— Яна, вы сами были в детском доме «Апельсин» Забайкальского края?
— Да, я выехала туда в декабре прошлого года, когда узнала о том, что там творится. До этого воспитанники написали письмо на имя уполномоченного по правам ребенка Забайкальского края. И тот поступил странным образом — отдал его директору детского дома.
— Как так можно?! Надеюсь, его за это наказали?
— Против него было возбуждено уголовное дело, но оно не касалось истории с «Апельсином», а было, насколько я знаю, за какие-то экономические преступления. А я узнала о ситуации в детском доме от волонтеров — активистов Союза добровольцев России (после этого их, кстати, перестали пускать туда).
Я выехала. Вначале встретилась с бывшими воспитанниками «Апельсина» и была потрясена их рассказами. А после я отправилась уже в сам детский дом.
Помню, приехала туда уже вечером. И была удивлена тем, что на улице в столь позднее время гуляют маленькие детки — 4–5 лет — совершенно одни, без воспитателя. В руках самого маленького и самого разговорчивого мальчика был нож. Он сказал мне: «Это для самообороны». Оказалось, он хотел обороняться им не столько от посторонних, сколько от учителей, которые его били. Он рассказывал жуткие вещи, в которые сразу и не поверишь.
Я назову имя одной учительницы, которая издевалась над воспитанниками самыми изощренными способами, — Елена Смолина. Она заставляла детей постарше помогать ей в наказании младших. И они посадили в мешок мальчика, который украл банан, вынесли в лес и оставили там. Другого мальчика в качестве наказания за то, что хотел принести ему бутерброд (чтоб тот покушал), подвесили вниз головой. А горячий суп в руки обычно наливали девочкам, которые много плакали, их заставляли есть из ладоней друг друга. Суд недавно признал вину Смолиной, и она получила 4,5 года за издевательство над детьми. Но она, разумеется, была не единственной, кто позволял себе такое. Существовала целая система. После того как все вышло наружу, было 9 процессуальных проверок, возбуждено около 20 уголовных дел.
— Что-то изменилось там сейчас?
— Да, ситуация исправляется потихонечку. И вот волонтеров стали снова пускать туда.
— Но почему ни одна официальная проверка «Апельсина» (а они ведь проводятся постоянно) не выявила всех ужасов?
— На таких проверках дети никогда не жалуются. Они понимают — эти дяди и тети из комиссии уедут, а им здесь оставаться с воспитателями.
— Все это творилось и в других учреждениях Забайкальского края?
— Мы находили еще несколько учреждений, где нарушались права человека. В числе них не только детские — так, например, было много нарушений в доме престарелых.
Из детских же мне особенно запомнился один лицей, где за полгода было 5 самоубийств подростков. Мне сказала одна женщина, которая там работает педагогом: «Да все это было после того, как эти, в шапочках, приходили к детям. Они шапочки на глаза натягивали и вымогали у них деньги». Я спросила у нее: «Кто — эти?» И она удивилась: «Вы что, про АУЕ в Забайкальском крае не слышали?»
Как раз тогда я впервые узнала о распространении движения АУЕ.
— А что она понимала под АУЕ?
— «Арестантское уркаганское единство» или «арестантский уклад един». Члены этого движения собирают деньги в детских учреждениях на воровской общак. В зависимости от своего социального положения каждый ребенок ежемесячно уплачивает от 50 (круглый сирота) до 250 рублей (из богатой семьи).
Контроль за работой движения АУЕ и сбором средств в общак ведется из мест лишения свободы. Заключенные имеют выход на смотрящих на воле через социальные сети и мобильную связь. А те уже работают с детьми. Собранные деньги тратят на покупку продуктов, сигарет, которые в посылках отправляют на зону.
— Где дети берут деньги? У родителей? Воруют?
— Если это дети из состоятельных семей, то берут у родителей. Если нет — то обычно воруют или совершают какое-то другое преступление (разбой, грабеж, например).
— Продажа наркотиков?
— Да, некоторые эксперты мне говорили, что порой дети вовлекаются в распространение наркотиков. Но я сама с такими фактами не сталкивалась.
— Вы общались с подростками, которые втянуты в движение АУЕ?
— Да. Некоторые сразу признаются, что состоят в движении, а некоторые боятся и говорят: «У нас такое есть, но я к ним не отношусь». Они почти все общаются на сленге и живут «по понятиям». У многих тело в наколках, которые что-то означают в воровском мире. Они считают, что через эту криминальную среду могут реализовать себя. Вообще они живут в четком понимании, что тот мир — правильный, что там они нужны. У них есть свои авторитеты, лозунги вроде этого: «Смерть легавым — жизнь ворам».
Знаете, как они говорят: «Сегодня мы собираем на общак для зоны, а когда мы сами окажется на зоне, то будут собрать на общак для нас». Они заранее предначертали себе, что сядут. Для них это некая романтика. Глубоко это все в них сидит.
— Неужели во всех? Не очень верится, что все хотят попасть в АУЕ...
— Вы правы. Бывает, ребята просто не хотят быть опущенными.
В наши руки благодаря правоохранителям попали расшифровки опросов членов движения.
Павел С. — "активист" АУЕ:
«Из движения нельзя выйти, те, кого контролирует зона, не могут прервать с ними связь, иначе будут последствия. Те ребята, которые отказываются собирать общак, становятся изгоями общества либо в самых радикальных случаях «старшие» могут их опустить. Опустить означает перевести в касту неприкасаемых — изнасиловать или совершить замещающие изнасилование ритуалы: обливают водой из туалета, заставляют выпить воду из туалета, проводят гениталиями, полотенцем, смоченным спермой, по губам, заднему проходу и т.п. У опущенного нельзя ничего взять, нельзя его касаться, сесть на его кровать и т.п. У опущенных свои отдельные места в столовой, своя меченая посуда, они выполняют самые грязные работы — те, за которые прочие представители АУЕ уже не имеют права браться, например, мытье полов. Они имеют определенные опознавательные знаки, обязаны сообщать по прибытии на место, где их не знают, о том, что они опущенные, чтобы другие, вступив в общение с ними, не потеряли своего статуса. Таким образом, скрывать свой статус опущенному бесполезно и опасно, рано или поздно его прошлое становится известным, и тогда раскрытых опущенных наказывают, избивают. Считается, что он зашкварил всех, кто с ним общался, сидел рядом».
Артем (бывший студент одного из училищ), член движения АУЕ:
«В АУЕ есть и свои плюсы, например, запрещено употреблять space, а также воровать у бабушек. А в статус опущенного производят за доносительство, крысятничество, неоплаченный карточный долг».
Николай, воспитанник детдома, "активист" АУЕ:
«За сбор «греф» для зоны ничего не будет. Без заявления в правоохранительные органы нельзя дело возбудить — а никто не напишет, иначе с ним здороваться даже не будут или вообще опустят».
— А как же Федеральная служба исполнения наказаний? Если преступники из зоны управляют детьми, разве это не проблема тюремного ведомства?
— ФСИН очень нам помогает в последнее время — сотрудники колоний изолируют авторитетов, лишают их возможности общаться по мобильникам. Во ФСИНе разработали спецпроекты, (один из них под названием «Маршрутами будущего. Молодежь против АУЕ»).
Но этого недостаточно, так как движение АУЕ имеет более широкий охват. Система существует уже лет 10. Сломать ее быстро очень сложно.
— И все-таки все, что вы описываете, было распространено когда-то в тюрьмах. Неужели все это происходит сейчас в школах, училищах и в детских домах?!
— Я согласна с одним экспертом, который работает с такими детьми и говорит: нам кажется, что все это так далеко и невозможно, потому что мы сами далеки от этих тем. И только когда начинаешь общаться с непосредственными участниками движения, то видишь не только проблему, но и ее глубину.
— АУЕ есть во многих регионах?
— По моим данным, как минимум в 17, включая Иркутскую область, Бурятию и даже Подмосковье. Там точно АУЕ активно внедряет зоновские понятия и законы среди школьников (у нас есть свидетельства местных жителей, детей и т.д.). Но в реальности, уверена, регионов намного больше. И теперь по заданию президента мы начнем изучать этот вопрос, чтобы понять, какова тенденция и истинные масштабы.
Если в Москве есть театры, музеи, спортивные секции, то в далеких селах всего этого нет, а криминальная субкультура есть. И там ждут, там растят «новые кадры».
Я была в одном из дальних районов Забайкальского края и общалась в интернате с мальчиком, который там считался лидером (он уже совершал правонарушения, получил срок, который отбыл в спецшколе). Он сказал мне одну интересную вещь: «У нас здесь рядом была школа с кружками и секциями, куда мы ходили. Сейчас ее закрыли. Мы ходим в другую, она далеко. Нужно долго идти, чтобы добраться туда, а потом еще столько же — чтобы вернуться. Особенно зимой это невыносимо. И что нам делать? Бродить по селу?»
— Можете привести примеры из других регионов?
— Свердловская область, поселок Рефтинский, спецшкола. Там были бунты воспитанников, но никто не понимал причин. В итоге вскрыли факты истязаний как минимум 16 воспитанников спецшколы. Замдиректора по режиму сам лично их жестоко избивал боксерскими перчатками, ударял головой о кафель и т.д. В этом году я там была раз семь. После нашего посещения приехали представители СК, дети дали показания на полиграфе. Было возбуждено уголовное дело в отношении замдиректора по режиму. Так вот, выяснилось, что сам он жил «по понятиям» и общался с детьми «по понятиям». То есть он внедрял АУЕ среди воспитанников. Один из мальчиков, который сбежал из спецшколы, потом вернулся и рассказывал, как это было.
— А есть примеры успешной борьбы с АУЕ?
— В Ставропольском крае есть горнозаводская спецшкола закрытого типа. Там все было очень сложно — среди подростков царила тюремная субкультура (отдельные парты для опущенных), у них была прямая связь с людьми на взрослой зоне, куда перебрасывали посылки... Воспитанники нападали на преподавателей, те их безумно боялись. Там было множество бунтов, устраивая которые, дети кричали: «АУЕ!» Несколько раз меняли директора, пока не пришел бывший военный Степан Любенко. Он боевой офицер, в спецназе был, заслужил краповый берет. Вот он за полгода поборол АУЕ. К нему приезжали разные люди, которые очень не хотели перемен. Но у них ничего не вышло. Он выстроил работу с детьми так, что они сейчас носят военную форму и гордятся этим. Спецшкола — образцово-показательная. Там воспитанники все время заняты каким-то творчеством, побеждают на конкурсах, у них у всех есть будущее, и оно — не тюремное. Но в коридоре висит картина с тех времен, на которой надпись «АУЕ». Она напоминает, как все было когда-то. И это как прививка от вируса криминального мира.
Все, что происходит сейчас с детьми в современной России, до боли напоминает то, что описывал педагог Антон Макаренко, руководивший детскими трудовыми колониями в 20–30-х годах прошлого века. Но ведь сейчас совсем не те времена, разве нет? Сейчас вроде нет голода, нет разрухи, нет войн. Тогда откуда все эти тайные конфликты и явные катастрофы, в которых ломаются и взрываются детские характеры? Что мы, взрослые, упустили? Когда-то Макаренко говорил, что начать воспитание детей можно только с себя. А значит, взрослым нужно самим отучиться жить жизнью бессмысленной или «по понятиям». Что, собственно, почти одно и то же.
СПРАВКА "МК"
В октябре 2016 года президент подписал указ об отставке губернатора Забайкальского края. Все правительство региона было сменено. По некоторым данным, история с «Апельсином» сыграла большую роль в принятии этого решения.
СПРАВКА "МК"
В Забайкалье очень сложная ситуация из-за высокого уровня безработицы, алкоголизма, наркомании. Во всей Российской Федерации регион занимает первое место по уровню преступности. Более половины преступлений совершается молодыми людьми, не занятыми учебой или трудом, в возрасте от 15 до 18 лет.
Кстати, на территории Забайкальского края большое количество исправительных учреждений. В 15 районах края несовершеннолетние утвердительно ответили на вопрос о том, состоят ли они в группировках антиобщественной направленности типа АУЕ (анкетирование было анонимным, его проводила краевая прокуратура). В 23 районах края среди несовершеннолетних распространены тюремная лексика и жаргонные понятия.