«Представьте, что перед алкоголиком поставили бутылку водки. Налили рюмку и сказали: «Пей, но только одну стопку, не больше. А мы будем наблюдать за тобой». Примерно так поступают с моей дочерью», - говорит мама арестованной студентки философского факультета МГУ Вари Карауловой. Мама сегодня ее единственная защитница. Адвокатов к девушке в «Лефортово» не пускают. А что может простая работница школы? Только рассказать, как все было, по ее мнению, на самом деле.
Любая мать даже интуитивно хочет оправдать своего ребенка, так что Кира Караулова не исключение. Делать это сейчас (после терактов в Париже, когда даже косвенное упоминание ИГИЛ вызывает боль и гнев) невероятно трудно. Именно поэтому она решила поведать в том числе очень сокровенные подробности. Сейчас не время что-то скрывать. Сейчас время попытаться понять, почему же все-таки случилось то, что случилось. Оговоримся: сама Кира Караулова признается, что ее дочь — закрытый человек, и потому многое мать попросту не замечала. О чем теперь, увы, приходится сожалеть.
СПРАВКА «МК»: «Студентка филфака МГУ Варвара Караулова вступила в переписку со своим вербовщиком (познакомилась с ним в «ВКонтакте») в марте 2013 года. Девушка влюбилась и попыталась уехать в Сирию, ее отец забил в набат - Варвару задержали турецкими пограничниками в городе Килисе. По словам представителя ФСБ, вернувшись, она начала готовить новую попытку к бегству. С 28 октября 2015 года Варвара Караулова находится под арестом по обвинению в приготовлении к участию в запрещенной в России ИГИЛ».
Роковой урок философии
Кира Караулова (они с дочерью внешне похожи как две капли воды) пришла на нашу встречу с игрушками. Вытащила из пакета большого ободранного плюшевого пса, прижала к груди. А потом протянула его мне.
— Можете передать его Варе в тюрьму? Она дома без игрушек спать не ложилась.
Что ей на это ответишь? Игрушки не входят в перечень разрешенных в СИЗО вещей и предметов, но и запрета на них нет. В женском СИЗО матерям с детьми игрушки предоставляет сама администрация. Но Варя не ребенок, хотя ее мама думает совсем по-другому.
— Помню, я в какой-то момент запереживала, что Варе уже 16-17 лет, а мальчика нет, — начинает Кира рассказ. — В этом возрасте важно, чтобы был мальчик. Я беспокоилась, но спросить прямо боялась, чтобы не обидеть. А потом ее подруги (а я знаю всех ее одноклассниц и их родителей) сказали, что у нее есть парень по переписке. Они же сообщили, что он болельщик ЦСКА или что-то там еще.
— Постойте-постойте, то есть она общалась с ним с 16 лет?
— Я точно не знаю, но так говорят ее друзья. Я знаю только, что это началось ещё в школе и что она его так и не увидела ни разу. Мне эта виртуальная любовь не очень понятна.
— Ну хоть по скайпу они общались?
— Скорее всего нет. Знаете, почему я так думаю? Потому что этого парня, по всей видимости, не существует. Это какой-то спецпроект.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»: «Вербовщиком Вари, по версии следствия, выступил 35-летний житель Казани Айрат Саматов. Мужчина ранее задерживался за наркотики, нигде не работал. В Сирия он переехал, чтобы примкнуть к ИГИЛ, примерно год назад».
— Не соглашусь с вами. Установлена его личность. Да и сами посудите — вряд ли спецпроект длился бы так долго. Вербовщики не могли бы позволить себе почти 4 года тратить на обработку одной девушки.
— Может быть, он ее продал? То есть сначала это был реальный парень, а потом она ему стала неинтересна (она ведь, как это ни странно звучит в наше время, человек целомудренный и не шла на близость), и он передал ее кому-то из вербовщиков.
— Варя показывала вам его фото?
— Нет. Она очень закрытый человек. Я заметила, как она сильно погрузилась в эту свою первую любовь. До этого у нее были только учеба и спорт. У нее есть даже разряд по волейболу и академической гребле. Это потому что она всем занимается по-настоящему. Это ее качество такое. Но вот даже в команде она не растворяется в силу ее характера. Она всегда внутри себя и этим своим внутренним миром не делится с другими. Варя — человек, который все придумывает себе. Такие, как она, нечасто встречаются, их сложно понять. Я сама не могла ее понять до какого-то момента.
— Сестре она тоже ничего не рассказывала? Какие у них отношения?
— Варя и сестра очень привязаны друг к другу, хотя папы у них разные. Варя с ней занимается французским языком (даже придумала какие-то специальные методики для обучения). Но про личную жизнь она с ней не говорит, потому что сестра совсем маленькая еще.
Вот собаке она может рассказывать все часами! Знаете, как у нас Фрекки появился? Когда Варвара закончила школу с золотой медалью, я ей сказала: «Выбирай любой подарок!» Я ей предложила — давай съездим куда-то в Европу, купим, что хочешь (в рамках бюджета). А она принесла щенка с улицы и сказала: «Вот это мой подарок». Пес на нее даже похож. Такой же добрый.
— И все же возвращаясь к этому парню...
— Не думаю, что он был невероятно хорош собой и интеллектуален. Он просто мог дергать за правильные ниточки ее души, а потом это продолжили делать уже настоящие профессионалы-вербовщики. Только сейчас у меня картинка складывается из паззлов.
— Варя говорит, что они стали мужем и женой. Не странно ли это с учетом того, что люди никогда не виделись?
— Для меня — да, странно. Я из старого мира, где в любви клянутся, глядя в глаза, а не по Интернету. Но для нее все было реально. Она его воспринимала именно как мужа, когда ехала к нему. Он затмил для нее все.
Я вам сейчас расскажу то, что не должна бы, но у меня нет иного выхода. Перед поездкой она купила себе красивое нижнее белье, чулки, купальник. Как думаете, для чего ей нужны были чулочки-кружева? С таким багажом едут на войну? Нет. С таким багажом едут к любимому мужчине.
Я читала кусочек ее письма к нему. Она так пишет о чувствах, как тургеневские герои только могли писать. Это что-то невероятно нежное и трогательное. А он ей в ответ — совсем о другом. О чем-то, что никак не соотносится с чувствами. Тургеневская барышня и чудовище.
— И все-таки про взгляды. Вы даже не заметили, что она приняла ислам?
- У нее, как студентки философского факультета, есть книжки по всем религиям. Поэтому ничего я не замечала. Одежда у нее всегда была простая. Варя на нее вообще не обращала внимания еще со школы.
У нас с ней один размер обуви, потому я покупала нам одинаковые кроссовки, ботинки (чтоб затащить ее в магазин, надо было сильно постараться). Так вот она могла уйти в школу в одном моем ботинке, в другом в своем. Притом что я это сразу понимала (они же были по-разному стоптаны), а она вообще не замечала!
Несколько раз я говорила в шутку: «Варя, давай так: я сейчас надену бигуди, старый халат, драные тапки и буду с тобой ходить по школе и говорить, что ты моя дочка». Она начинала хохотать: «Ладно, поняла, не буду больше тебя заставлять чувствовать неловкость за мой внешний вид».
Красилась она только в классе седьмом. Причем очень здорово красилась, и я даже просила, чтоб она меня научила. А потом ей это надело, и она перестала. Ей в принципе это не нужно — она ведь такая яркая, красивая.
То есть поведение ничуть не изменилось. Более того, она спала с собакой, ела свинину, что исламом категорически запрещено.
У нас семья никогда не была религиозной. Хотя Варя крещеная, в церковь мы не ходили. Думаю, Варя приняла ислам, только чтоб сделать ему приятное. Вот ты любишь человека и выполнишь его любую просьбу в рамках разумного. Если бы он попросил выброситься с 17-го этажа или навредить кому-то, Варя бы этого, конечно, не сделала. Мы с ней говорили на эту тему.
— А сейчас Варя какой веры все-таки придерживается?
- Думаю, никакой. Она ни разу не читала Коран с тех пор, как вернулась из той роковой поездки.
«Она ехала к любимому, а не в ИГИЛ»
— Кира, все-таки восстановим хронологию. Вот Варя переписывалась с ним, а в мае решила к нему уехать. У вас было какое-то плохое предчувствие накануне ее «побега»?
- Нет, в том-то и дело. Все было как обычно.
Утром 27 мая Варя пошла в университет. Вечером она прислала мне смс, что она осталась у папы. Это нормальная ситуация. Отца, с которым мы в разводе, Варя очень любит. В одиннадцатом часу я позвонила бывшему мужу, а он сказал, что Варя у него не была. Сначала мы решили не паниковать. В конце концов ей уже 19 лет. Но когда дочка не пришла и ночью, мы забили тревогу.
— Интересно, она собиралась вас оповестить по приезде в Сирию?
— Так она известила еще по дороге — написала мне до задержания на электронную почту в 7 часов утра.
— Что написала?
— Что с ней все в порядке и что мне не нужно волноваться.
— Варя вам говорила — собиралась ли она вернуться в Россия или уезжала навсегда?
— Она об этом не думала. У нее не было ни одной мысли, кроме него. Он был целью. Так она потом мне объясняла.
— Как вы встретили ее, когда дочку вернули сотрудники ФСБ?
— Когда ее привезли в Россию, были большие проблемы, чтобы встретиться. Я сделала, наверное, сто звонков куда только можно. Наконец над нами смилостивились. Мы встретились на улице. Обнялись и заплакали. Я не думала даже набрасываться на нее с вопросами или тем более упреками. Я была рада, что она вернулась, что она жива.
Варя... В тот момент она была настолько потерянной, что говорить даже ничего не могла. Домой вернуться сразу было нельзя, у нас было безумное количество журналистов. Две недели мы прожили у знакомых, под неусыпным надзором сотрудников ФСБ.
— Вам никто не мешал с ней общаться и говорить на любые темы?
— Нет. Но она, повторю вам еще раз, в принципе человек закрытый и очень ранимый.
По предложению ФСБ мы положили дочь в психиатрическую клинику. Потом я сама, поняв всю серьезность положения, договорилась о лечении в другой больнице. Но и в первой, и во второй больнице с ней рядом всегда были сотрудники. Они дежурили днем и ночью в женском отделении. Это создавало неудобство медперсоналу и пациенткам, потому мы выписались раньше, чем, наверное, стоило бы — я бы ее оставила там подольше.
— Все-таки что за диагноз у нее?
— Я не могу до сих пор получить ее историю болезни. Мне отказываются выдать даже простую справку для суда, ссылаясь на медицинскую тайну (Варя же совершеннолетняя). Не могу получить доверенность от Вари из СИЗО, поскольку меня к ней не пускают.
— Когда она вышла из клиники?
— В середине июля. После этого сотрудники приходили к нам регулярно. Мне звонили, спрашивали перед этим аккуратно: «Можно мы зайдем к Варе кое-что обсудим?» или «Нам нужно ей что-то показать». Я же не знала, что это может плохо закончиться. Действительно думала (пусть это и прозвучит пафосно), что сейчас это наша миссия — остановить вербовщиков, помочь их поимке, чтобы они больше никому не испортили жизнь.
— К тому времени Варя уже разлюбила того вербовщика?
- Она боялась сама об этом говорить. А я боялась спрашивать, потому что понимала, как она ошибалась. И она уже к тому времени начинала понимать это.
Все это было очень больно для нее. Потому я старалась просто с ней идти. Маленькими шажочками в правильном направлении, поддерживая, показывая, какой мир чудесный, сколько впереди ее ждет всего прекрасного. Я рассказывала, что ее ждут живые настоящие добрые мужчины, готовые ради нее на любые подвиги.
Мы нашли ей отличного психотерапевта, Варе нужен был покой. А тут, повторюсь, вмешались сотрудники...
— Что значит «вмешались»? Они считают, что просто выполняли свою работу.
— Им надо было, чтобы она продолжила переписку и писала теми же словами, с той же страстью, что и раньше, только под их контролем. Понимаете? Это как алкоголику доверить бутылку.
— Она писала под их диктовку?
- Да, я сама видела это несколько раз. Они полностью контролировали переписку с ним. Варе с каждым разом становилось все сложнее это делать. Она давала понять мне, что ее затягивает. Весь дом напичкан прослушивающей аппаратурой, потому приходилось выходить на улицу, чтобы поговорить об этом.
И вот она мне в какой-то момент прямо сказала, что больше не может так жить, что хочет все забыть и не может больше выходить с ним на связь. Ее погрузили в болото, из которого мне потом пришлось вытягивать ее самой, одной.
— То есть она отказалась сотрудничать?
- Она сотрудничала! Но сколько же можно? Они получили все, что им было нужно. Думаю, с самого начала был именно такой план, и откажется Варя потом продолжать переписку или нет — уже не имело значения. Если бы она отказалась раньше, ее бы раньше посадили. Вы, кстати, задавались вопросом, почему ее сразу после возвращения не арестовали? Вот почему? Неужели они ее пожалели?
«Государство ведет войну против одной девочки»
- Но ведь имелось в виду, что ее первый раз простили. А она совершила вторую попытку уехать...
— О чем вы?
— Она поменяла ФИО, сделала себе новый загранпаспорт.
— Мы вместе с ней решили, что она должна поменять ФИО, поскольку «Варя Караулова» стало уже нарицательным. Ей было неприятно, когда ее все узнавали по имени и фамилии, когда тыкали в нее пальцем. Мы решили, что она будет Александрой Ивановой. Кстати, Александра — так зовут мою бабушку, а Иванова — это моя девичья фамилия. Мы пошли в ЗАГС вместе, все делали официально, а не тайно. И то, что органы это якобы не знали, это смешно. Это просто невозможно!
Никакой второй загранпаспорт она не пыталась оформлять ни на старую, ни на новую фамилию. Первый был потерян в Турция (она вернулась по справке). Откуда идут эти слухи про второй загранпаспорт? Это бред. Мы везде с Варей ходили вместе, я даже специально ушла в отпуск, чтобы не оставлять ее одну.
— Что-то указывало на то, что она хочет снова уехать?
— Да нет же. Наоборот. Мы купили ей годовую карту в дорогой фитнес-клуб. При том, что для нашей семьи это серьезная трата. Но мне захотелось сделать этот подарок ей, чтобы она видела, что мне не жалко денег для нее. Она это и так знает, но все равно.
После того как все случилось, я случайно узнала, что Варя была донором (сдавала кровь бесплатно детям), участвовала в детских волонтерских движениях. Она и сестру привлекала — они брали пакеты и шли в лес собирать мусор. Сестра уже потом мне рассказала об этом. Понимаете, она это делала не для того, чтобы прийти и сказать: «Мама, вот посмотри, какая молодец»! Грустно, что сейчас некоторые волонтерские организации отказались выдать мне справку для суда, что Варя была у них...
После возвращения в Россию и лечения в клинике Варя продолжила всем этим заниматься. Кстати, она там представлялась Александрой Ивановой — и никто не вздрагивал, никто ее не узнавал. Она записалась на курсы жестового языка (друг семьи рассказал про них, и Варя тут же загорелась). Она ходила, старалась учиться (все схватывала на лету), и помню, как она на языке жестов показала сказку «Репка».
Мы звонили на факультет, чтобы она могла вернуться учиться. Она ведь в академическом отпуске. Договорились, что она восстановится в начале следующего года и сдаст летнюю сессию, которую пропустила.
Я до сих пор не пойму, в чем Варин проступок? В том, что она уехала к любимому человеку? За это ее осуждает общество? Многие женщины попадали в историю, когда влюблялись по уши и готовы были на все. У меня самой такое было, продолжалось два года! Я осознавала, что меня не любят, что меня используют. Но мчалась по первому зову, как собачка. Так и с Варей случилось.
И я не понимаю, что именно ей вменяют органы? Сказали, что она признала свою вину. В чем? Это главный вопрос, на который не дают ответа.
— Варя могла предупредить вербовщика и сорвать всю операцию.
— Говорю, все, что она писала, было под контролем. Так что эта версия не выдерживает критики. И даже если предположить, что это так, выходит, одна 19-летняя девушка против десятков сотрудников ФСБ?
— Когда ее арестовали, это было шоком?
— Они пришли в 6 утра с обыском. Провели целый день у нас. Допрашивали до позднего вечера. Они ничего не объясняли, так и сказали: «Мы никому ничего не должны объяснять».
Адвокат, которого мы наняли и которого она признала на суде, так и не был у нее до сих пор! Его не пускают. Все следственные действия проводятся с адвокатом по назначению, от которого Варя отказалась. Сейчас даже передачки принимают неохотно. Я дни напролет провожу у домашнего телефона в надежде, что Варя позвонит. Однажды такой звонок из СИЗО раздался. И я потом все думала — а вдруг бы меня не было дома?!
— Что она сказала?
— Мамочка, милая, мне так жаль! Я очень скучаю. Я так хочу домой.
— Может, Варю хотят показательно наказать именно для того, чтоб больше ни у кого из молодых девушек не было даже малейшего желания вступать в переписку с такими опасными людьми?
— Все так и есть. Но, во-первых, законность надо соблюдать. Во-вторых, почему нужно обязательно сажать в тюрьму хорошего человека, который может много сделать для этой страны? Уверена, что так и будет. Варя очень талантлива. Первое, что она попросила у правозащитников — книги по философии, у меня — учебники по физике и математике. Обычно заключенные просят это? А как часто дети дома читают такие книги?
