— Виктор Владимирович, по словам патриарха, церковное руководство направило в комиссию ряд вопросов, предложило провести дополнительные экспертизы. «Предложение было проигнорировано, а на поставленные вопросы получены отписки», — констатировал Кирилл. Принимаете критику?
— Патриарха, судя всему, плохо информировали. В 1995 году Священный синод РПЦ действительно задал следствию 10 вопросов, связанных главным образом с возникшими вокруг этого дела мифами: что голова Николая II была отчленена и хранилась в кремлевском кабинете Ленина, что останки были сожжены, а само убийство носило ритуальный характер, и так далее. Кроме того, было предложено провести ряд дополнительных экспертиз — генетическую, стоматологическую, антропологическую, историческую. Генетическую церковное руководство предложило провести профессору Рогаеву (Евгений Рогаев, руководитель отдела геномики и генетики человека Института общей генетики РАН. — «МК»), высказывавшему до этого сомнения в выводах следствия. Все предложенные экспертизы были проведены, все эксперты, в том числе Рогаев, подтвердили результаты предыдущих исследований. На все 10 вопросов были даны исчерпывающие ответы. В январе 1998 года эти материалы были переданы патриарху. С тех пор никаких вопросов со стороны Патриархии в адрес комиссии и следствия не задавалось. И тем более не предъявлялось никаких официальных обвинений.
— По информации патриарха, в ходе расследования дела грубо нарушались правила хранения и транспортировки исследуемых генетических материалов: эксгумированные костные фрагменты «хранились и перевозились в не опечатанном виде», что создавало «условия для возможных манипуляций исследуемыми материалами».
— Патриарх введен в заблуждение людьми, которые никогда не присутствовали при изъятии и транспортировке генетических материалов и не имеют об этом никакого представления. Как непосредственный участник событий могу свидетельствовать, что все следственные действия проводились в строгом соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом. Хочу также напомнить, что дело находилось на особом контроле у генпрокурора, а в состав комиссии входили его заместители, осуществлявшие надзор за следствием. То есть любая информация о нарушениях тотчас же могла быть проверена. Но ни одного такого факта зафиксировано не было.
Примечательно, что в числе людей, которые выступают для патриарха источниками информации, фигурирует церковный археолог Сергей Беляев. О компетентности Беляева говорит скандал, связанный с поисками мощей Амвросия Оптинского. Беляев руководил в 1990-х годах раскопками, в ходе которых были якобы обнаружены мощи старца. Этим останкам в Оптиной пустыни поклонялись несколько лет. Пока при дальнейших раскопках не нашли подлинный прах и не выяснилось, что за мощи преподобного были приняты останки его келейника.
— Но Беляев входил в состав правительственной комиссии. Так же как и ряд других яростных критиков официальной версии, на которых ссылается патриарх — митрополит Ювеналий, академик Алексеев, предводитель Российского дворянского собрания Андрей Голицын...
— Некоторые из перечисленных лиц утверждают сегодня, что всегда выступали против признания останков. Однако все они, как и другие члены комиссии, единогласно проголосовали на последнем заседании 30 января 1998 года за официальное решение комиссии. Согласно которому найденные под Екатеринбургом останки принадлежат царской семье.
— Один из ключевых пунктов предъявленного патриархом обвинения — «настойчивые требования члена комиссии академика Вениамина Васильевича Алексеева провести тщательную историческую экспертизу — также были проигнорированы».
— В ходе следствия и в рамках работы комиссии были проведены беспрецедентные по своим масштабам исторические исследования. По поручению правительства в 1993–1998 годах работала специальная комиссия историков под руководством академика-секретаря отделения истории РАН Ковальченко. Были исследованы все государственные и ведомственные архивы России, многие зарубежные архивы и частные собрания, где могли находиться материалы, связанные с судьбой царской семьи. Истоки позиции Алексеева, на мой взгляд, кроются в том, что в свое время он предлагал комиссии выделить солидные финансы для своих изысканий. Но, так как огромная работа с архивными документами уже была проведена, в комиссии посчитали это нецелесообразным. В ответ академик Алексеев инициировал поток «особых мнений», не иссякающий и по сей день.
— Академик, в частности, ставит под сомнение то, что в доме Ипатьева погибли все члены царской семьи.
— Да, в своих книгах и выступлениях Алексеев доказывает, что царица и все царские дочери могли уцелеть и дожить до глубокой старости. А останки, обнаруженные в захоронении на Старой Коптяковской дороге, принадлежат неизвестным людям, трупы которых зарыты спецслужбами по указанию Лаврентия Берии в 1946 году. Разумеется, ни одного реального документального подтверждения этой откровенной дезинформации почтенный академик не приводит.
— Алексеев не одинок в своем мнении. Председатель синодального информационного отдела Московского патриархата Владимир Легойда высказал недавно твердую убежденность в том, что «вопросы, которые ставит академик Алексеев, — это вопросы серьезные, и их нельзя игнорировать».
— Странное, на мой взгляд, заявление, поскольку измышления академика Алексеева вступают в прямое противоречие с решениями РПЦ о канонизации Николая II и членов его семьи. Ведь все они причислены к лику святых как страстотерпцы в связи с их мученической кончиной. Тут уж либо одно, либо другое.
— Но, может быть, стоило бы все-таки заняться альтернативными версиями? Хотя бы ради того, чтобы раз и навсегда поставить на этом точку.
— Эксперты правительственной комиссии проверили ряд таких версий. В том числе ту, согласно которой Анна Андерсон (она же Анастасия Чайковская и Анна Манаахен), является чудесно спасшейся Анастасией Романовой. Никаких документальных подтверждений эта легенда, разумеется, не нашла. Но проблема в том, что имеется масса вариантов «посмертной жизни» членов царской семьи. В период работы комиссии десятки человек обращались в нее с заявлениями о том, что они являются прямыми потомками императора, требовали немедленно признать их права. На каком основании следствие должно изучать версии Алексеева, но оставлять без внимания другие? Если же начать разбираться с каждой альтернативной версией, то расследование может затянуться до бесконечности.
— И все же: не поторопилась тогда комиссия с решением о захоронении? Ведь очевидно же было, что дело закончится скандалом.
— У комиссии и у правительства не было никаких юридических оснований откладывать решение этого вопроса. Да и с нравственной точки зрения это тоже никак не было бы оправданно. Кстати, с этими доводами соглашался тогда и патриарх Алексий II.
— Откуда у вас такая информация?
— После того как работа комиссии была завершена, Немцов решил встретиться с патриархом. Подготовка встречи была возложена на меня. Она состоялась 15 января 1998 года в резиденции патриарха в Чистом переулке и продолжалась около двух часов. Кроме Немцова на ней присутствовали руководитель следствия Владимир Соловьев, ваш покорный слуга и советник Немцова Александр Шубин. Соловьев передал официальный ответ Генеральной прокуратуры на вопросы Синода, а также два тома с историческими и судебно-медицинскими материалами. Его Святейшество внимательно прочитал записку, просмотрел материалы, задал уточняющие вопросы. Затем патриарх отодвинул от себя папки, положил на них руку и сказал: «Вы меня убедили. Этот вопрос можно считать решенным. Обсудим место и время захоронения».
Его Святейшество предложил совершить погребальную церемонию в первую или последнюю неделю Великого поста. Затягивать процесс, по его словам, не было никакого смысла. Немцов в ответ сказал, что СМИ могут обвинить комиссию в спешке, поэтому лучше провести захоронение 17 июля, в 80-ю годовщину расстрела. После длительного обсуждения сошлись на предложении председателя комиссии. Патриарх согласился и с предложенным нами местом захоронения — Петропавловский собор Петербурга. Мы ушли с убеждением, что достигнуто полное взаимопонимание.
— Что же случилось потом? Патриарх изменил свою точку зрения?
— Думаю, патриарх остался при прежнем мнении. Но Священный синод на заседании, состоявшемся 26 февраля 1998 года, принял иное решение. И патриарх вынужден был с ним согласиться. Надо сказать, что Его Святейшество всегда старался избегать конфликтов внутри Церкви, стремился находить компромисс.
— Ну а чем руководствовались остальные архиереи?
— Перед членами Синода выступал с докладом член правительственной комиссии митрополит Ювеналий. Судя по всему, именно его выступление ввело в заблуждение архиереев. В итоге, отметив, что решение комиссии «вызвало серьезные сомнения и даже противостояния в Церкви и в обществе», Синод предложил захоронить останки во временной «символической могиле-памятнике», а потом, «когда будут сняты все сомнения», вернуться «к окончательному решению вопроса о месте их захоронения». Авторство этой идеи принадлежит тому же митрополиту Ювеналию. Впервые он высказал ее на заседании комиссии. На мою просьбу привести пример «символической могилы-памятника» митрополит сказал, что это Могила Неизвестного Солдата. На это я заметил, что в Могиле Неизвестного Солдата покоятся останки реального человека, имя которого не установлено. Символической же могилой можно назвать разве что камень на Лубянской площади. Предложение Ювеналия, разумеется, не встретило поддержки в комиссии, но в Синоде он нашел более благодарную аудиторию. Сыграв в итоге, я считаю, роковую роль. Потому что такое решение не позволяло осмысленно на него отреагировать. Если бы, допустим, предложено было отложить захоронение, провести дополнительные исследования, это можно было обсуждать. А что можно было ответить на предложение похоронить неизвестно кого, неизвестно где и неизвестно как? По версии Ювеналия, вместо имен на могильном камне должна была стоять надпись «символическая могила-памятник». Полный абсурд!
— Ювеналия никак нельзя заподозрить в неосведомленности: как член комиссии он располагал всеми материалами расследования. У вас есть свое объяснение того, что им двигало?
— Насколько мне известно, на следующий день после нашей встречи с патриархом Алексием он высказал ему свои претензии: почему этот вопрос решался без него, члена правительственной комиссии и председателя Синодальной комиссии по канонизации святых? Патриарх ответил, что это были предварительные согласования, а решение будет принимать Синод. Нельзя исключать, что митрополитом руководили ревность и обида. Кроме того, у митрополита Ювеналия было сложное отношение к личности последнего русского императора. Когда через несколько лет после этих событий мы встретились с ним в одном из подмосковных храмов, митрополит сказал мне, что получил материалы из Швейцарии, доказывающие, что Николай II являлся масоном. Разумеется, это были не более чем очередные слухи: никаких доказательств масонства Николая II не было и нет. Этот эпизод показывает уровень понимания проблемы некоторыми иерархами РПЦ. Они с большим недоверием относятся к непреложным научным фактам и чрезмерно доверчиво — ко всякого рода мифами.
— Вы наверняка общались с присутствовавшими на похоронах родственниками последнего русского царя. Как Романовы оценивали позицию главы Российского императорского дома Марии Владимировны, отказавшейся вслед за Патриархией признать останки?
— Естественно, они осуждали эту позицию. Но начать следует с того, что практически никто из них не признает за Марией Владимировной и другими Кирилловичами прав на главенство в Доме Романовых. Кстати, где-то за год до захоронения я встречался и беседовал с великой княгиней Леонидой (Леонида Георгиевна Багратион-Мухранская, мать Марии Владимировны; ушла из жизни в 2010 году. — «МК») — на тот момент старшей из Кирилловичей.
— Уговаривали ее принять участие в предстоящей церемонии?
— Нет, это уже другая, хотя и не менее интригующая история. Дело в том, что Ельцин склонялся к решению официально признать статус Российского императорского дома. И Немцов поручил мне разрабатывать этот проект. Я не был сторонником этого, поэтому пошел на должностное преступление: на одной из встреч с православной общественностью сообщил о существовании такого плана. В итоге в прессе поднялся скандал, и проект «слили».
— А что предполагал официальный статус?
— Примерно то же, что и статус царского дома в Болгарии. Признание Российского императорского дома со стороны государства в качестве исторической, культурной институции, законодательное закрепление этого статуса, выделение официальной резиденции. Не более того. Но многие испугались, что им предоставят какие-то особые полномочия.
— То есть о возвращении к монархии речи не шло?
— Официально, разумеется, нет. Хотя ходили слухи, что в окружении Ельцина действительно существовали подобные планы — двигаться в сторону конституционной монархии, которая позволила бы президенту сохранить пошатнувшуюся власть. В качестве, например, регента при малолетнем наследнике.
— И чем вас это не устраивало? Вы же, насколько известно, придерживаетесь монархических взглядов.
— Да, я монархист и хорошо изучил этот вопрос. По моему убеждению — и той же позиции придерживается большинство представителей российской патриотической общественности, — у Марии Владимировны и ее сына Георгия Михайловича нет ни правовых, ни моральных оснований называть себя великими князьями и тем более Российским императорским домом. В конце 1997 года Мария Владимировна обратилась в правительственную комиссию с условием: она примет участие в церемонии захоронения своих убиенных родственников, если будет пользоваться на ней особым статусом. Правительство с этим не согласилось, и Мария Владимировна отказалась от участия. Разве достойно это Императорского дома?!
— Так о чем вы все-таки беседовали тогда с Леонидой?
— Я был на этой встрече вместе Немцовым. Вначале был общий разговор на разные светские и политические темы. Потом Леонида поинтересовалась, как обстоят дела с приданием официального статуса Российскому императорскому дому. Борис ответил, что президент благосклонно относится к такой идее. И тут же поручил мне сформулировать конкретные предложения по этому вопросу. Встреча проходила в Подмосковье, на государственной даче, предоставленной Ельциным Кирилловичам для их проживания во время визитов в Россию.
— Они до сих пор ею пользуются?
— Я не в курсе. Но думаю, если бы у них отобрали этот особняк, об этом стало бы известно.
— Как и почему Борис Немцов стал первым вице-премьером, в принципе, известно. А при каких обстоятельствах он возглавил комиссию по идентификации и захоронению царских останков? Чья это была идея?
— Насколько мне известно, это была идея следователя Соловьева. Как мне рассказывал сам Владимир Соловьев, после того, как в правительстве произошли перестановки, его вызвал к себе тогдашний помощник руководителя Администрации Президента Денис Молчанов и спросил, кто из вице-премьеров, по его мнению, сможет наиболее эффективно руководить комиссией. Соловьев ответил, что, на его взгляд, лучше всех с этим справится Немцов.
— А почему Соловьев предложил назначить Немцова? Он был знаком с Борисом Ефимовичем?
— Нет, тогда они еще не были лично знакомы. Но Соловьев симпатизировал Немцову, о котором было известно, что это человек достаточно открытый, принципиальный, не склонный к византийской дипломатии. И Соловьев не ошибся. Основные исследования на тот момент были завершены, принадлежность останков императорской семье была на 100 процентов доказана уже к 1995 году. Однако предыдущие руководители комиссии не отваживались выйти на окончательное решение, опасались попасть под огонь критики. А Борис не испугался, самоотверженно взял на себя политическую ответственность. Если бы он уклонился, то это тянулось бы десятилетия. Немцов во многом ошибался, во многом был не прав с моей точки зрения. Однако в этом вопросе он был безукоризнен.
На предложение возглавить комиссию по идентификации и захоронению царских останков Немцов согласился не сразу. Помню, вызвал меня к себе, рассказал об этом предложении, спросил: «Как, справимся?» — «Конечно, справимся, — отвечаю. — Я в теме».
— А когда, кстати, вы впервые соприкоснулись с «темой»?
— В конце 1980-х. Мне позвонил и предложил встретиться Гелий Рябов (сценарист, кинорежиссер и первооткрыватель останков царской семьи; открытие было сделано им совместно с геологом Александром Авдониным 1 июня 1979 года. — «МК»). Мы не были с ним до этого знакомы, но я был тогда, что называется, широко известен в узких кругах православной общественности. Как соиздатель — вместе с Глебом Анищенко — самиздатского журнала русской христианской культуры «Выбор». Приехав ко мне домой, Гелий рассказал о своей потрясающей находке, о том, как шли поиски, как он пытался провести экспертизу, как от него все шарахались...
— Вы сразу ему поверили?
— Да, сомнений у меня не возникло: информация была убедительной.
— Ваши оппоненты находят странным, что Рябов и Авдонин вели свои поиски, что называется, под носом у «компетентных» органов, и те на это никак не отреагировали. У вас это обстоятельство не вызвало подозрения?
— Скажу больше: по словам самого Рябова, поиски шли под негласным покровительством главы МВД СССР Николая Щелокова. Именно поэтому они и удались. Согласно «легенде прикрытия», они искали места захоронений сотрудников милиции и ЧК, погибших во время Гражданской войны... Трудно сказать, что двигало Щелоковым. Но очевидно, что в этом вопросе министр шел наперекор «генеральной линии».
— Вам известно, чем сейчас занимаются следователи по «царскому делу»?
— Только то, что сообщается в прессе. К сожалению, информации очень мало. Несмотря на заявления Патриархии и Следственного комитета о «полной открытости» проводимых исследований, все находится под покровом «следственной тайны». Ничего не известно, например, о том, проводятся ли исследования останков великой княгини Елизаветы Федоровны, сестры императрицы. По версии наших оппонентов, ее генотип находится в противоречии с данными об останках Александры Федоровны. Ничего не сообщается о проверке информации митрополита Ташкентского и Узбекистанского Викентия — о том, что сожженные останки царской семьи обнаружены якобы в районе Ганиной Ямы. О том, будут ли исследованы некие «жировые массы», найденные колчаковским следователем Соколовым в Ганиной Яме и находящиеся в одном брюссельском храме, в Патриархии и СКР также молчат.
— Выходит, какие-то основания для сомнений у Церкви все-таки имеются.
— На мой взгляд, никаких. Но если в Патриархии сомневаются, то пусть инициируют такие исследования. Тем более что у них в этом отношении сейчас полный карт-бланш. Однако пока нет никаких признаков того, что Патриархия стремится разрешить свои публично высказываемые сомнения. Судя по тому, что мне известно, процесс приобрел вялотекущий характер. Все генетические исследования, назначенные прежним руководителем следствия, должны уже быть закончены. Но назначена также новая историческая экспертиза, а она вряд ли даже началась, поскольку состав экспертной группы подвергся недавно существенным изменениям. Прежний ее руководитель, директор Государственного архива Сергей Мироненко, отстранен от дела. Представители Патриархии не раз заявляли о том, что будут привлечены эксперты, «внушающие доверие», но мы не знаем пока ни одного имени. Что, конечно, не может не настораживать.
— Безусловно, главным событием, связанным с новым этапом следственных действий, является смена руководителя следствия. Как вы оцениваете факт отстранения Владимира Соловьева? Что за этим стояло?
— Формально речь идет не об отстранении Соловьева, а о повышение статуса следствия. Руководителем следственной бригады стал Игорь Краснов, начальник управления по расследованию особо важных дел, подчиненного непосредственно Бастрыкину. Соловьева тоже ввели в эту группу. Но фактически его отодвинули от дела. Инициатором могла быть Патриархия. Насколько мне известно, незадолго до этих кадровых перестановок патриарх встречался с руководителем Следственного комитета. Соловьев давно уже, начиная с 1990-х годов, вызывал раздражение и недовольство у Патриархии и чиновников своей независимой и принципиальной позицией.
— Как смена руководства следственной группой может отразиться на развитии событий?
— Естественно, будут выискиваться — и наверняка найдутся — какие-то мелкие «блохи». Но окончательные решения, я уверен, повторят выводы, к которым пришло следствие во главе с Соловьевым. Тем не менее фактическое его отстранение, безусловно, затянет решение всех вопросов, связанных с этим делом.
— Есть мнение, что решение вопроса хотят отложить еще лет эдак на 20.
— Как известно, летом прошлого года по указанию президента была создана межведомственная рабочая группа по вопросам, связанным с исследованием и перезахоронением останков цесаревича Алексея и великой княжны Марии Романовых. А Путин своих решений безосновательно не отменяет. Поэтому не думаю, что дело затянется на столь долгий срок.
— Почему все-таки Церковь так жаждет этой отсрочки? Что она ей дает?
— Здесь комплекс причин. В среде православной общественности есть люди, настроенные крайне негативно по отношению к царским останкам, которые они называют не иначе как «лжемощами». Радикалы немногочисленны, но очень активны. Они выступают в СМИ, собирают конференции и «круглые столы». Некоторые угрожают расколом. Похоже, признание останков затягивается не в последнюю очередь в ожидании, что страсти успокоятся сами собой. Нельзя не учитывать также силу инерции: за последнюю четверть века представителями Патриархии сказано много неадекватного по этому вопросу. Среди иерархов РПЦ бытует мнение, что не признавать царские останки — меньший грех, чем признать, что Церковь допустила ошибку. Но надеюсь, что здравомыслие все-таки возобладает. Я всегда говорил и повторю вновь: пока не будут похоронены все Романовы, гражданская война в России не закончится, общенационального примирения не будет.
