Чем больше я смотрю на нас, тем крепче во мне убеждённость, что основой нашего мироощущения является «заточенность» на выживание. На возможность остаться в живых в самых неблагоприятных условиях.
Русский человек никогда не жил хорошо и сытно. Вселенная постоянно держала его в напряжении.
Начать с того, что средняя полоса России, не говоря о более северных областях, считается зоной рискованного земледелия. То дождей месяцами нет, то хляби небесные разверзаются и урожай гниёт на корню; то жара стоит, как в крематории, то холода такие, что народ в июле из ватников не вылезает.
Вот она, настоящая «русская рулетка». А не те забавы с револьверами, которыми царские офицеры от скуки баловались.
Через два года на третий, то недород, то голод.
Это при современном уровне развития техники и агрохимии кое-как научились минимизировать влияние погоды, а раньше крестьянин перед лицом природы был совершенно беззащитен.
Дети мёрли бессчётно. Полуголодное существование, антисанитария, экстремальный по европейским меркам климат…
Среднегодовая температура в Москве составляет +5, в Берлине +10, в Лондоне +11, в Мадриде +16.
Уровень медицины даже в конце просвещённого девятнадцатого века самый примитивный. У графа (!) Л.Н. Толстого пятеро из тринадцати детей умерли в младенчестве. Что уж говорить о крестьянских чадах, завёрнутых в грязные тряпки, вместо пелёнок, и сосущих нажеванный матерью хлеб?
Средняя продолжительность жизни в Европе девятнадцатого века составляла сорок лет. В Россия, в основном, из-за высокой детской смертности, - тридцать. Вы только представьте, тридцать! Меньше было разве что в глухом средневековье.
(Ситуация существенно изменилась в советское время, когда мы стали одними из лидеров по средней продолжительности жизни. Сейчас, она составляет около семидесяти лет, но мы даже в первую сотню стран не входим).
Выживали только те, в ком генетическая установка на выживание была поистине звериной. Те, кто цеплялся за жизнь так, что ни голод, ни холод не могли сломать их.
Естественный отбор в самом лютом его проявлении.
И ладно бы только природа-матушка была к нам неласкова. Так нет ведь, из года в год то печенеги с набегом, то татаро-монголы с нашествием, то поляки, то французы, то немцы. А если нет ни тех, ни других, ни пятых, так свой царь-батюшка отправит Царь-град воевать или Казань брать. А на войне тоже есть масса возможностей для оттачивания умения выживать.
И так целые тысячелетия от царя Гороха до президента Владимира.
Нет, есть, конечно же, страны, где климат не лучше нашего. Взять ту же Швецию или Финляндию. Есть и те, что воевали не меньше. Польша, например. Но чтобы вот так всё вместе, такие страны и народы найти будет непросто.
Вот и выходит, что установка «на выживание» сидит у нас в национальном генотипе. Выжжена засухами, будто калёным железом, и вырезана по живому чужой сталью.
Всё, что не связано с жизнью или смертью нам скучно, неинтересно, второстепенно…
Отсюда и лень наша необоримая.
«Не дёргайся, копи силы. Кто знает, как оно завтра обернётся? Возможно, понадобятся все силы, какие есть, и даже немного сверх того», - говорит подсознательный многовековой опыт. – «Спи сейчас неизвестно, получится ли поспать завтра. Не разменивайся на мелочи, готовься, что завтра придётся спасать свою жизнь, а заодно и жизнь семьи».
Думаю, именно в этом секрет того, что у нас получается прекрасное оружие, но очень посредственные телевизоры и автомобили. Не плохие, нет. Я не сторонник охаивать всё и вся. Посредственные. Поскольку делались без огонька, без ощущения стоящей за спиной «безносой».
И спортивные события по этой же причине никогда не будут собирать у нас зрительские аудитории сопоставимые с английскими, немецкими или испанскими. Поскольку баловство это всё - за мячиком бегать, как оголтелому, или в бассейне с хлорированной водой соревноваться, кто первый бортика коснётся.
Вот если бы зритель пешком от махновской конницы удирал или под пулями по Уралу-реке плыл, вот тут да, тут бы ему интересно было.
Так что не верю я в то, что у нас когда-нибудь стабильно будут заполняться даже двадцатитысячные стадионы, не говоря уж о стотысячных.
Смотрите сами, в текущем чемпионате России по футболу средняя посещаемость матчей (по турам) варьируется от 8 до 13 тысяч человек. В Германия от 37 до 45, в Испании от 22 до 31, в Англии от 34 до 39.
И воюем мы хорошо, не потому, что убивать любим, а потому, что попадаем в среду, к которой наш менталитет наиболее приспособлен. В ситуацию, где русский человек востребован весь без остатка.
Мы не умеем жить, но умеем выживать. Не умеем делать Мерседесы и Лексусы (у нас всё время пресловутый автомат Калашникова получается), но случись война или мировая катастрофа, обойдёмся без Мерседесов и Лексусов, проживём в землянке под ёлкой, на лебеде и берёзовой коре.
Дружба с такими, как мы, в мирное время больших выгод не принесёт. Мы не научим жить так, чтобы асфальт перед домом был вымыт со стиральным порошком, а зубы отбелены блендаметом. Чтобы зад в джинсе, а в санузле джакузи. Чтобы на экране 3D, а в ушах dolby surround.
Не умеем мы жить «красиво». Так, как рисуют в Cosmopolitan или Vanity Fair.
Поэтому наши братья-славяне, все эти болгары, чехи, словаки постоянно смотрят на запад. Они цветами и улыбками встречают нашу Армия, освобождающую их от турок, французов или немцев, а потом привычно делают нам ручкой и отправляются служить на побегушках к тем, у кого асфальт вымыт и зубы блестят.
Лет пять назад в рамках форума «Золотой Витязь» слушал выступление журналиста и политолога Виталия Товиевича Третьякова. Суть его речи сводилась к тому, что давно уже пора прекратить дружить и брататься с нашими славянскими родственниками. Ибо дружба эта, что называется, «в одни ворота». Когда им туго, «Россия помоги», когда отпустит, бегут вступать в НАТО, присоединяться к антироссийским санкциям и всячески «прогибаться под изменчивый западный мир». Виталий Товиевич убеждал, что отношения с нашей стороны должны быть сугубо прагматичными. Рыночными. Есть выгода, есть дружба, нет выгоды, дверью перед носом хлоп и «по пятницам не подаю».
Вот, вроде бы, всё правильно мэтр сказал, а мне отчего-то вспомнился эпизод из культового фильма «Брат», когда герой в исполнении Сухорукова предаёт своего брата (Бодрова-младшего), а тот после этого успокаивает его плачущего и вспоминает, как они в детстве ходили на рыбалку.
Дело не в том, что один брат стал предателем, а в том, что другой остался братом.
Ладно, это было лирическое отступление, не относящееся к теме беседы.
Хотя, может, и напрямую относящееся.
Возвращаясь же к главной мысли, хочется понять, сможем ли мы когда-нибудь изжить в себе «выживальщика» и научиться просто жить? Без ощущения домоклового меча над головой, без опаски, что завтра мир рухнет. Например, если несколько поколений русских людей вырастет в условиях сытой и спокойной жизни, такой, как в Бельгии, Франция или Швейцарии? Сможем, а?
Может, да, может, нет…
Но с другой стороны, давайте представим себе, что было бы, если бы наши деды и прадеды (ну, вдруг!) к 1941 году стали среднестатистическими европейцами. Милыми, улыбчивыми, кутающимися в шубы, когда столбик термометра приближается к нулевой отметке, паникующими, когда толщина снежного покрова превышает десять сантиметров, страдающими от невозможности принять ежевечерний душ… Что если они оказали бы Германии столь же «бешенное» сопротивление, как те же французы или голландцы? Что было бы, капитулируй СССР через месяц, хорошо, через полгода, после 22 июня? Что представляла бы сейчас из себя старушка Европа? Да и весь остальной мир как выглядел?
Можно копнуть глубже и вспомнить, что Наполеона в ХIХ веке остановил тоже не кто-нибудь, а Российская империя. Да и монголо-татарское нашествие, подмявшее весь Китай и Среднюю Азию, выдохлось и остановилось именно на территории Руси.
Вот и получается, что наше умение выживать является одновременно и причиной нашей неустроенности, и залогом нашего существования. А в чём-то и залогом, если уж не существования, то стабильности Европы.
Всё та же избитая истина: наши недостатки являются продолжением наших достоинств.
Это я к тому, что не стоит заламывать руки и клясть свою страну и народ за «неумение жить».
Психология учит принимать себя такими, какие мы есть.
Мы такие. Это не хорошо и не плохо. Это судьба.
