Умершую в Москве украинскую беженку не могли две недели похоронить по-человечески

«Глаза закрыть — 16 тысяч»

Умереть далеко от дома, на чужой земле, которая ложится тяжелыми комьями промозглой глины вперемешку со снегом... Могла ли представить 65-летняя Людмила Владимировна Ивасенко, жительница станицы Луганской, что ее ждет в конце пути?

Почти две недели умершую в Москве гражданку Украины не могли похоронить — все инстанции тупо требовали с ее родных, беженцев с Донбасса, деньги.

«Глаза закрыть — 16 тысяч»

Законодательно любой человек в России имеет право быть бесплатно погребенным. Даже если он гражданин другого государства.

Есть целых три документа, которые разъясняют так называемый перечень безвозмездных обязательных услуг в этой сфере. Это статья 9 Федерального закона «О погребении и похоронном деле». Указ президента «О гарантии прав граждан на предоставление услуг по погребению умерших». И отдельно Закон Москвы от 04.06.1997 «О погребении и похоронном деле в городе Москве».

Государственное пособие на погребение ныне составляет 16 тысяч рублей. Это по безналу. Если за живые деньги, то цифра почему-то значительно возрастает. Но компенсируют бюджетом все равно только 16 тысяч. Считается, что этой суммы вполне достаточно для выполнения традиционного ритуала.

Понятно, что большинство граждан, потеряв близких, не в состоянии выяснять, что и как им положено, а просто тупо достают кошелек.

А если денег нет совсем? Если сам мыкаешься по углам в чужой стране? Если иностранец? Хуже того – беженец?

«Куда я ее труп заберу? На работу? Я консьержкой сейчас в Москве работаю. С собой рядом посажу? Тех средств, которые требуют похоронные агентства, у нас и близко нет. Прописки нет, денег нет... Дома мы хотя бы знали, что делать, пошли бы в поселковый совет, выписали справку о смерти, а тут — куда?» — до сих пор не может прийти в себя сноха умершей Оксана, она тоже из Луганской области.

Сын Руслан с женой.

Они с мужем Русланом все эти дни прибывали в шоке. Брошенные, раздавленные горем люди. Но некогда горевать – надо было искать средства на похороны. Как коршуны налетели похоронные агенты. Прекрасно видели, кто перед ними, и все равно не гнушались.

— Очень запомнилась строка в калькуляции: закрыть глаза в морге и подвязать челюсть — 16 тысяч рублей. Столько стоят вся церемония, если верить российскому законодательству, — говорит беженка.

Похоронный кортеж — громко сказано, машина государственной погребальной службы, причем в госпохороны не входит перенос тела из морга в автобус и из автобуса до могилы, за это предлагают доплатить еще 12 тысяч, но парни, вчерашние бездомные из трудовых домов, соглашаются сделать это даром, чтобы послужить усопшему человеку.

Рядом с гробом Людмилы Владимировны Ивасенко - сидят сын, сноха, я, журналистка «МК», и соцработник Константин Мурашов, помощник настоятеля храма Космы и Дамиана, что в Столешниковом переулке. Если бы он добровольно не взял на себя обязанности похоронить Людмилу Ивасенко, ее труп до сих пор был бы неприкаянным..

Соцработник Константин.

Именно Константин обошел все инстанции, попросил бездомных помочь с переносом гроба. Но казенные деньги все-таки не выбил. «Начинать надо было с собеса, там обязаны выдать платежное поручение, после чего стоимость начинает рассчитываться не по коммерческим, а по государственным расценкам, но об этом мало кто знает», — говорит Константин

На его счету десять захороненных бродяг. Так что в этом деле он спец. В июле провожали в последний путь бесприютного поэта Александра Суворова. Константин говорит, что тот писал гениальные стихи, может быть, их еще оценят после смерти. «У бездомных тоже нет московской прописки, но удается проститься с ними по-божески, потому что землю для таких целей в столице предоставляют. Я сам москвич, как выяснилось, по закону имею право взять на себя обязанности по погребению даже постороннего человека, и мне обязаны выделить на это средства», — объясняет Константин. Ему кажется, что он как раз снимает с плеч государства муторную обязанность, канитель с захоронением, а у самого зарплата меньше, чем пособие по погребению, но это чиновников не касается.

— Каждый раз добиться субсидий - как пробить головой бетонную стену. Бездомных хоронить было все-таки проще, чем гражданку Украины, — уточняет он. — Я обзвонил по кругу буквально все инстанции, пытаясь выяснить — а кто же все-таки в Москве должен отвечать за исполнение федерального и местного законов о предоставлении безвозмездных госуслуг по погребению, в документах весьма туманно прописано, что для этого есть некая специализированная служба. В ГБУ «Ритуал» утверждают, что это не они. В Департаменте труда и соцзащиты населения тоже от меня отмахнулись. А без платежного поручения похороны могут быть только платные — но все клерки ушли в глухую оборону, ничего не знаем, ничего не ведаем».

Зато похоронные агенты знали все. Особенно тарифы.

«Конечно, закон не возбраняет платные услуги. Обычно всюду дают и квитанции, не придерешься. Проблема в том, что эти услуги пытаются навязать сверх всякой меры. Так, к примеру, в морге есть такое понятие как «подготовка тела», если же мы за нее не платим, то подсовывают расписку, что претензий к виду выданного тела иметь тоже не будем, — продолжает Константин. — При возникших жизненных обстоятельствах мы имели право бесплатно держать покойницу в морге до 14 дней. Отмечу, что при отказе платить за допуслуги сотрудники не нагнетали, выдали тело в благопристойном виде все-таки, спасибо им».

До могилы гроб с телом Людмилы Владимировны помогли довезти бездомные.

В посольстве Украины тоже ничем не помогли: если бы была временная прописка или официальный статус, можно было бы хоть как-то выбить субсидии, а так — без бумажки ты никто, будто и не было человека.

Дорогой на кладбище Константин читает Псалтырь, закачанный на мобильный телефон. Мы едем на Перепечинское кладбище, что на 32-м километре Ленинградского шоссе, неподалеку от «Шереметьево», муниципальный погост бесплатный, для бедных, для всех. В Москве таких муниципальных кладбищ всего два — это и еще одно, под Ногинском. Оба переполнены.

Молчим. А о чем говорить? В воздухе запах лекарств.

...Руслан и Оксана оформили статус беженцев еще два года назад, успели вывезти с Украины двух дочек. Квота, правда, у них в другом городе, в Москве этот статус нереально получить, но живут они все-таки в столице, здесь не так проблемно с работой, а девочки со второй бабушкой в провинции, где подешевле.

По их родной станице Луганской до сих пор проходит линия фронта, с одной стороны — войска АТО, с другой — ополченцы. А посередине — они, разбомбленный русский мир. «Слава богу, мы рано приехали, вместе с теми, кто выбрался из Славянска, не увидели ни обстрелов, ни как гибли под бомбежкой дети, знакомые, старики».

А у Людмилы Ивасенко официального статуса беженки не было. «Мама до последнего надеялась вернуться на родину. Поэтому и не оформляла документы, только делала временную регистрацию», — поясняет сын Руслан.

Людмила Владимировна тяжело болела. Еще до войны на родине сделали неудачно операцию по онкологии. Потом весь этот украинский кошмар — о каком лечении могла идти речь? Болезнь прогрессировала.

За три дня до смерти закончилась регистрация.

«В Москве маму обычно забирали по «скорой». Сильные боли. Мы вызывали, когда становилось совсем невмоготу. Но пару дней продержат и выписывают. Иначе врачей оштрафуют за то, что лечат без полиса», — медленно, будто нехотя, добавляет сын. Говорит, что собирался сам отвезти мать на родину умирать, и плевать на блокпосты и обстрелы, но не успел.

26 ноября Людмилы Владимировны не стало. Скончалась женщина в 23-й муниципальной больнице, куда ее доставили опять же по «скорой». А дальше начались злоключения с телом...

Мы с Оксаной греемся в похоронной машине, пока мужики достают гроб, со скрипом ставят его на каталку наподобие той, в которой перевозят пациентов в больнице. Ветер завывает и сносит. Колеса каталки скрипят. Справа от нас, на самом краю кладбища, рабочие копают могилы в ряд. Ям двадцать как минимум ждут своих «жильцов», соседей Людмилы Ивасенко, еще сегодня. Комья мерзлой земли работяги разбивают ломом, поверху, надо бы уйти в глубину метра на два, но и так сойдет. Положили — забросали по-быстрому. Сформировать небольшой надмогильный холмик из промерзших глиняных глыб - надо выложить еще 1700, в конторе этот пункт включают по умолчанию. 5000 рублей в любом случае, помимо основной сметы — за работу гробокопателям типа «отблагодарить».

Еще на кладбище, пользуясь растерянностью родственников, рассказывает Константин, пытались оформить захоронение по второму кругу, хотя за это уже было отдано похоронному агенту. Были и прочие непонятные поборы. «Мы дважды оплатили за рушники и за разовый уход за могилой, я опытный в этом деле, но все равно проглядел, а теперь только представьте себе, какие счета выкатывают родным».

Люди, потерявшие близких, из последних сил держатся за незыблемые правила. «Три комочка земли, и прощаемся, бросаем их в могилу», — примороженная глина на лопате, не так-то просто отделить от нее горсть земли. Но вот уже пришедшие после нас везут на скрипящих каталках свои гробы... Пора.

Самым дешевым в итоге вышел железный православный крест — 2805 рублей, всего же услуги по захоронению украинки Людмилы Ивасенко обошлись порядка 40 тысяч рублей. Похороны в итоге оплатили добровольными пожертвованиями из храма.

«Я не считаю этих чиновников, которые нас посылали, злодеями, в любом из нас намешано разное — и доброе, и злое, — заключает Константин Мурашов. — Но нельзя же так бессовестно доить людей. Ведь все прекрасно видели, кто перед ними — нищие, бесправные, бездомные. Эти люди уже пережили самое страшное. Не по-божески это!»

И не по-людски.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27274 от 8 декабря 2016

Заголовок в газете: «Глаза закрыть и челюсть подвязать — 16 тысяч»

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру