По сведениям сирийской прессы, в костяк запрещенной в РФ организации ИГИЛ входят помимо прочих опытные боевики с российского Северного Кавказа — чеченцы, ингуши, дагестанцы. В Махачкале уже бьют тревогу, принимают экстренные меры. Посыл один — надо уберечь молодежь от вступления в ряды террористов. В Дагестане буквально не осталось ни одного человека, чей знакомый или родственник не уехал бы в Сирию.
— Дядя родной довез троих племянников на своей машине до Баку, а оттуда отправил на самолете в сторону Сирия. Сказал их родителям, что везет их в Египет учить арабский язык. Через некоторое время один — несовершеннолетний, вернулся к матери, другой был убит в перестрелке с сирийскими силовиками. То, как он истекал кровью, его подельники, смакуя, сняли на телефон и вывалили в Интернет. Третий прислал смс матери — мол, у тебя еще есть сын. А меня забудь — я решил полностью посвятить себя джихаду. Вот как парням мозг задурили, ужас! А дядюшка положил в карман по сотне тысяч рублей за каждого племянника, положенных ему от заказчиков как вербовщику.
— У меня дочка знакомых, 16-летняя девочка, убежала туда, — вторит ей другая. — Где-то в Интернете списалась с вербовщиками, они ей купили билет, уехала. И только на границе написала родителям. Брат ее старший отправился туда ее искать, просил шариатский суд предоставить ему обоснования, пусть и на законах шариата, почему забрали его сестру без благословения родителей. Ничего он не добился, уехал ни с чем. А сестру его убили.
— А у нас двоюродный брат отвез в родное село беременную жену и двухлетнего сына. Сказал, едет на заработки. Первый месяц звонил родным каждый день по скайпу. Потом перестал. Через какое-то время выяснилось, что ни на каких заработках он и не был, сразу в Сирию уехал. И пока был на территории Турции в лагере, еще имел возможность связываться с семьей. А там, за границей, — уже нет. Что с ним и жив ли, мы не знаем.
■ ■ ■
Сотрудник аппарата Антитеррористической комиссии Дагестана Хабиб Магомедов рассказывает, что благодаря усилиям полиции и властей, регулярным антитеррористическим операциям и прочим мерам в Дагестане сейчас ситуация значительно стабилизировалась:
— За последние два года — ни одного взрыва, да и «лесных» в республике не осталось. В том числе и потому, что эта публика потянулась в Сирию. Но это не значит, что молодежью теперь не надо заниматься. Надо, и даже с удвоенной силой. Как? Да идей много. И военно-патриотические поисковые отряды создавать, и лагеря альпинистов. Да хоть комсомольцев и пионеров на новый лад воссоздать. Надо что-то делать.
— А почему на Северном Кавказе такая проблема, что молодые люди чуть что — хватаются за оружие?
— Такой менталитет. Вот на этом и играют всякого рода радикальные исламисты. Они под благовидными предлогами говорят: пойдем с нами, наведем порядок вместе. Мы дадим тебе оружие, убивай врагов.
— А кто враг?
— По большому счету кто угодно, вот что самое страшное. Объясню на пальцах. Есть шариат — божественный свод правил и законов, который регулирует практически все сферы повседневной жизни мусульманина. Каждый правоверный старается жить по шариату, иначе — грех. Также в Коране написано, что каждый мусульманин обязан защищать шариат. И вот появляются какие-то люди, которые заявляют, что шариат в опасности и они готовы его защищать от «плохих людей» ценой собственных жизней. В результате от введенного в заблуждение мусульманского народа этим «защитникам» начинает поступать поддержка. Кто деньгами, кто молитвами, ну а некоторые и сами готовы свои жизни отдать, головы положить. Вот и едут в Сирию. Я уже много лет таким людям объясняю: государство не враг! Но объяснять сложно: Полиция — злая, чуть что — сразу скручивает и в каталажку. А там ласково поговорят, накормят, напоят и пообещают манну небесную и рай, пусть и после смерти. Только люди не понимают, что защищают не шариат, а кучку преступников, рвущихся к власти и преследующих свои гнусные интересы. Сейчас наших «лесных» практически полностью перетянул ИГИЛ. Принципы «работы» у них те же, но размах значительно шире.
■ ■ ■
Вербовка осуществляется по старым и давно всем известным схемам: спортзалы, мечети, клубы. Ребят вербуют и в вузах. Также работают в тюрьмах (террористов сажают вместе со всеми, и времени поговорить по душам за решеткой предостаточно).
Сыр, который кладут в смертельную мышеловку вербовщики, — вкусный и ароматный. Понятным, доступным языком, через привычные всем молодым людям соцсети молодежь накачивают идеями джихада. Рассказывают, что здесь, в России, нет и не будет справедливости, кругом коррупция, менты продажные и пр. И, к сожалению, вербовщикам не надо сильно стараться, чтобы доказать эти факты. Несправедливость и сама прет из всех щелей.
— Я с 17 лет работал в полиции, — рассказывает мне свою историю 29-летний Муртазали. Он, сам того не понимая, числится в списках «группы риска», готовых уехать в Сирию. — Дослужился до капитана. В полиции же год за полтора идет, так что стаж у меня уже 16 лет. И вот грянули сокращения, приказано было увольнять либо пенсионеров, либо ребят, которые прослужили меньше трех лет. А у нас в Дагестане все по-своему — уволили всех, кто не смог заплатить взятку за место. Я люблю свою работу, если какое усиление — никогда не отказывался, сколько по лесам мы ходили на спецоперации, неоднократно бывал в перестрелках, у меня ордена есть. И все равно попал под сокращение.
— Где теперь работаешь?
— Таксую пока на своей старенькой «Ладе». Надеюсь устроиться обратно в полицию, но пока мест нет, опять же берут со стороны за деньги. Бандиты, которых я когда-то ловил, надо мной теперь смеются. Говорят: «Выкинули тебя, как щенка». И они правы, потому что начальник мой мне за год, что я не работаю, ни разу даже не позвонил, не спросил, как я. А я всегда ему говорил: можете на меня рассчитывать, даже если война начнется...
Муртазали признается, что много раз в своей жизни слышал предложения примкнуть к террористам. Такие, как он, умеющие управляться с оружием, знающие все тонкости работы полиции, смелые и преданные, у них в цене. Таких ценят в ИГИЛ (запрещенная в Россия террористическая организация).
— А ты верующий?
— Да, конечно. Вот сейчас, пока с тобой разговариваю, пропустил вечерний намаз.
Муртазали как мантру повторяет слова про нерадивых начальников. А потом предлагает мне послушать песни ваххабитов, которые он зачем-то скачал в Интернете. Стройные мужские голоса печально и торжественно поют из автомобильной магнитолы на непонятном мне языке.
— Даргинский это язык. Такие есть и на других наших дагестанских диалектах. Они поют о джихаде и о братстве всех мусульман на земле. Так в Коране же написано, что все мусульмане друг другу братья и обязаны выйти на тропу войны, если где-то притесняют ислам. Эту сунну спустил Аллах пророку Мухаммеду, когда он только начал проповедовать ислам. Тогда ему не давали строить мечети, молиться. А сейчас у нас в Дагестане даже на каждой бензоколонке есть молельная комната. Но многие считают, что мусульман притесняют, в Сирии, например.
Разговоры о религии Муртазали, кажется, может продолжать бесконечно. А любые попытки умерить его восторги исламом воспринимает очень агрессивно.
— А ты сам-то Коран читал?
— Нет. Только разъяснения к нему. А хочешь про Сирию песню послушать? Я слова не понимаю, но читал перевод в Интернете. Тут про священную войну и про взаимопомощь. Слышишь, в песне часто звучит слово «ахи»? Это переводится с арабского как «брат». А у вас, у православных, так?
Отвечаю, что да, так, что все люди друг другу братья.
— Не знаю. Я никогда не был далеко за пределами Дагестана. Но мне всегда хотелось Россию посмотреть, даже снилось, что я в Москве гуляю по Красной площади. Прошлым летом мы с ребятами поехали в Краснодарский край. Хотели порыбачить и узнать, можно ли там в полицию устроиться.
■ ■ ■
Как этим ребятам разъясняют ислам — отдельная история.
— Я часто захожу в разные мечети и смотрю, какую там литературу предлагают. И вот недавно наткнулся на странную книжку, — рассказывает Хабиб, — про историю завоевания Сирии сподвижниками посланника Аллаха. Прочитав такую, любой ищущий себя юнец влипает в ИГИЛ как муха в мед. В очень доступной форме, простым языком в виде исторической сказки разъясняется наивным, зачем и почему надо ехать воевать в Сирию.
За много лет работы Хабиб познакомился с огромным количеством шахидов всех мастей. И уверяет, что самородков, от природы обладающих техниками НЛП и прочими психологическими приемами, в радикальных организациях предостаточно. Хабиб демонстрирует мне видеозапись, которую сделал 5 лет назад в Махачкале. «Это один из моих подопечных, Магомед Халиков. Его арестовали сотрудники правоохранительных органов. Я знал, что он бывший студент престижного вуза. Мне удалось разговорить парня. В итоге мы записали вот это видео, на котором Магомед призывает своих лесных товарищей прекратить бессмысленную войну. Позже мы разместили это видео в Интернете на нужных сайтах. Обрати внимание, как складно он говорит. 20-минутная запись сделана одним дублем. То есть такие длинные речи ему — пара пустяков».
Парень на видеопленке действительно говорит очень убедительно — не отводит глаз, редко моргает, голос ровный и уверенный, мимика практически отсутствует. Очень грамотно и к месту вставляет нужные цитаты из Корана. Я сама заслушалась, хоть и мало понимала, о чем речь. На хронометраже уже шла 20-я минута, а Магомед все говорил и говорил приятным внушающим голосом.
Магомед Халиков уже отсидел свой срок — 5 лет за пособничество террористам. Выйдя из тюрьмы, он женился, и на днях у него родился сын.
— У Магомеда есть хорошая идея — взять в аренду землю и заниматься разведением рыб вместе с такими же парнями. Также он готов сотрудничать с нами и адаптировать тех, кто готов отказаться от радикальных взглядов и вернуться к нормальной жизни. Это правильно, они должны работать, растить детей и кормить семьи. Но землю получить сложно.
С Магомедом мне удалось пообщаться лично. Он знает про влияние запрещенной террористической группировки ИГИЛ в Дагестане едва ли не больше, чем самый опытный полицейский. Как уехать, где лагеря беженцев (оказывается, на сирийско-турецкой границе целые деревни, куда попадают завербованные и где их обучают первым азам и переправляют дальше) и так далее.
— Ребятам в Сирии многое обещают. И три жены, и дом, и, главное, жизнь по законам шариата.
— Говорят, все эти вербовочные ролики только на закрытых сайтах есть...
— Да нет никаких закрытых сайтов, — улыбается Магомед.
И тут же прямо с моей странички в популярной соцсети находит несколько видеороликов. От того, что там говорят и показывают, у меня буквально волосы дыбом встают. Очень толково, обоснованно, с хорошо подобранным видеорядом и грамотно подтасованными историческими фактами объясняют, кто и почему враг мусульман. Для не знающего истории и не особо грамотного и мыслящего человека получается очень убедительно. Просмотров под этим «шедевром» несколько тысяч.
— Вот так и вербуют, да?
— Так и раньше было, и сейчас. Сейчас в Сирию многие едут, не понимая, зачем, куда и что там происходит. Если бы меня попросили заняться антивербовкой, то я бы никого отговаривать не стал. Вместо этого я задал бы простой вопрос: зачем ты туда едешь?
■ ■ ■
Можно смело сказать, что судьба у Халикова сложилась относительно благополучно. О такой же судьбе для своего сына мечтает жительница села Геджук, что недалеко от Дербента, Муфахат Баширова. Оба ее сына ушли «туда». Старший Махтибег вместе с молодой женой погиб еще в 2011-м при спецоперации. Их сына, тогда еще 4-месячного, Умара в ходе тех боев ранило, из полыхающего дома его вынесли на руках спецназовцы. Потом Муфахат забрала его к себе.
Младший сын Нуриман ушел следом за старшим. Его нет уже 4 года. Где он — неизвестно. Но, скорее всего, в Сирии.
Муфахат соглашается общаться только ради одного — чтобы еще раз попробовать передать свои слова сыну.
— Пожалел бы ты меня, сынок. Я ведь совсем одна осталась. Уж лучше тюрьма, чем такая позорная жизнь. У меня сыновья знаете какие были, — обращается она уже ко мне, — отличники, в музыкальной школе учились. Их всегда хвалили, образцовая семья. С Нуриком маленьким все лето в полях на работах проводили. Не понимаю, что с ними такое произошло?
Женщина без остановки плачет и признается, что если бы не внук, то давно бы уже умерла. В ее дом с обысками регулярно наведываются спецслужбы. Маленький Умар запуган.
— А вы заметили, что сыновья как-то не так стали себя вести перед тем, как они ушли? Может, в мечеть стали чаще ходить?
— Ничего я не заметила, — рыдает Муфахат. — Обычно все было. Старший женился накануне, а младший... Ходил на учебу, вечерами дома. А потом раз — и не пришел. Потом я выяснила, где он. Так я больше его никогда и не видела. Моему Нуриману сейчас 21, совсем еще мальчишка.
Таких сел около Дербента не одно и даже не два. Уже печально известное Берикей, Геджук и другие. Также черную славу имеет Хасавюрт. Но многие дагестанцы отправляются в Сирию и из Москва.
— Родственники спокойно сидят, думая, что их сын в столице на заработках или учится, — объясняет мне руководитель центра по профилактике экстремизма Севиль НОВРУЗОВА. — Они ни о чем не беспокоятся, так как у мальчика нет даже загранпаспорта. А оказывается, его давно уже нет в России, паспорт сделать не проблема вообще.
Севиль работает с радикальными исламистами уже около пяти лет. Сначала ходила по лесам, уговаривала ваххабитов вернуться к нормальной жизни. И теперь, так же, как и многие в Дагестане, активно включилась в работу с новой бедой — ИГИЛ. Хотя признается, что впервые услышала эту аббревиатуру всего-то меньше года назад.
— ИГИЛ — это четвертая стадия рака, — вздыхает Севиль Наврузова. — Уехавших туда вернуть обратно очень сложно. Хотя многие хотят. Буквально с первых дней, попадая в этот так называемый «исламский рай», они понимают, что их жестоко обманули.
Севиль ведет переписку с несколькими своими соотечественниками, по дурости оказавшимися там. Многим отсылает деньги на еду и лекарства. Некоторых удается вернуть на родину.
— Приезжая сюда, люди плачут, — рассказывает она. — Потому что теперь понимают, что здесь дома, в Дагестане, и есть рай. Вот женщина одна все время пишет... У нее трое детей. Поехала туда за мужем беременная, третий ребенок там родился. Сначала была даже счастлива, посылала видео, как дети купаются в аквапарке в Турция. После Турции их семью перебросили в Ракку. Мужа убили через месяц, а ее перевели в дом для вдов. Живет в нищете, есть нечего, одежды нет. У них там на каждый такой дом есть ответственный мужчина, который должен решать бытовые проблемы вдов с детьми. Она подошла к такому, так тот отправил ее восвояси: «Иди отсюда. Я сам знаю, когда и к кому приходить». Она рыдает, каждый день молит вызволить ее. Но это крайне сложно. Вот сейчас на связь не выходит уже три дня, наверное, телефон отобрали.
У мужчин, попавших в ИГИЛ, участь еще более печальная — они пушечное мясо. Мало кто остается жив больше чем несколько месяцев. Севиль показывает мне видео, которое ей недавно прислали оттуда. Молодые бородатые парни в какой-то темной комнате, серые стены, на полу грязные матрасы, кое-как на гвоздях развешана одежда, кругом валяются автоматы. «Мы уже долгожители, пятый месяц воюем с кяфирями (в переводе с арабского «неверные». — «МК»). Сейчас вот готовимся к бою, пойдем их мочить». Все присутствующие в кадре весело хохочут. Страха ни в голосе, ни в глазах нет. Каждый высказывает свое мнение, цитирует ислам. И опять я слышу фразу: «Каждый сам решает, как умирать: или под колесами машины, или защищая ислам». Чувствуется, что «школа» вербовки одна. Ни одного слова парни не сказали своим родным, все разговоры только вокруг религии и «священной войны».
— Что касается Корана, то их там очень «просвещают», — объясняет Севиль. — Если не идет бой, то обязательно молитвы или религиозные беседы, чтобы человек не успел опомниться. Один из парней, что на этом видео, уже погиб. Он сын олигарха, очень богатый. Туда уехал, продав все, что отец ему купил, — дорогую иномарку, квартиру в Москве и Махачкале. Родители до сих пор отказываются верить в то, что произошло. Говорят, мы мертвым сына не видели, значит, он жив. Но оттуда не возвращаются ни живым, ни мертвым.
— А есть такие, кто в Сирию за деньги?
— Нет, все едут туда за надуманную идею справедливости и братства. А женщины, как правило, отправляются вслед за мужьями. Мало кто из Дагестана едет как Варя Караулова. Кстати, это неправда, что там сидят какие-то 40 мужчин, которые через сайты знакомств вербуют одиноких женщин. Как правило, девушки едут к тем, кто их и позвал, и там за них выходят замуж. Думаю, Варю отправили в тюрьму, чтобы спасти. Потому что иначе удержать ее на родине нельзя. Я таких одержимых много повидала. Одна женщина, чей муж уехал и ждал ее там, в Сирии, вообще попросила меня забрать у нее загранпаспорт.
В Дагестане уже нет рода, кого не коснулась эта беда. А «похоронки» (эсэмэски из Сирии) приходят буквально ежедневно.
■ ■ ■
На конференции «ИГИЛ: информационно-психологическое противодействие терроризму на Северном Кавказе» яблоку негде упасть. Говорят об отсутствии патриотического воспитания, о разрыве поколений после развала СССР, о безработице и низких зарплатах. О том, что делать с закрытыми сообществами и вообще с Интернетом. Есть ли рецепт, как остановить поток уезжающих на верную смерть? В одном уверены абсолютно все: просто так оставлять — «кто уехал — скатертью дорожка» — категорически нельзя.
И хотя никто не произносит это вслух, но сейчас ситуация изменилась в корне. В конфликт двух исламских течений, шиитов и суннитов, в Сирии вмешалось международное сообщество. Российские войска бомбят игиловцев. Террористы ответили в Париж и в небе над Синаем.
Как объяснить молодым людям, отправляющимся в Сирию, что они выбирают черный путь джихада.
