5–6 апреля в Москве проходил третий всероссийский съезд учителей истории и обществознания. Казалось бы, узкоцеховое мероприятие, где профессионалы в своем кругу обсуждали проблемы, связанные с содержанием учебников, методикой преподавания предмета. Высокий уровень представительства в президиуме подчеркивал особую значимость истории для гражданского патриотического воспитания юношества, ведущую роль учителей истории, призванных дать отпор многочисленным западным фальсификаторам, подрывающим основы нашей государственности и национальной идентичности. Съезд как съезд, не лучше и не хуже других подобных мероприятий.
Между тем, наблюдая за реакцией коллег в зале, я читал в глазах многих из них мучительные вопросы, ответы на которые не спешили давать докладчики. Учителя истории сегодня, если воспользоваться метафорой В.Высоцкого, ходят пятками по лезвию ножа. Отчего так? Оттого что с невиданным накалом разгораются войны памяти.
Скоро нам всем предстоит отмечать памятную дату — столетие событий 1917 года. Я намеренно не называю события, поскольку даже именование того, что тогда произошло, немедленно вызовет взаимную ненависть. Для одних это событие всемирного значения, предопределившее течение истории на столетие вперед. Для других — историческая аномалия, переворот, явившийся результатом заговора темных сил, решавших задачу разрушения великого государства. У каждого из нас своя история, за которую он готов биться до последней капли крови. Откуда такой накал страстей, не только связанных с оценкой событий относительно недавнего прошлого, но даже при обсуждении исторических сюжетов седой древности? Очевидно, что спор идет не столько о прошлом, сколько о моделях прогнозирования собственного будущего.
Хаос в головах и смута в сердцах порождают взаимное недоверие и агрессию. Ситуация обостряется тем, что на наших глазах рушится традиционный миропорядок. Нарастающая тревога и страх толкают людей к поискам простых окончательных решений открытых сложных вопросов. А таких решений нет и в принципе не может быть. Историкам хорошо известно, к чему привели попытки окончательного решения национального вопроса в нацистской Германии и стремление окончательно решить социальный вопрос и построить бесклассовое общество в СССР.
Между тем в жизнь вступают новые поколения, не отягощенные историческим опытом. Они принимают методы Гитлера и Сталина за спасение. В итоге мы живем в мире с подменой понятий, где путаем веру отцов и вражду отцов, духовность и клерикализм, гражданскую идентичность и единую обязательную для всех идеологию. В мире, где бесы всех мастей сплетаются хвостами (коммунизм, клерикализм, национализм), образуя ядовитую смесь, отравляющую молодежь, выдаваемую за нашу особую духовность. (Православный сталинизм — один из образчиков такой идеологической мешанины.)
В данной идейно-нравственной атмосфере сегодня как никогда необходимы идейная ясность и глубинная моральная платформа воспитания историей. Иначе, запутавшись сами, мы будем вводить в заблуждении детей и юношество. Надо наконец осознать, что в дифференцированном обществе нет и уже никогда не может быть единой идеологии, которую разделяли бы все без исключения граждане: верующие и атеисты, либералы и консерваторы, олигархи и интеллигенты окуджавского разлива. Навязывание идеологии силой с помощью административных и прочих пропагандистских ресурсов до добра не доводит, порождая фальшь, цинизм, а в конечном итоге морально-политическое разложение общества и государства. Мы должны стремиться к иному, к достижению гражданской идентичности. Отсюда единственный способ полноценного достойного существования — налаженный постоянный диалог между людьми, исповедующими разные убеждения. Наша задача — подчеркивать не то, что разъединяет, а то, что объединяет. Речь идет не об абстрактном лимонадном единстве, выраженном в призыве кота Леопольда к мышам: «Ребята, давайте жить дружно»! Такое единство недорого стоит.
Предстоит тяжелая работа по овладению самой сложной наукой, которую Б.Окуджава определил как: «Святая наука — расслышать друг друга». По большому счету, мы к ней еще даже не приступали. Почему? Невероятно сложно переступить через свой культурный код, преодолеть страстную односторонность (метафора Г.Померанца), перестать смотреть на мир через прицел дневного и ночного видения, настроенный на выявление целей: «свой» — «чужой».
Трудно учить детей тому, чем не владеешь сам. Наши взрослые выяснения отношений в публичном пространстве язык не поворачивается назвать дискуссиями. Они совсем не нацелены на выявление истины. Зрелые и вроде бы отягощенные знаниями и всевозможными регалиями мужи только и делают, что, говоря языком современных подростков, тролят друг друга, не пытаясь даже вслушаться в аргументы оппонента.
Мой пожилой коллега, в прошлом школьный преподаватель истории, признался, что ему было неприятно, когда он узнал правду о 28 панфиловцах. «Умом я понимаю, что от того, что их было не двадцать восемь, а свыше ста, их подвиг не умаляется. Но меня это ранит, душа не принимает, поэтому я не хочу этого знать». Что ж, он из многих тех, у кого в сердцах вечно будут жить «двадцать восемь самых верных твоих сынов».
И здесь мы касаемся одной из самых деликатных тем, являющейся камнем преткновения для всех учителей истории: соотношения мифов и реальности в процессе ее изучения.
Потребность чувствовать себя красивым и значительным — базовая черта всякого народа. Отнестись рационально к своим землям, к своим преданиям для народа означало бы рассыпаться при первом же испытании. Мифы затрагивают глубокие эмоции. Их нельзя отменить, разоблачить. Все без исключения народы живут грезами и коллективными фантомами. Тронь одну иллюзию — посыплются все остальные. Неотменимость мифов люди, осознающие свою ответственность за державу, понимают. Поэтому им ничего другого не остается, кроме как всячески поддерживать мифопоэтическое коллективное сознание. Английский историк Пол Томсон справедливо заметил, что для политиков прошлое — рудник для добычи символов в собственную поддержку. Так совпадают геополитические прагматические задачи, решаемые властными структурами, и народные представления.
Но, с другой стороны, историю нельзя преподавать как волшебную сказку, не опираясь на правду фактов. Без критического анализа источников невозможно решить стратегическую задачу воспитания историей: формирование свободной, критически мыслящей личности, способной решать сложные открытые вопросы, отвечать на угрозы и вызовы нового тысячелетия. Где выход из этого противоречия?
Спасительной формулой, примиряющей духовную реальность с земной правдой событий, является «предание гласит». При ее применении отпадает необходимость как во лжи, так и в буквоедском разоблачении осветляющих душу мифов. Что страшного в том, что мы не находим документальных подтверждений благословения будущих героев Куликовской битвы Сергием Радонежским? Предание не случайно фиксирует духовный факт сопряжения современниками высочайшего морально-религиозного авторитета старца с судьбоносным событием российской истории. Само по себе это соотнесение в памяти народной наглядно демонстрирует нерасторжимость внутреннего и внешнего существования человека в истории и культуре, может стать предметом специального разговора с учащимися. В таком разговоре вскрывается единство символизма исторического мифа и жесткой правды исторического факта.
Разумеется, данный подход предполагает постепенный, поэтапный переход от эмоционально-образного преподавания истории к критическому анализу исторического материала. Образно говоря, если на ранних этапах преподавания истории мы воспитываем «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», то юношество, вступающее во взрослую жизнь, вправе задаться вопросами: а не слишком ли много гробов? а нельзя ли было обойтись без такого количества пепелищ? Такое взрослое изучение истории избавляет от фатализма, формирует гражданскую активность, чувство ответственности как за собственную жизнь, так и за судьбу отечества. В технологическом плане ему соответствуют так называемые перевернутые уроки, когда учащиеся по заданию учителя дома добывают в Интернете необходимые исторические документы и различные, часто диаметрально противоположные точки зрения на изучаемые события, а на уроке разворачивается дискуссия, которую моделирует педагог, давая оценку аргументации и корректности стиля полемики.
Сегодня, хотим мы того или нет, идет подспудная работа по программированию отношения к жизни. Надо трезво осознавать, в каком мире будут жить наши дети. Они будут жить на перекрестке открытых вопросов, которые не имеют простых окончательных решений. Им предстоит отвечать на серьезные угрозы и вызовы (терроризм — лишь один из многих). Для решения сложных вопросов потребуются сложные люди, способные к диалогу. Люди, обладающие огромной степенью внутренней свободы, готовые принимать решения и брать на себя ответственность за их последствия. Человек с рабской психологией в лучшем случае добросовестный исполнитель. Он боится брать на себя инициативу и всегда ждет руководящих указаний. Но одной внутренней свободы мало. Потребуются люди, готовые к аскезе (самоограничению). Отсюда стратегическая задача воспитания историей — координированный рост свободы и ответственности личности. Вот и получается, что педагогика — это история, опрокинутая в будущее. Поэтому вопросы школьного преподавания истории не могут не затрагивать даже тех, кто не стоит у учительского стола.
