О ней говорят, что она царствует, но не управляет. Да, таковы законы страны. Но она тем не менее принимает участие в управлении государством. Ее тронные речи пишут на Даунинг-стрит, 10, но поправки в них вносит она сама. Речи должны отвечать ее имиджу — строгой, но справедливой мамаши.
Она ездила не только в карете, но и на лошадях, разбираясь в них иногда лучше, чем в людях. Еще девушкой она безумно влюбилась в своего будущего супруга герцога Эдинбургского — принца-консорта. Консортом, кстати, называют и корабль сопровождения. Герцог сопровождает ее до сих пор.
Она не умирает потому, что знает: народ хочет отмены монархии и одновременно хочет видеть ее на троне.
Глас народа — глас божий.
Лишь раз она попыталась ослушаться его. Она отказалась выйти к народу, оплакивавшему принцессу Диану. И лишь настоятельные увещевания премьер-министра заставили ее выйти за ограду Букингемского дворца и смешаться с горюющей толпой.
Ее величество — великая актриса. Она играет только в одном спектакле. Меняются лишь его названия. Иногда это «Гамлет», иногда «Виндзорские кумушки», а в последние годы чаще всего «Король Лир». Она играет саму себя. Но с шекспировским размахом…
За почти пять лет пребывания в Лондоне собственным корреспондентом «Известий» я несколько раз посещал Даунинг-стрит, 10, — резиденцию премьер-министра Великобритании. И вешал свою рабоче-крестьянскую кепку рядом с котелками и шляпами. Но Букингемский дворец оставался для меня неприступным. Глядя на него, я твердил про себя: «Нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики». Но эта крепость не бралась. Я имею в виду не сам дворец, а живущую в нем королеву.
Я несколько раз видел, как она выезжала из дворца и въезжала в него. Я даже что-то кричал королеве под цокот копыт лошадей, запряженных в ее карету. Но побеседовать с ней мне никак не удавалось.
Помогли случай и смекалка.
В июле 1967 года были установлены дипломатические отношения между СССР и Мальтой. Михаил Николаевич Смирновский, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Великобритании, был назначен еще и чрезвычайным и полномочным послом СССР на Мальте. По совместительству.
Сейчас уже не помню как, но мне удалось упросить Михаила Николаевича взять меня с собой на Мальту, куда он собирался лететь со своей первой дипломатической миссией.
Так я превратился в члена советской делегации со всеми вытекающими…
Мы прибыли на Мальту, взбудораженную подготовкой к визиту ее величества. На Мальту слетелись представители правящих европейских династий и премьеры стран Британского Содружества.
Живописная бухта Мальты была расцвечена красочными огнями, которые зажглись, когда яхта ее величества бросила в ней якорь.
На следующий вечер состоялся прием в роскошном дворце мальтийских рыцарей. Была, естественно, приглашена и советская делегация. Нескончаемая очередь гостей начиналась с места подъезда автомобилей, затем заполняла лестницу, ведущую в бальный зал. У дверей стояла ее величество. Протокольный тип брал наши пригласительные билеты и громко объявлял наши фамилии. Дамы приседали перед королевой, господа — кланялись.
Когда подошла моя очередь и протокольщик возопил мою фамилию, я поклонился и вдруг сказал:
— Ваше величество, нас, видимо, волнует одно и то же обстоятельство.
Ничего не выражавшее лицо королевы вдруг преобразилось.
— Это какое? — спросила она пока еще ровным голосом.
— Я читал в «Таймс», как вы волнуетесь по поводу поступления вашего старшего сына, принца Чарльза, в Кембриджский университет. Я нахожусь в аналогичном положении. Мой старший сын Андрей поступает в Московский государственный институт международных отношений.
Величие сошло с лица королевы. Передо мной стояла взволнованная мать. Стоявший позади ее величества протокольщик вытаращил на меня свои глаза. Он собирался убить меня. Так, во всяком случае, мне показалось. Но я продолжал беседу с королевой как ни в чем не бывало. Более того, я перешел с «ее величества» на упрощенное «вы».
Мы так говорили минуты две или три. Протокольщик стал похож на тигра Шерхана из киплинговского «Маугли».
Но надо было подыскать концовку сложившейся ситуации.
— Ваше величество, — сказал я, — не кажется ли вам странным, что я живу в Лондоне почти четыре года, а встретился с вами только сейчас на Мальте?
— Вы совершенно правы. Это действительно очень странно, — ответствовала королева. — Но у нас, надеюсь, будет время встретиться в Лондоне.
Я еще раз кивнул головой ее величеству и вошел в бальный зал, провожаемый зловещим взглядом Шерхана.
Бальный зал баловался. Люди пили, ели, то есть общались. «Заобщался» и я, показывая гостям портрет российского императора Павла, который был когда-то великим магистром Мальтийского ордена.
За этим занятием меня застал молодой человек в смокинге с черной бабочкой, от которого за версту несло Форин-офисом.
— Его высочество герцог Эдинбургский хотел бы познакомиться с вами, — сказал мне молодой человек.
Я, конечно, «согласился», и мы, минуя бальный зал, вышли на огромную веранду. Бухта, окутанная вечерним полумраком, напоминала опрокинутое на землю небо, в котором то и дело вспыхивали и гасли, подобно звездам, яхты.
Герцог смерил меня оценивающим взглядом и произнес:
— Здесь становится скучновато. Предлагаю поехать на нашу яхту. Там вы расскажете мне во всех подробностях о вашем диалоге с ее величеством.
Герцог улыбнулся, а я засомневался. Кажется, в той же «Таймс» я прочел, что у герцога были какие-то шашни с одной из стюардесс. И перед моими глазами возникла первая полоса газеты со статьей о том, как герцог Эдинбургский проводит время на борту яхты в компании с советским журналистом. Сейчас я пошел бы на это. Тогда — нет.
Натянуто я поблагодарил герцога за приглашение, но от визита на яхту отказался, сославшись на то, что мой рабочий день только начинается и я должен состряпать корреспонденцию в Москву.
Когда я рассказал об этом послу Смирновскому, то он похвалил мою «бдительность» и что-то пробурчал по поводу яхты «Британия», которая так и не дождалась меня.
Не знаю, дойдет ли до ее величества этот опус; но если ей все-таки доложат о нем, то пусть она воспримет его как мое искреннее поздравление с ее 90-летним юбилеем.
