Москва — Шпицберген — «Барнео»
Вместе с легендарным путешественником Дмитрием Шпаро мы летим на Северный полюс. Летим не в экспедицию, а забрать тех, кто ее сейчас завершает, — семерых юных лыжников. С ними его сын Матвей Шпаро, который во многом превзошел отца (например, пришел на лыжах на Северный полюс полярной ночью), не единожды попав в Книгу рекордов Гиннесса.
Дмитрий Игоревич достает телефон — на спутниковой связи Северный полюс. Шпаро-отец протягивает мне трубку:
— У нас тут минус двадцать, ветрено и солнечно — отличная погода для приема гостей, — говорит на другом конце провода Матвей. — Наши девочки вам чай заварили. Блины испекли, но уже сами съели. Зато остались два сделанных нами торта из сухофруктов, шоколада и меда. Давайте быстрее, ждем вас!
В этом году ледовая взлетная полоса на станции «Барнео», расположенной прямо на льдине, пять раз ломалась. Саму экспедицию из-за этого пришлось день за днем откладывать. В итоге Матвей Шпаро отправил СМС министру образования: «С учетом ситуации предлагаю сократить путь со 110 км до 80 км».
— А почему вы не пошли вместе с экспедицией? Не жалеете? — спрашиваю у 74‑летнего Дмитрия Шпаро.
— Если бы я заранее готовился, то, наверное, смог бы пойти с ними. А так вот «из кабинета» и сразу сто километров на лыжах для меня несерьезно. Я не должен подвести людей. Да, я скучаю по Северному полюсу. Но какого-то сожаления, что иду не я, а идет Матвей с ребятами, у меня нет. Потому что все, что происходит сейчас, вся эта экспедиция — все это настолько мое, оно от моего сердца…
Даже когда он просто об этом говорит, весь преображается и будто бы становится моложе лет на сорок.
— Север власти все время запрещали, — вспоминает Шпаро, пока мы летим с ним в самолете до Шпицбергена (кратчайший путь на Северный полюс). — Я думаю, что на самом деле это были чрезвычайно вредные люди для страны. Они считали, что про наш Север нельзя писать, туда не должны ходить туристы и т.д. От чего охраняли Северный полюс? Понятно, что это место — потенциальный театр военных действий, там начинаются нейтральные воды, там плавают подводные лодки, летают иностранные бомбардировщики и пр. Но все эти основания не должны были превращаться в фанатичные догмы. В 1974 году в ответ на все наши попытки «открыть» Север было принято постановление секретариата ЦК КПСС о том, что экспедиция к Северному полюсу нецелесообразна. Через пять лет мы пошли, несмотря на запрет, но официально не «на Северный полюс», а «в направлении Северного полюса», чтобы не противоречить этому дурацкому постановлению. Когда мы дошли до Северного полюса, взломали «железный занавес». Ну а сейчас вообще все по-другому: сам факт, что молодые лыжники сейчас там, говорит об открытости нашей страны.
В этом году вся экспедиция впервые делается на бюджетные деньги!
СПРАВКА "МК"
Первый поход к Северному полюсу экспедиция Шпаро совершила в 1979 году. Он длился 76 дней и вошел в историю. Все участники были награждены орденами, а сам Шпаро — орденом Ленина.
Четыре часа до Шпицбергена и потом еще два до арктической станции «Барнео», расположенной прямо на льдине. Мы почти на месте. По словам пилотов, в этом году льдина особенно быстро движется. Лед толщиной в 1,4 метра (под ним 4 км воды) проседает во время посадки на него самолета примерно на 40–50 см. И вообще, чтобы посадить на него воздушное судно, нужно особое мастерство. Так что на «Барнео» летают лучшие полярные летчики. Вот и на этот раз они смогли затормозить за 30 метров до конца посадочной полосы…
На станции несколько палаток, кругом — бочки с керосином, на котором готовят еду. Местные полярники говорят, что спят с ножом — в любой момент где угодно может пойти трещина, и нужно успеть разрезать палатку, чтобы выбраться. И ведь желающих попасть сюда, в эти почти невыносимые условия, — хоть отбавляй.
Нынешний начальник, точнее, экспедиционный лидер «Барнео» Виктор Серов, учит нас, как правильно одеваться, как вести себя на станции (ходить поодиночке нельзя — иначе может утащить белый медведь), и говорит, что главная добродетель полярника — терпение.
90 градусов северной широты
И вот мы в точке «вершины» планеты! Добрались на вертолете от «Барнео» за 45 минут. Ребятам же на лыжах на это потребовалась неделя. Самый последний день был самым трудным — шли 12 часов без перерыва.
Сейчас они стоят на льдине и машут нам руками. Оказывается, они уже несколько часов вглядывались в небо, ожидая вертолета, знаменующего окончание трудной экспедиции. А мы-то едва не окоченели буквально за несколько минут.
Можно ли привыкнуть к холоду?
— Корифеи говорят, что невозможно, — смеется Шпаро-старший. — И я бы не сказал, что привык. Нос обмороженный и пальцы. Когда попадаю на северный ветер, то сразу начинает их «пилить». А однажды чуть не замерз по-настоящему. Совсем. Было минус 38–40, солнышко не светило. Ветер и мороз просто одурманивали. Понимаете, у человека есть «тепловая рубашка»: тело выделяет тепло, и это тепло твоя одежда держит при тебе. А если ты легко одет или если сильный ветер, то весь этот «тепловой факел» уносится, и ты остаешься как бы голенький. И ты замерзаешь изнутри, у тебя заканчиваются резервы.
Мы решили построить снежную стенку, чтобы спрятаться от ветра. Вскоре я просто весь замерз — то есть не руки, не ноги, а просто весь и совсем. При этом я почувствовал, что у меня нету сил, настроения, желания. Я сел на снег. Это было начало отхода из этой жизни в потустороннюю — настолько сильно я окоченел. Слава богу, мои друзья обратили внимание на мое дурацкое состояние, спихнули меня с моего снежного кресла, сказали: не валяй дурака, давай работай. Я стал таскать снежные «кирпичи», стал бегать, и постепенно это состояние жуткой апатии прошло. Больше такого никогда со мной не бывало.
— А я не мерзла всю экспедицию, — говорит одна из участниц нынешней экспедиции — Арина Рычкова. — Одежда уж очень хорошая у нас, и двигаться все время приходилось. Единственное, в туалет холодно ходить на северном ветру! Зато как спать было сладко — у нас подстилки, которые не промерзают, а на них спальники. Мы с подружкой вдвоем в одном спальнике, обнимемся — тепло!
Матвей Шпаро поясняет, что ребята были серьезно подготовлены. В одном месте девчонки переплывали полынью — метров пятнадцать открытой воды — в специальных костюмах. Без этого экстрима можно было бы обойтись, но они сами попросили: хотим поплавать в Северном Ледовитом океане!
— Минимальная температура, при которой приходилось идти на лыжах, минус 55 градусов, — продолжает рассказывать Дмитрий Шпаро. — Это было в 1986 году. Мы стартовали 29 января от станции СП‑26 (СП расшифровывается как Северный полюс. — Е.М.) на СП‑27. Станция была большая, на ней человек сорок полярников. Они на нас смотрели как на смертников: наша экспедиция из 11 человек уходила в абсолютную темноту, ведь был разгар полярной ночи. Они нас провожали на снегоходах, с собаками, стреляли в небо ракетами, чтобы было светло. Но потом все это осталось позади, и мы пошли, освещая себе путь только налобными фонариками. Один полярник с СП‑26 дал мне фотографию своего трехмесячного ребенка, чтобы я пронес ее на СП‑27. Я согласился. Так что я прошел путь в 700 км со снимком малыша этого бородатого полярника за пазухой.
Когда ударил мороз в 55 градусов, наш ответственный за питание Юра Хмелевский распорядился усилить рацион за счет НЗ (неприкосновенного запаса), что помогло нам выжить в критической ситуации.
— У нас у каждого дневной рацион, но как ты его будешь делить — ты сам решаешь, — говорит Арина. — Можно, к примеру, утром кашу с сухофруктами, а можно с мясом. И всегда есть шоколадные батончики, орехи в карманах, чтобы по пути можно было перекусить. Мы с девочками сэкономили на сухофруктах и потом их добавили в торт — коржи у нас были, сверху все полили карамелью и натерли шоколад. Угощайтесь.
Есть торт, сидя в палатке на вершине планеты, в точке пересечения всех меридианов — это непередаваемое удовольствие! Пока мы наслаждаемся, прошу рассказать Шпаро и Арину о том, что самого прекрасного они увидели на Северном полюсе.
— Когда ты идешь долгой полярной ночью и она подходит к концу, постепенно светает, — улыбается Шпаро. — Солнце поднимается где-то там, в Южном полушарии, а ты в Северном видишь от него свечение. Сначала оно зеленоватое, потом чуть-чуть краснеет, желтеет... Это беспредельно красиво! И с каждым днем свечение все ярче, а 8 марта уже краешек солнца появляется, и оно прокатывается блином по всему горизонту и... не закатывается! Но самое чудесное, что мы видели и что стало причиной первой экспедиции на Северный полюс, — когда мы шли пешком от Воркуты на север. С собой на крайний случай мы несли в рюкзаке дрова — 20 дней мы их тащили, не использовали, потому что находили какой-то хворост. Наконец забрались на холм и стали жечь дрова. И в этот момент мы увидели совершенно потрясающий мираж — точнее, это было оптическое явление рефракции — в том месте, где были льды, выросли удивительные персидские города! Причудливые очертания возникли за счет того, что воздух с одной стороны нагревался от солнца, с другой — охлаждался льдом. И тогда мы решили, что на следующий год пойдем туда на лыжах.
— А мы увидели радугу! — начинает Арина. — Нам говорили, что в Арктике она почти белая, но ничего подобного, она была очень яркой! Радуги было даже две, причем сверху каждая зеркально отображалась. Итого четыре! И три солнца! Это такой интересный оптический эффект. А еще мы видели, как растут «арктические цветы» на поверхности льда. Прекрасное творение природы из соли, вымерзшей изо льда! Но, по мне, они больше похожи не на цветы, а на перышки. Очень хотелось увидеть, как образуются глыбы, когда льдина заходит на льдину. И вот два дня назад Матвей закричал: «Бегите! Смотрите!» И мы увидели, как огромная льдина, на которой мы недавно были и на которой еще остались наши флагштоки, ударилась о другую — на ней мы находились в тот момент — и развернулась на 180 градусов. Все на наших глазах! И в месте столкновения обрадовалась огромная полынья, лед раскрошился и превратился в кашу, а большие куски «вышли» на берег.
Главный страх на вершине планеты
— Вот вы, — спрашиваю у Шпаро и Арины под вкуснейший чай на полюсе, — ради чего сюда отправились?
— Два стимула для такого путешествия, — первым начинает Шпаро. — Роскошь неформального дружеского общения и глоток свободы.
— А я хотела понять, чего стою на самом деле, себя найти, — говорит Арина. — Все лучшие и худшие черты проявляются только в экстремальной ситуации.
— В своем первом путешествии я понял, что мне нравится нести тяжелый рюкзак, — объясняет Шпаро. — Можно страдать от того, что ты несешь тяжести, а можно этим страданиям радоваться. Как? Страдания воспринимать как некую форму человеческого бытия, которое интересно познать и которое на самом деле вписывается в правила игры, в которую ты играешь, и ты доволен, что ты этим занимаешься. И это состояние «чем хуже, чем лучше» мне было всегда по душе. Понятно, что я никогда специально не выберу ботинок, который трет ногу, но если мне ботинок натрет мозоль, это никогда не будет для меня проблемой.
А Арина настаивает, что к физическим нагрузкам быстро привыкаешь.
— В последний день мы прошли 12 часов на лыжах без остановки, шли и шли. В какой-то момент становится все равно. А там была ситуация — до самой крайней точки, Северного полюса, примерно 1,5 км. Но некоторые хотели отдохнуть и продолжить путь завтра. Я не хотела. Чуть-чуть ведь осталось, да и льдина ведь дрейфует. В общем, чуть не поссорились.
— Наибольшая трудность в путешествии связана с тем, что возникают какие-то трения в коллективе, — подхватывает Шпаро. — Это больше всего выматывает, ты больше всего устаешь. Вот если любой из нас падал в воду, другой, ни мгновения не мешкая, прыгал спасать. То есть мы были как братья. Но мы безумно ссорились между собой из-за всяких мелочей! Поводы были самые разные: как правило, выбор пути. Однажды перессорились, когда увидели на льду чьи-то следы и решили, что это песца. Изумительный парень Вася Шишкарев — он работал на ЗИЛе рабочим, а мы все были интеллигентами, с учеными степенями — начал отчаянно спорить, что песец не мог здесь проходить. Я думаю, что все конфликты из-за того, что нервная система работает в условиях Севера на пределе, а выхода эмоциям нет.
Я спрашиваю путешественников про страхи, которые они испытывают в пути.
— Не было никаких страхов! — снова бодро начинает Арина. — Я понимала, что все абсолютно безопасно. В любой момент могли подать сигнал SOS, и прилетели бы вертолеты с «Барнео». С нами помимо Матвея был врач, который всегда говорил: на Северном полюсе люди не болеют, здесь нет микробов. У Матвея было оружие на случай нападения медведей. Так что мы все были совершенно спокойны.
— Вообще никто никогда не болел на Северном полюсе, — соглашается Шпаро-старший. — Ну как можно? Все защитные ресурсы включаются, и заболевание исключено в таком путешествии. Но страхи бывают, и это нормально. Когда мы уходили со скал острова Генриетты в 1979 году, стал двигаться лед. А нам надо было через эту полосу движущуюся, состоящую из самых разных ледяных образований: от больших кусков до кашицы, — перейти. Идти было страшно. В какой-то момент движение замерло, это значило, что айсберг зацепился за дно, превратился в плотину, но это ненадолго — напор возрастает, и через минуты плотина будет сломана. Мы приняли решение побежать, несмотря на страх, точнее, ужас. Это было правильное решение — хотя двое из нас в итоге оказались в воде, — а страх был контролируемый. В другой раз я неуклюже упал на лед. Я тяжелый сам (85 кг), и рюкзак еще 50 кг. Я проломил лед и почувствовал, как он уходит и я иду вниз. Вот тут страх был абсолютно животный, ты повинуешься чему-то своему внутреннему. И я неимоверным усилием сделал прыжок в сторону в надежде, что там лед покрепче. Но и там стал проваливаться... И я сделал еще один скачок из последних сил, понимая, что больше не смогу. Слава богу, там лед был твердый. Я потом приходил в себя очень долго. Еще страшно было, когда огромный черный нос белого медведя прямо возле тебя. Мы с Матвеем переходили Берингов пролив (за это путешествие они попали в Книгу рекордов Гиннесса. — Е.М.). Наступила ночь, и кто-то стал ходить вокруг нашей палатки. Мы поняли, что это медведь. Зажгли фонари. Медведь слегка был удивлен светом, но не ушел и, видимо, готовился к нападению. Матвей держал в руках пятизарядное ружье. Я приоткрыл молнию на палатке и прямо перед собой увидел огромную голову. Черный нос размером с ведро, и от него пахнуло какой-то падалью. Матвей выстрелил. Я был в полной уверенности, что в лоб, я бы сам именно так и сделал. Но сын стрелял, чтобы не убить, а напугать. Потом я спросил: почему? Он ответил: «Я подумал, что нам утром было бы неприятно увидеть возле палатки убитого медведя и жалко, что мы так с ним поступили». Вот очень любопытно: ты имеешь сына и вроде бы знаешь его, а в путешествиях много чего открываешь, замечательно, если это хорошее.
Но льдины движутся, а значит, засиживаться нельзя. В «самой крайней» точке Земли мы поднимаем российский флаг, беремся за руки и совершаем самое настоящее кругосветное путешествие (если сделать хоровод вокруг земной оси — получится по факту именно оно!). А потом снова вертолет: «Барнео» — Шпицберген — Москва. Но с нами на борту теперь ребята, которые вам точно скажут: путешествие по полярным льдам — это, конечно, настоящее чудо.
