На камне не хватило бы места для названия всех постов, которые занимал этот действительно выдающийся деятель. Кроме помянутых на камне постов он являлся членом Оргбюро и кандидатом в члены Политбюро, руководил Управлением агитации и пропаганды и Отделом международной информации ЦК. Как заместитель наркома обороны генерал-полковник Щербаков возглавлял Главное политуправление Красной Армии и Советское информационное бюро, чьи сводки по радио слушал весь мир. Десять тяжестей на одни плечи!
Под таким гнетом жить ему не суждено было долго. В конце войны он слег с болью в сердце. 9 мая 1945 года Сталин позвонил в палату и поздравил с Победой. Врачи разрешили выйти на заполненные ликующим народом улицы. А в ночь на 10 мая любимец Сталина, отец трех сыновей, с чувством исполненного долга скончался, не дожив до 44 лет.
Сталин решил увековечить память о Щербакове, к тому времени ставшем вторым человеком в партии. Скульптору Манизеру поручили создать монумент, издателям — выпустить сборник статей и речей. Именем Щербакова назвали Ростокинский район Москвы. Улицу не наименовали потому, что в городе уже была Щербаковская улица — бывшая Михайловская, в честь великого князя Михаила, брата Николая II (ее после 1917 года назвали именем погибшего большевика Щербакова).
В его честь переименовали улицы во многих городах страны. Рыбинск, «столицу бурлаков» на Волге, где сын мещанина Александр жил и учился, назвали Щербаков.
В Московской энциклопедии ошибочно сказано, что все упомянутые решения отменили после смерти Сталина в 1953 году. Это произошло позже, спустя пять лет, когда Хрущев единолично возглавил и партию, и правительство.
Развенчание произошло на моих глазах — репортера «Московской правды». По случаю открытия новой линии метро в подземном зале станции «ВДНХ» с бурной речью выступил Хрущев. После митинга все во главе с ним сели в пустые вагоны и поехали в центр. На станции «Щербаковская» поезд долго не трогался. По перрону бегали начальники, а по вагонам прошел слух, что Хрущев приказал сбить металлические буквы названия станции. В редакции меня опередила телеграмма ТАСС с вестью: станция названа «Алексеевской» — в память исчезнувшего села на Ярославском шоссе.
На том Хрущев не успокоился: вернул прежнее название Ростокинскому району, снес закладной камень у Сретенских ворот. С правительственной дачи выселил семью покойного генерал-полковника, а своей подмосковной, как все соратники вождя, тот не имел…
За что, достигнув высшей власти, Хрущев мстил Щербакову?
Оба они боролись за советскую власть, оба в 1918 году вступили в партию и медленно, но верно поднимались по карьерной лестнице — один на Украине, другой в России. Проявил себя Щербаков в Нижегородской губернии. Там приглянулся Андрею Жданову, секретарю крайкома, будущему члену Политбюро и идеологу партии. Он выдвинул рядового партийца Щербакова в райком, губернскую газету, отдел губернского комитета партии, доверил город Муром… В Нижнем они подружились и породнились, женившись на сестрах. Оба оказались в Москве, на Старой площади: один стал секретарем ЦК, второй заведовал отделом.
По мысли Сталина, не освобождая от службы в аппарате ЦК, в 33 года Щербакова избрали первым секретарем Союза писателей СССР, где председательствовал Максим Горький, «великий пролетарский писатель». С ним — сработался. В буйной среде «инженеров человеческих душ» не потерялся. Константин Симонов вспоминал: «На меня он произвел впечатление сердечного человека, чуть стесняющегося своей сердечности» (поэзию бывший редактор «Нижегородской коммуны» любил, на самоубийство Есенина откликнулся прочувствованными словами).
После убийства Кирова, лучшего друга Сталина, Жданов возглавил Ленинград, стал первым секретарем горкома. Щербакова избрали вторым секретарем. Когда начался «большой террор», Сталин направлял его в Восточную Сибирь, Донбасс, где шли, как по всей стране, повальные аресты в коридорах власти. «Таким образом, — писал Жданову в 1937 году Щербаков, — нет работников ни в партийном, ни в советском аппарате… Я не только не унываю, но еще больше укрепился в уверенности, что все сметем, выкорчуем, разгромим и последствия вредительства ликвидируем. Даже про свою хворь и усталость забыл, особенно когда побывал у тт. Сталина и Молотова». Стало быть, как и Хрущев, все сметал, выкорчевывал и громил.
Когда в обезглавленной Москве решался вопрос о назначении Щербакова первым секретарем МК и МГК партии, по словам Хрущева, присутствовавшего на том заседании, «Сталин долго думал, ходил по кабинету и рассуждал вслух, прикидывая: «Если нужен — берите. Только на него тоже есть показания. Враги народа показали на него — показания такие, которые вроде бы заслуживают доверия».
«Взяли» Щербакова в столицу на место уехавшего в Киев и отдалившегося от вождя «Микиты», как называл в своем кругу Хрущева Сталин.
Что отличало нового первого секретаря МК и МГК от предыдущего? Образованность. Культура.
Уроженца села Никиту в церковно-приходской школе обучили Закону Божьему, пению, письму и арифметике. Он пас скот, работал на заводе и вахте.
Согласно Московской энциклопедии, Щербаков «из рабочей семьи. В шесть лет осиротел, с 11 начал трудовую деятельность». Это еще одна ошибка: справка резко расходится с мемориальной доской на бывшем Рыбинском высшем начальном училище. Здесь Александр, гордость учителей, занимался четыре года — с 1913 по 1917-й. Сюда поступил, окончив с отличием церковно-приходское училище. Педсовет решил: «За отличные успехи и поведение выдать награду первой степени ученику первого класса Щербакову Александру». После второго класса ему присудили стипендию имени потомственного почетного гражданина, купца первой гильдии Тюменева, рыбинского благотворителя, и освободили от платы за обучение.
В том высшем училище кроме Закона Божьего, русского языка и литературы преподавали физику, геометрию, начала алгебры, естествознание, историю, географию, черчение — то есть то, что впоследствии изучали в советской средней школе.
Трудовую деятельность Щербаков начал не в 11 лет, а в 16. После гражданской войны, по завету Ленина: «Учиться, учиться и учиться!», поступил в Москве в Коммунистический университет имени Свердлова с кафедрами философии, истории, политэкономии, языкознания, где слушал лучших ораторов партии, начиная с Ленина и Троцкого. Лекции читали профессора, получившие высшее образование в университетах России и Европы.
Хрущев, как и Щербаков, рвался к высшему образованию. Два года учился на рабфаке. В Промышленную академию его не приняли, посоветовали поучиться на курсах марксизма-ленинизма при ЦК. Поступил в академию по воле «лучшего сталинца», руководившего Москвой. Я держал в руках «Вопросы ленинизма» — книгу Сталина, подаренную Кагановичу с автографом «Товарищу и другу». Каганович дал Хрущеву поучиться полтора года на инженера и снова приблизил к себе, как это делал на Украине. Они там познакомились, когда Каганович выступал на митингах как Жирович.
В Москве Щербаков занялся тем, что делал прежде Хрущев: прокладывал линии метро, сносил церкви, строил дома, оборонные заводы. И готовился к войне. Говорил сотрудникам: она «не за горами, и воевать нам все равно придется».
Даже не испытывавшие симпатии к соратнику Сталина историки признают: вел Щербаков себя в самые тяжкие дни достойно. После паники 16 ноября 1941 года, охватившей осажденный город, выступил по радио и успокоил народ. Двух струсивших секретарей райкомов исключил из партии. Отдал под суд сбежавших директоров заводов. В считаные часы и дни удалось эвакуировать на восток наркоматы, посольства, лучшие театры, заводы, выпускавшие самолеты, «катюши», автоматы… Домой возвращался с рассветом. «Мы удивлялись, — недоумевали сотрудники горкома, — откуда берутся у Александра Сергеевича силы». Водитель вспоминал: «Режим его работы стал тяжелым. Домой мы стали приезжать в 5 часов, а иногда в 6 часов утра, а в 11 часов 30 минут я уже подаю машину. И так каждый день. Ходить стал быстрее, всегда спешил. Я еще не остановил машину — на ходу открывает дверь и выскакивает».
В дни войны как секретарь ЦК Щербаков, кроме всего прочего, ведал идеологией. После призыва Сталина к бойцам и командирам на Красной площади в день парада 7 ноября 1941 года: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков…» — появились посвященные им ордена, фильмы, книги, пьесы, картины. Алексею Толстому, Михаилу Шолохову, Илье Эренбургу заказывались статьи, вдохновлявшие генералов и солдат.
На долю Щербакова досталось немало переживаний, приблизивших раннюю смерть. Воспитанному в духе пролетарского интернационализма большевику пришлось сказать главному редактору «Красной Звезды» Давиду Ортенбергу: «У вас в редакции много евреев. Надо сократить». (Сталин тоже предложил Молотову, женатому на еврейке: «Убери из наркоматов евреев».)
Щербаков успокаивал народных артистов СССР, лауреатов Сталинских премий, озабоченных в разгар войны вспышкой государственного антисемитизма. Ему пришлось заниматься «украинским национализмом» Александра Довженко, «засильем евреев» в «Мосфильме», Большом театре…
На банкете в правительственной ложе Большого театра по случаю первого исполнения нового Гимна Советского Союза, где присутствовал Щербаков, прозвучал тост за «дирижера гимна» — Ария Пазовского, народного артиста СССР, главного дирижера Большого театра. Сталин трижды присуждал ему Сталинские премии. После тоста он неожиданно спросил: работает ли в Большом бывший главный дирижер Николай Голованов, возмущавшийся «жидовским засильем»? На банкете все услышали тогда: «Его в Большой театр пускать нельзя! Вредный и убежденный антисемит». А когда началась «борьба с космополитами» — вернул в Большой «вредного антисемита».
Щербакову не пришлось «бороться за мир», готовить доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград», запрещать музыку Шостаковича и Прокофьева, третировать Михаила Зощенко и Анну Ахматову. Все это выпало на долю несостоявшегося наследника Сталина Андрея Жданова. И его сердце разорвалось — он пережил шурина всего на три года.
Своим возвышением Щербаков и Хрущев всецело обязаны Сталину, приблизившему их к себе и обеденному столу, где ели и пили по ночам, на Ближней даче. Они тогда оба боготворили товарища Сталина. Восхищались остроумием, умением Иосифа Виссарионовича прокладывать курс, формулировать решения и задачи партии…
Так за что развенчал секретарь ЦК, МК и МГК Хрущев бывшего секретаря ЦК, МК и МГК, награжденного полководческими орденами Суворова и Кутузова, тремя орденами Ленина?
В Интернете, где много мусора и грязи, можно прочесть, что мстил якобы за сына-летчика, попавшего в плен и сотрудничавшего с немцами. Мол, с помощью контрразведки и партизан его доставили в Москву и судили. Заседало по этому поводу Политбюро, где Щербакову приписывают слова: «Мы, безусловно, с уважением относимся к нашему товарищу по Политбюро. Никите Сергеевичу надо крепиться и согласиться с мнением товарищей. Если то же самое произойдет с моим сыном, я приму этот суровый, но справедливый приговор».
Все это выдумки — месть Хрущеву, развенчавшему Сталина. Его сын Леонид погиб в воздушном бою, спасая товарища. Посмертно награжден орденом Отечественной войны. В 2000 году поисковики нашли части боевого самолета и останки летчика. Экспертиза установила: погибший пилот — Леонид Никитович Хрущев. Похоронили его с воинскими почестями в Брянске.
(В воздушных боях участвовал и сын Щербакова — Александр. После войны он стал летчиком-испытателем, Героем Советского Союза, совершившим больше всех испытаний самолетов на штопор.)
От первой жены Леонида Хрущева я узнал, как тесть дважды расправился с ней. Когда соратники отправили «дорогого Никиту Сергеевича» на пенсию, на Чистых прудах в «Московской правде» появилась красивая женщина лет сорока пяти, в пальто, которое она не сняла в гардеробе, стесняясь своей одежды. Да и пальто не покупалось в магазине — шилось руками посетительницы из чего бог послал.
По разорванному брачному свидетельству на имя Розы Ефимовны Хрущевой, в девичестве Трейвас, я убедился, что предо мной невестка смещенного главы государства. Брачное свидетельство сохранилось в виде двух половинок. Его разорвал сам Хрущев, сломав судьбу женщины.
Юной красивой актрисой кино она познакомилась с Леонидом и недолго думая вышла за него замуж. Без ведома родителей молодые пошли в загс, где их тотчас расписали. Вернувшись со службы, Никита Сергеевич застал новобрачных обнимавшимися на диване, после чего состоялось знакомство.
«Как твоя фамилия, Роза?» — спросил невестку хозяин дома. «Трейвас».
На лицо Хрущева пала тень. «Кем тебе приходится Борис Трейвас, которого мы с Ежовым расстреляли?» — «Это мой дядя…»
На этом семейное счастье кончилось. Брачное свидетельство полетело на пол двумя половинками. Роза, когда тесть ушел к себе, их подобрала. Молодые ушли жить к другу Леонида. Но счастье длилось недолго. Однажды к дому подъехала машина, и люди в форме НКВД увезли Леонида к отцу в Киев, где тот правил Украиной.
Неразведенная Роза Хрущева осталась жить в комнате друга, сблизилась с ним, родила сына. Его отец, летчик, погиб в воздушном бою.
От друзей, таких же летчиков, Роза узнала, что после ранения Леонид выздоравливал и жил в Куйбышеве. В ресторане молодые офицеры поспорили, кто лучше стреляет. Со стола взяли яблоко и положили на голову одному из спорщиков. Вильгельма Телля из Леонида Хрущева не вышло. Вместо яблока он попал в голову… По приговору военного трибунала его отправили в штрафную летную часть.
Как актриса Роза состоялась — снималась в кино, выступала с успехом на эстраде. Ее номер пользовался таким спросом, что приглашали на правительственные концерты. На том из них, когда в Кремле принимали китайского лидера Чжоу Энь Лая, она снова встретилась с Никитой Сергеевичем. Хрущев среди толпы через двадцать лет ее узнал — и обрадовался: «Ты Роза Трейвас?»
Она словно давным-давно ждала этого вопроса и вложила в ответ всю силу поруганной любви: «Да, я Роза Хрущева, племянница Бориса Трейваса, которого вы с Ежовым расстреляли!»
Закрыв лицо руками, Хрущев шагнул в зал, где гремела музыка. А Роза поплатилась за дерзость. В ее квартире произвели обыск, отняли паспорт с фамилией Хрущева и вернули новый, где она так больше не значилась…
Кроме разорванного свидетельства о браке профбилет и диплом ГИТИСа подтверждали, что предо мной — несчастная родственница Никиты Сергеевича. После инцидента в Кремле актриса осталась без средств к существованию, ей пришлось самой себе шить пальто. В октябре 1964 года, когда Хрущева низвергли, Розе удалось попасть на прием к министру культуры Екатерине Фурцевой, которая помогла как-то устроить дважды сломанную жизнь.
Вот тогда появилась Роза в редакции, прочтя мой очерк о ее погибшем дяде, служившем в Бауманском райкоме партии, где начинал службу впоследствии первый в Москве Хрущев. В «Воспоминаниях» он дважды называет Бориса Трейваса «очень дельным, хорошим и умным человеком». Последний раз они встретились в тюрьме, которую инспектировал первый секретарь МК и МГК. «Тут я встретил Трейваса. Трейвас говорит мне: «Товарищ Хрущев, разве я такой-сякой?» Я тут же обратился к Реденсу, начальнику ОГПУ Московской области (свояк Сталина, расстрелян вслед за Трейвасом. — Л.К.). Он отвечает: «Товарищ Хрущев, они все так. Они все отрицают. Они все врут».
Тогда Хрущев состоял членом «тройки», присудившей к расстрелу почти всех секретарей райкомов партии Москвы и Московской области. Спустя тридцать лет вспомнил о погибшем товарище, которого не спас. Почему? Потому что, по его признанию, был «всей душой преданным ЦК партии во главе со Сталиным, и самому Сталину в первую очередь».
Почему Хрущев мстил Щербакову? В книге «Воспоминания» он пишет про его «ядовитый, змеиный характер». В чем тот проявлялся? В том, что как начальник Советского информационного бюро «выдирал правдами и неправдами сведения о ходе боевых действий на каждый день… и, пользуясь тем, что втерся в доверие к Сталину, первым подавал их раньше Генерального штаба, Оперативного отдела». Но то была его прямая обязанность!
Далее Хрущев называет Щербакова «злостным подхалимом», который занимался «гнусной деятельностью». За что, отче? За то, что в ночных застольях на Ближней даче Берия, Микоян и Маленков велели официантам, чтобы не пьянеть, подавать вместо вина воду, подкрашенную вином или соками. Щербаков, не зная об их сговоре, выпил воду, поперхнулся и выпалил: «Да они же пьют не вино!» — а «Сталин, — как пишет Хрущев, — взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал».
Могут ли эти эпизоды объяснить причину ярости Хрущева? Нет, конечно. Что-то Никита Сергеевич не помянул, скрыл. Как умолчал о том, что расстрелял с Ежовым «дельного, хорошего, умного человека», разорвал брачное свидетельство сына и племянницы Трейваса.
А Щербаков воспоминаний написать не успел. Поэтому узнать истинную причину мести Хрущева мне пока не удалось.
