Уже четверть века она водит по Волге суда. Сначала работала на грузовых теплоходах, на местном флоте, а в последние годы водит пассажирскую «Москву-182». О ее требовательности ходят легенды. Она не дает спуску любителям расхлябанности и выпивок. При этом состав экипажа уже много лет остается постоянным. Штурманы отказываются расти в звании, чтобы только не переходить на другой теплоход.
О том, как начинала работать мотористом, несла штурманскую службу и стала капитаном, Марина Львовна накануне 8 Марта рассказала «МК».
— Раз стали капитаном, наверное, росли бесстрашной и отважной?
— Вы не поверите, но в детстве шум волжских волн меня страшно пугал! Отец брал меня с собой на рыбалку, видимо, не с кем было оставить. Он ловил рыбу с плота, я стояла на берегу и зажимала уши руками, потому что мне было жутко от грохота набегающих волн.
Когда я родилась, мне долго выбирали имя, двоюродная сестра подсказала: «Назовите Мариной», — имя, как известно, происходит от латинского слова «маринус» — морская. Родители прислушались, я стала Мариной.
В детском саду всем с собой надлежало иметь носовой платок. Если на платье не было кармашков, мамы девочкам шили маленькие сумочки через плечо и вышивали на них — кто мишек, кто цветочки, мне мама вышила... якорь.
Потом, перебирая старые журналы, я наткнулась на статью о первой женщине-капитане на Азовском море. Наталья Кисса родилась в штормовую ночь в Керченском проливе на борту парохода, где ее отец был капитаном. Когда ее отец умер, чтобы прокормиться, она «рашкала» баржи — очищала корпуса барж от ржавчины и налипших ракушек. Потом юнгой ходила на портовом судне. После окончания мореходки, в войну, будучи старпомом, доставляла на теплоходе грузы на Малую землю. Во время налета немецких самолетов была ранена. Но смогла восстановиться, стала капитаном теплохода, ходила в Азовском и Черном морях, показав себя умелым судоводителем.
И у меня, как говорится, «загорелся глаз». После школы, листая справочник для поступающих в вузы, я нашла Институт водного транспорта в Ленинграде. Со мной собралась поступать и одноклассница. Мы отправили в институт письмо, ответ пришел на адрес подруги. И только в поезде она мне призналась, что на проспекте сбоку ручкой было написано: на судовождение женщины не принимаются. Подруга пошла в Гидрометеорологический институт, я отправилась в Институт водного транспорта, подала сгоряча документы на электротехнический факультет. Но сдав три экзамена, решила забрать документы. Зачем учиться, терять пять лет, если это меня не приблизит к мечте?
Вернувшись домой, пошла учиться на курсы телеграфистов в ДОСААФ. Думала, что это поможет мне попасть на корабль. И тут по радио услышала, что Ярославский речной порт набирает желающих на курсы мотористов-рулевых. Приехала, в отделе кадров услышала: «Да ты что, там же одни мальчишки учатся, тебя ветром сдует с корабля. Иди-ка для начала поработай кассиром».
Весной мне дали направление на старенький маломощный кораблик «МО-120», который в обиходе называли «мошкой». Потом перевели на теплоход покрупнее — «Ом-405». Однажды на прямом участке капитан разрешил мне постоять за штурвалом. Также удалось поговорить по рации с проходящими пароходами. Это был один из самых счастливейших моментов в моей жизни.
В конце навигации меня уже взяли мотористом-рулевым. На корабле я узнала, что у нас в порту есть филиал Рыбинского речного училища. Как только сошла на берег, кинулась в кабинет начальника, волнуясь, выпалила: «Хочу учиться в вашем училище». И услышала: «В чем же дело? Подавайте документы». Оказалось, что девушкам можно было учиться на вечернем отделении. В моей жизни начался новый этап. В порт летела как на крыльях. Утром училась на курсах мотористов-рулевых, а вечером — в техникуме.
— Как воспринял мужской состав единственную девушку-ученицу?
— Было трудно. Со мной в классе сидели взрослые, опытные люди. Бывало, что они подшучивали надо мной. Худенькая, маленькая девчонка — и рвется на корабль! Однажды я не выдержала и расплакалась. Они испугались, кинулись все разом меня утешать... С тех пор у меня все пошло как по маслу. Никто ничем меня не обидел, ни словом, не полусловом.
— Сколько продлилась учеба?
— Три года. Со мной за партой сидел молодой человек, который работал в транзите, на грузовом теплоходе. Он мне много рассказывал про дальние рейсы. Видя мои горящие глаза, он замолвил за меня словечко капитану. И капитан на свой страх и риск взял меня на работу. А я была неотесанная, да еще и с характером. Как это, кто-то на меня накричал?! В ответ я дерзила. В экипаже были одни мужчины, начинать мне было достаточно тяжело. Бывало, что-то делала невпопад, капитан кричал: «Все, я ее выгоню!» Штурман, с которым я стояла вахту, заступался за меня: «Дайте шанс. Она только начинает, учится».
Я впитывала все как губка. Рейсы на грузовых теплоходах оказались хорошей школой. А какая романтика! Шли, рассекая воду, кругом темень, вдали огни на берегу, а над тобой звезды — близко-близко.
Грузы возили по всей Волге от Калинина, как раньше называлась Тверь, и до Астрахани. Ходили по каналу имени Москвы. Автопокрышки возили на завод имени Лихачева в Москву и на Горьковский автозавод, в Нижний Новгород, железобетон и контейнеры — в Калинин. В середине лета начинали ходить в Астрахань. Арбузы грузили прямо в трюмы. Тогда я узнала вкус всех сортов арбузов и наелась бахчевых на всю жизнь.
— Вахту несли по сменам?
— Сутки были разбиты на три смены. Вахту несли по очереди капитан, первый и второй штурман. Сейчас, спустя годы, поражаюсь мудрости капитана. Помню, когда была моя смена, он сидел на палубе внизу, в рубку не поднимался, не мешал, просто наблюдал. На участке от Волгограда до Астрахани было сильное течение, пароход просто летел. А русло реки — извилистое… Но со всем справлялась, была какая-то горячность и бесстрашие.
— Шлюзоваться было сложно?
— Это очень ответственный момент. Чтобы занять всю полезную камеру, в нее загоняют несколько судов. Кто-то маневрирует, работает машинами, а пространство небольшое, вода крутится, надо очень аккуратно зайти, чтобы не ударить корабль о стенки и ворота. Есть правила пропуска через шлюзы. Пассажирские теплоходы пропускают в первую очередь, так как они работают по расписанию. С ними запрещено шлюзоваться танкерам, которые перевозят нефтегрузы 1-го класса. Может произойти утечка, которая повлечет взрыв и пожар.
— Мне довелось проходить через шлюзы. До сих пор помню, как опускались в узкий бетонный мешок. Ощущение не из приятных.
— На московских шлюзах поднимают и опускают медленно. А вот шлюзы около Углича и Рыбинска — сложные. Там большой перепад воды, скорость большая. Помню, как проходила их впервые, когда работала мотористом. Была тогда почти девчонка, стояла на палубе одна, швартовалась. А это было в ночную смену. Накануне как раз посмотрела фильм «Легенда о динозаврах». Мне во всех тенях мерещились чудовища, было жутковато.
«Экипаж дрожит, знает, что я буду все досконально проверять»
— Любовь свою нашли на Волге, на соседнем теплоходе?
— Мы с Игорем шли, как говорится, параллельными курсами. Работали на соседних пароходах, постоянно общались. Когда наши старенькие пароходы списали на гвозди, мы перешли на местный флот. Он работал на одной «Москве», я — на другой. Потом судьбе, видимо, было угодно собрать нас на одном корабле. Работали вместе в транзите. Игорь — моряк, заканчивал мореходку, ему пришлось переучиваться. Была ситуация, когда я работала первым штурманом в транзите на грузовом, а он у меня был мотористом, потом стал механиком.
Я всегда считала, что моим мужем может стать только тот, кто связан с рекой. Как, например, береговой сможет понять и принять, что мне в субботу или воскресенье надо бежать на работу? У нас с Игорем вскоре родилась дочка. Мы подменяли друг друга, также я часто брала ее с собой в рейсы.
— Когда встали на мостик в качестве капитана?
— В 1991 году. Работала на маленькой «мошке» на переправе Иваньково — Толга. У меня в подчинении был экипаж из 9 человек.
— Не приходилось слышать: «Женщина на корабле — к несчастью»?
— Никогда. Меня воспринимали на равных. Я ведь настырная. Если случались какие-то поломки, мне обязательно нужно было влезть во всю эту механическую грязь, что-то покрутить, помочь. Бывало, что механик даже обижался: «Зачем? Я бы и сам смог». Потом ехала в автобусе, рядом женщины с такими белыми, нежными руками, маникюром, а у меня в пальцы машинное масло въелось. Прятала их…
После «мошки» я перешла на теплоход «Москва», работала сменным капитаном. А с 2001 года встала на мостик «Москвы-182», где до сих пор и работаю. Обычно мы работаем внутри города, нас далеко не отпускают на случай, если вдруг кто-то арендует теплоход для прогулки. Тогда нас срочно снимают с линии.
— Прогулочные рейсы, когда одна из компаний арендует теплоход на два-три дня, нередко называют «пьяными». Сложно работать в таких условиях?
— Все время нужно быть начеку. Когда мы стоим у берега, пассажиры начинают нырять с теплохода, а это крайне опасно. И шею можно свернуть и под теплоход может ныряльщика затянуть. Например, идет большой пассажирский теплоход, от него — волна огромная, приходится заводить машины, держаться на плаву, чтобы волной не выкинуло на берег. А мало ли кто там плавает под кормой... Все время следишь за пассажирами. Мы же отвечаем за их безопасность. Так что лучше все-таки в рейсе, чем на прогулке.
— Расскажите о своей команде.
— У меня в подчинении три командира, четыре моториста, два кассира. Я — капитан, мой муж — механик, есть еще сменный капитан, работаем в три смены.
— Как строится ваш рабочий день?
— Сначала надо принять вахту, пройти по пароходу, посмотреть, все ли на месте, в том числе и спасательные средства. Далее проверяю техническую готовность, для чего спускаюсь в машинное отделение. Смотрю на показания приборов перед запуском двигателя. Также проверяю, в каком состоянии люди и санитарное состояние теплохода. У меня жесткие требования к чистоте. Экипаж дрожит, знает, что я приду и буду все проверять. В мою смену все должно блестеть и хорошо пахнуть.
Далее звучит команда: «Пошли на посадку!» Мы переходим к причалу, берем пассажиров, подаем сигналы и отправляемся в рейс. Как в 7.30 утра завелись, так до 12 ночи работаем. По сравнению, скажем, с буксирным флотом у нас работа тяжелая. Они баржу прицепили и пошли, никаких за тобой пассажиров нет, все спокойненько.
— На современных судах уже нет колеса-штурвала?
— У нас управление осуществляется через рукоятку, некое плечо. Лево руля, значит, влево отводишь рукоятку, право руля — вправо. Есть специальный прибор — аксиометр с двумя стрелками, который показывает углы перекладки руля.
— Команда постоянная? Учитываются ли какие-то психологические особенности людей при подборе экипажа?
— У нас нормальная обстановка, хотя я очень требовательная. Они прекрасно знают, что у меня нельзя пить, нельзя лишний час поспать и мне надо, чтобы все блестело. Они привыкли ко мне, из года в год у нас работает один и тот же состав, хотя почти все уже в возрасте. Моторист, например, недавно стал дедушкой, но никуда уходить не собирается. Мы заканчиваем ближе к двенадцати ночи. Еще сходим на заправку. На всех теплоходах уже отбой, все спят, мы же начинаем уборку. Мы даже встаем отдельно, чтобы никому не мешать. Включаем насосы, берем щетки в руки — и вперед! Пароход надо приготовить на утро.
— Вы как-то ласково называете свою «Москву-182»?
— Ласточкой, у нас ведь очень красивый пароход. Нередко я слышу: «Вот тебе краску дают, ты его красишь». Ничего мне не дают, просто мы судно постоянно моем, поэтому оно у нас и белое.
«На каждую тревогу — своя расстановка сил на пароходе»
— Как относятся те, кто работает на морских лайнерах, к речникам? Не говорят: «У нас — просторы, а вы зажаты в русле реки, маршрут отмечен бакенами?»
— Мне кажется, что на морском просторе как раз таки ходить легче. Встали на курс — и пошли на автопилоте. А у нас же постоянные маневры, один причал следует за другим. Надо аккуратно подойти, отойти, учитывая ветер, дождь, снег, течение. Ливень бывает такой, что дворник не справляется, бывает, ничего не видно. Чтобы уйти от большой волны, приходится маневрировать, прокладывать новый курс.
— На Волге бывают сильные шторма?
— Бывает, что стекла выдавливает в рубке. Такие сильные ветра. Соберешь волю в кулак, идешь напролом. Где надо переждать — переждешь. Не будешь же пароход ломать. Амбиции амбициями, но за тобой судно, люди...
— А на мель садились?
— Возила как-то курсантов ракетного училища в летние лагеря. Там нужно было зайти в заливчик. Дело было в пятницу, в это время по вечерам из-за проблем на плотине начинала уходить вода, а в понедельник снова прибывала. Мы попали в это «окно», стояли, ждали до утра, после чего стали курсантов вывозить на лодках. А потом пришел теплоходик, дернул нас.
— Поломки случались?
— А как же без них? Бывают периодически, железо ломается. Проблемы бывают в основном с двигателем. Но однажды наш пароход смяло как консервную банку. Приготовились зимовать, лед вроде уже встал, и тут водохранилище во время ремонтных работ сбросило воду. Лед сломался, пошел и снес весь наш затон. Пароходы все оказались в куче, их здорово переломало. За нами стояли танкерные пароходы, им выплатили страховку. А наш порт не застраховал свои корабли. У нас все они оказались всмятку. Хорошо, что был мастер — золотые руки, который их починил. У нас же суда алюминиевые, там нужна специальная сварка. А ведь не у каждого сварщика есть навыки работы с аргоном.
— Приходилось спасать утопающих?
— Ну, конечно. Встречалось немало хулиганов, которые, выпив, на слабо, выпрыгивали с теплохода. Тогда приходилось разворачиваться, возвращаться к одному из них, вылавливать. При этом бывало очень обидно, потому что срывали следующий рейс, а мы же все завязаны на премиальных, работаем от доходов.
— Рыбаки на лодках досаждают? Бывает, что подаете сигнал, а они остаются на месте?
— Да сплошь и рядом. Рыба бывает дороже жизни… Но не бодаться же с ними! Просто объезжаешь — и все. Сейчас и на дорогах таких людей много. Некоторые из коллег, конечно, пытаются рыбаков пугать, отворачивают в последний момент. А если человек перевернется и утонет? Мне это все ни к чему.
— Что означают подаваемые гудки?
— Все это оговаривается в правилах плавания. Короткий сигнал — «изменяю свой курс вправо», два коротких гудка — «изменяю свой курс влево». Есть общесудовая тревога, которая в свою очередь делится на пожарную и водяную, если есть пробоина. В этом случае подается один продолжительный гудок и повторяется несколько раз. При пожаре может сопровождаться ударом в колокол. Если экипаж услышал сигнал тревоги, он должен собраться в определенном месте, например в рулевой рубке. Действия каждого человека расписаны по тревоге. Каждый знает свое место. Кто-то хватает огнетушитель, кто-то раскатывает пожарный рукав и подсоединяет его к гидранту, запускает вспомогательный двигатель, чтобы можно было пожарный насос включить. На каждую тревогу — своя расстановка сил на пароходе.
— Говорят, что Волга в последнее время мелеет, это на самом деле так?
— Год на год не приходится. Например, в прошлом году, в начале весны, было очень мелко, но потом к середине навигации уровень воды поднялся. Это очень важно, потому что у нас много подходов носом к берегу.
— Есть любимые места на Волге?
— Берега на подходе к Астрахани.
— Кто из капитанов-речников является для вас кумиром?
— Я многое взяла от своего первого капитана, Александра Михайловича Кругликова. Он был очень ответственным и дисциплинированным человеком. Также я часто вспоминаю Льва Анатольевича Данилова. Он опекал меня, когда я работала мотористом на грузовом теплоходе. Тогда он нам казался чудаком, только с годами я поняла, что он во всем был прав. Он был очень строг, не терпел никаких книжек в рубке, никакой посторонней деятельности. Моторист должен был вести круговой обзор, помогать капитану, мало ли что по пути следования он не заметит. Моторист должен быть его вторыми глазами. Лев Анатольевич выдавал нам стиральный порошок по ложкам. Но именно он научил меня экономно расходовать материалы.
— Какая у вас форма одежды?
— Черная юбка, белая блузка с погончиками. Есть также костюм с нашивками. Он висит в каюте, я надеваю его в торжественных случаях. Как надену костюм, ребята все восхищаются, а я стесняюсь, не люблю выпячиваться.
— Есть талисман, который всегда берете с собой в рейсы?
— У меня есть счастливая кружка, которую мне подарили от экипажа. Она всегда со мной рядом. Никто ее не возьмет, потому что все знают, что она моя.
— Считается, что почти все капитаны заядлые рыбаки, а вы?
— Меня в этом плане затмил сменный капитан, который просто болеет рыбалкой. Самая вкусная рыба, на мой взгляд, это волжский судак.
— Чем занимаетесь в зимний период, когда заканчивается навигация?
— Зимой у нас огромный отпуск, потому что все лето мы работаем без выходных, накапливается много переработок. Раньше зимой нас брали на работу охранять отстойный пункт, где зимуют корабли, а также вызывали в феврале-марте на ремонт. Четыре года назад у нас сменилось руководство в порту. Теперь нас вызывают в апреле, за две недели, перед тем как отправиться в рейс.
— Пассажиры говорят спасибо? Бывает, что дарят подарки?
— Угощают частенько фруктами и овощами. Но и мы стараемся пассажиров порадовать. Например, перед праздником Победы, 9 мая, я покупаю большой пакет шоколадных конфет. К каждому билету кассир выдает сладкий подарок. И, конечно, включаем музыку. Праздники у нас проходят в торжественной обстановке. А на внутренних и пригородных рейсах бывает много постоянных пассажиров. Заходят, все здороваются.
Мы любим свое судно и боимся одного — что после нас придут гастарбайтеры, которые работают на маршрутках. Купят дипломы и придут работать на флот. Мы все уже пенсионного возраста. Год, два, три — и уйдем. Сменить нас некому. На пригородные пассажирские перевозки парней-речников не заманишь. Зарплата небольшая, а работа тяжелая. Смены по 12 часов, каждый день, в сезон выходных нет. Бывает, что остаемся без обеда.
Мечтала Марина Львовна когда-то о полностью женском экипаже, но все равно осталась в одиночестве. Тем ценнее то, что она делает. Мы поздравляем единственную на Волге женщину-капитана с Международным женским днем 8 Марта! Успешной вам навигации!
