другой: усыновили.ну?
Думаю, нельзя единовременно отдавать в семью нескольких больных детей — о нескольких здоровых речь не идет, потому что здоровых детей усыновляют в младенчестве, и это совсем другая история. Я уверена в том, что семье, которая решила взять на воспитание больных детей, сначала нужно передать одного человека и скрупулезно наблюдать за тем, как родители справляются со своей сверхсложной задачей. И только после того, как выяснится, что все получилось, можно передать второго и т.д.
В новой ситуации нужна совершенно другая система опеки, которой пока нет. Понятно, что сразу ее создать невозможно. Это принципиально новый институт с другими специалистами, которые пройдут особое обучение и за настоящую, а не нищенскую зарплату встанут на страже интересов детей. И сейчас есть очень хорошие специалисты, и я считаю, они берут на себя такой же крест, как приемные семьи. И именно настоящие специалисты очень часто сами берут на воспитание детей. Но очень много тех, кто работает, аккуратно говоря, формально. А в этой ситуации формализм означает, что проверки проводятся для галочки, и что на самом деле происходит в семье, никто и понятия не имеет. И происходит это до тех пор, пока не рванет.
Никто не знает, чем закончится история семьи Дель, но уже сейчас понятно, что сделано много ошибок. Сотрудники опеки и чиновники наказаны, идет следствие, но это не последняя история с проблемами в приемных семьях. И давайте запомним: когда вызывают «скорую помощь», нельзя присылать людей с бензопилой и паяльником. Сначала ребенка нужно взять на руки, а уж потом лететь с шашкой наголо. И взрослого ребенка тоже. Ничего, что он большой, нужно постараться. Потому что внутри он маленький и слабый, как и все мы. Просто мы научились это скрывать, а они еще нет. И поэтому они совершенно беззащитны.
