У Эли тяжелейшая патология — она родилась с нарушениями развития рук. Эля не может расчесать волосы, не может сама умыться, одеться... Это называется «не имеет возможности ухаживать за собой» — таким, по мнению нашего российского законодательства, место только среди инвалидов, ничего личного. Когда-то из-за этого от Эли отказались ее родные родители, хорошие, приличные люди, которые просто не справились. Жизнь в России, как известно, к инвалидам не приспособлена.
Удочерить Элю решилась русскоязычная семья из Германии, Юля и Алик Бейсеновы, выходцы из бывшего СССР, обычная пара с тремя кровными детьми, 13, 8 и 4 лет.
Но в сентябре этого года Приморский краевой суд постановил, что малышку им отдавать нельзя. Потому что... Потому что если гетеросексуальные (что доказано документами!) Юля и Алик неожиданно и одновременно покинут этот мир, то в Германия Элю, как предположила судья, могут отдать на повторное удочерение гомосексуальной семье... Ну а вдруг? В Европе, они могут...
Бесчеловечное это решение при всей его обыденности в наших реалиях обрекает маленькую девочку на страшную участь сейчас и страшную жизнь потом.
Эта история потрясла даже видавший виды Интернет. Более 120 000 человек подписали петицию, чтобы Эля, как и ее тезка из сказочной книжки, все-таки нашла дорогу к родному дому. «Элю — маме!» — сотни человек, мам и дочек, мам и сыновей, вывесили в сети свои фотографии, на которых они держат самодельные плакаты с этой пронзительной надписью. «Мироздание, молю, помоги маленькой Эле попасть домой и больше не отмечать День сирот как «профессиональный праздник!» — в отчаянии написала Юля Бейсенова на своей странице в социальной сети.
Грустный праздник
В начале ноября в Россия прошел День сирот. И одновременно в Приморье открылась фотовыставка «Приморье без сирот». Со слезами на глазах. Как у нас могут.
«На этот день у нас с Элей был намечен визит в клинику к профессору Хабенихту в Гамбурге. Это всемирно известный специалист в области патологий детских рук, он творит чудеса. Запись на лечение к нему за много месяцев вперед, потому что едут со всей Европы и даже мира», — продолжает Юля.
Юлия и Алик Бейсеновы заблаговременно записались на прием к этому чудо-доктору еще зимой, они были уверены, что суд, который должен был разрешить им удочерить Элю, благополучно завершится в сентябре.
«Если бы кто-то сказал нам, что в ноябре ребенок по-прежнему будет мариноваться в системе, а мы, ошалелые, с красными глазищами, продолжим носиться по инстанциям — мы бы не поверили! Как горько осознавать, что вчера Эля могла бы быть уже осмотрена первоклассными специалистами, что ее лечение могло бы быть уже начато. И она могла бы после всех процедур уткнуться светлой своей головушкой маме в коленки», — переживает Юля.
Но Эля по-прежнему живет в доме ребенка, в Приморье. Часы тикают. А ее несостоявшиеся мама и папа ждут в Германии апелляционного решения уже Верховного суда. Последней и самой высшей инстанции в РФ.
...Чтобы сразу разъяснить для несведущих, усыновлять в России детей-сирот иностранцам все-таки разрешено. Но не любым иностранцам и не во все страны. Например, как известно, нельзя усыновлять в США — по нашумевшему «закону Димы Яковлева». Нельзя отдавать маленьких россиян и на попечение заграничным парам с нетрадиционной ориентацией. А чтобы наши дети даже ненароком не лишились «духовных скреп» и не попали не в те руки — ограничение на всякий случай распространяется на все страны, где официально разрешены однополые союзы, приравненные к бракам и зарегистрированные в качестве таковых.
Германия к таким государствам не относится. Гомосексуалы здесь не женятся, и им законодательно запрещено усыновлять детей.
Поэтому в прошлом году из Германии традиционными семьями было усыновлено 46 российских сирот. Больше наших малышей уехали только в Италия (576 человек), Испания (167) и Франция (123).
Понятно, что чаще всего это дети, скажем мягко, невостребованные отечественными усыновителями. Не розовощекие пупсы-младенцы, которые нравятся всем. Приморская девочка Эля, 2011 года рождения, у которой нет ручек, висела в базе данных на усыновление несколько лет. И за это время взять ее в российскую семью никто не захотел. Юлия и Алик Бейсеновы оказались первыми и единственными.
Каждому ребенку — по взрослому
«Предки моей бабушки родом из Германии, сами мы проживали в Казахстане, оттуда в начале нулевых вернулись на далекую родину, — рассказывает Юлия. — Обустраивались, учились жить в совершенно другой стране и по другим правилам. Здесь, в Германии, у меня родились двое младших детей. Но ведь не хлебом единым жив человек! Постепенно я пришла к необходимости как-то помогать людям, занялась волонтерством, тема детских домов и детей с инвалидностью оказалась для меня близкой. Я подключилась к разным благотворительным волонтерским проектам, прежде всего, конечно, волновали ребятишки из бывшего СССР».
Детских домов в самой Германии как таковых нет. Здесь работает схема замещающих семей. Если по каким-либо причинам ребенок не может остаться с родителями, его устраивают в такую временную семью. «Но в целом я была убеждена, что немецким детям не настолько тяжело, как детям на постсоветском пространстве, — продолжает Юля. Она говорит по-русски очень грамотно, только отдельные фразы, вернее, их смысловой акцент, (Юля выделяет совсем не те слова, которые выделили бы мы) выдают в ней уже иностранку: — Я участвовала в разных волонтерских проектах: на лечение ребят вывозили, на экскурсии, еще был проект «Невидимые дети». Это когда каждому ребенку из детского дома выделяется индивидуальный взрослый. Он пишет ребенку письма, настоящие, на обычной бумаге, посылает в настоящих конвертах, как в старые добрые времена, звонит по телефону, разговаривает о его проблемах. На финансовый аспект не делается упор. Во-первых, чтобы не развивать у сирот потребительское отношение к жизни и не растлевать их бесконечными дорогими подарками, как это иногда делается. А во-вторых, потому что праздники и подарки — это совсем не то, в чем на самом деле остро нуждаются дети-сироты, это как заедание хронического стресса шоколадкой! Прежде всего, таким ребятам нужны индивидуальное общение, дружба. Они должны чувствовать, что не безразличны другому человеку».
Первая Юлина подшефная девочка уже замужем, сама ждет ребенка. Света из Архангельской области. «Я ее воспринимаю скорее как младшую сестренку». Со временем Бейсеновы поняли, что дружбы на расстоянии им мало. Их мечтой стало усыновить ребенка. Решение вынашивалось долго, принималось вместе с родными детьми: «Мы не торопились, ждали, пока появится именно наш, на кого откликнется сердце». Эля из Приморья была одной из тех, кому помогали всем миром. Волонтеры искали клинику, где девочке могли бы посодействовать с ручками. Хотя бы немного, косметически. Так о ней узнала Юля. «С фотографии на меня смотрело нежное и открытое детское личико. Волосы — светлым пушком, огромные голубые глаза... Опустила взгляд — и увидела эти ручки... Все изогнуты, искривлены... Бедный ребенок — как же так? за что ее так? Мысль об Эле меня не отпускала. Я рассказала о ней мужу. Мы долго вместе взвешивали все «за» и «против» и наконец поняли, что потянем эту девочку. Понимаете, это бездетная пара может хотеть малыша для души, для себя. А у нас уже есть свои здоровые дети — и мы с другой мотивацией усыновляем. И поэтому размышляли, способны ли мы реально помочь Эле, хватит ли у нас на это сил и финансовых возможностей, только из-за этого мы так долго думали...»
Высокие гетеросексуальные отношения
«Нам выдали полный список документов, которые мы должны были собрать, прежде чем состоится суд по усыновлению. С каждой бумагой пришлось побегать по инстанциям. Если бы мне заранее сказали, что это будет около тысячи листов, то я бы, наверное, испугалась — не отказалась от Элечки, но испугалась точно...» — размышляет Юлия Бейсенова. Справка о том, что они с мужем не были судимы. Что здоровы. Выписки из банков для доказательства финансовой состоятельности. Оба, как и положено, отучились в школе приемных родителей.
На тот момент самым курьезным Бейсеновым показался документ, который должен был доказать, что они с мужем являются... гетеросексуальной парой и состоят в традиционном браке. Они и представить себе не могли, что при наличии троих детей и 15 лет супружества за плечами у кого-то могут возникнуть сомнения по этому поводу. Пришлось посетить сексопатологов сразу двух государств — России и Германии. «Элю мы увидели только после того, как собрали весь пакет документов. Это был март 2015 года. Сами поехали в Россию, в Приморье... Волновались, переживали, конечно, одно дело — ребенок на фотографии, а совсем другое — в жизни. Шок был не из-за ее ручек... Совсем нет. Это просто ее особенность. Поразило нас совсем другое... Девочка была настолько... отгороженная от мира, что ли. Она стояла рядом с воспитательницей и смотрела в никуда. Бледненькая, молчаливая».
Им объяснили, что у казенных детей очень сильна градация на своих и чужих. Чужие для них — потенциальная угроза, особенно мужчины. В детском доме работал всего один мужчина — шофер, и поэтому появление Алика Бейсенова, будущего папы, Эля восприняла настороженно. «Эле повезло с воспитателями. Вообще и к нам, и к ней в доме ребенка все педагоги очень хорошо отнеслись — я ничего не могу сказать, — торопится объяснить Юлия. — Видно было, что людей беспокоят не формальности, а интересы самой малышки». Юля подошла к Эле первая, взяла за... ручку. То, что было ручкой. «Я — Юля, а это — Алик. Мы приехали к тебе в гости», — молодая женщина достала из сумки плюшевого пони. Когда четырехлетняя Эля увидела, как маленькая лошадка сама шагает, то расплылась в улыбке...
«В доме ребенка Эля с самого рождения, ее все тут знают, любят. Она здесь почти самая старшая. У нее «статус». Она чувствует себя уверенно среди знакомых и друзей. Ее не дразнят и не обижают. Она очень умненькая, сохранная, хорошо говорит. Но, конечно, она не такая... Это же видно. И если удочерение сорвется, то в пять лет медицинская комиссия может не пропустить ее в обычный детский дом, врачи сочтут, что она не сможет сама себя обслуживать, а дом инвалидов, а затем в 18 лет и дом престарелых — для Элечки это приговор».
Усыновить нельзя убить
Семь их встреч состоялось в марте и в апреле. «Открыто так себя называть, «мама» и «папа», посовещавшись, мы не стали ей предлагать, чтобы не подавать надежду — это было бы эгоистично с нашей стороны, ведь окончательное решение об усыновлении принимает суд, а не мы. Мы ей просто говорили, что дружим с ней, играем... Вот только дети в таких домах ребенка, даже совсем маленькие, они прекрасно знают, что если какие-то взрослые навещают конкретного малыша — это и есть его мама и папа. Вся группа кричала, когда мы приходили: «Элина мама пришла!»
Собрав безмерное количество документов, получив согласие немецких и российских органов опеки, всех проверяющих организаций, врача-педиатра и даже прокурора, они и представить себе не могли, обо что споткнутся.
Дело в том, что решением президиума Верховного суда РФ от 2013 года на международное усыновление наложено ограничение — не запрещение, нет, а ограничение, для государств, в которых разрешены однополые браки. На сегодняшний день такие союзы регистрируются в 20 странах мира. Но даже это положение не является абсолютным и нерушимым, например в ту же Англию, где гей-браки большей частью легализованы, в прошлом году отправилось 10 наших сирот.
То есть в любом случае судья должен взвесить: что превыше, судьба конкретного ребенка или расплывчатая буква закона, отданная ему на усмотрение. Казнить или помиловать?
В случае же с Элей бояться вроде бы было нечего: в Германии, как я уже написала, нет однополых браков. Но! Там дозволены однополые партнерства. Юридически это сделано для того, чтобы было легче оформить наследство или разрешить спорные вопросы владения имуществом. Если есть люди нетрадиционной ориентации, которые все равно живут вместе, то гораздо проще юридически регламентировать некоторые вопросы их совместного проживания и быта.
По немецкому федеральному закону такие партнеры не только не имеют права усыновлять детей, но даже не могут обращаться в клиники, чтобы сделать ЭКО по медицинской страховке или получить услуги суррогатной матери.
Данные партнерства создаются не для того, чтобы воспитывать детей, и не приравниваются к бракам. Исключений нет. Недаром, как мы уже говорили, традиционным немецким семьям позволили усыновить в прошлом году свыше четырех десятков российских детей из разных областей и республик России. А в этом году — больше 20 детей. Но только не из Приморья.
На Эле суд решил поставить жирный крест. Уберечь ребенка от теоретической ситуации, при которой — вдруг — она окажется в лапах двух гомосексуалистов или лесбиянок.
«Мы убеждали, что обеспечим ей самое лучшее лечение, образование, будущее, что мы и наши родные дети с радостью подарят новой сестричке свою любовь, ласку, заботу... Мы — обычная традиционная семья, состоящая из мамы, папы, двух братьев и сестры. Мы — семья полностью русскоговорящая, и поэтому девочке будет гораздо проще адаптироваться в новой стране. Мы уделяем большое внимание чтению русской детской и классической литературы, знакомим наших детей не только с немецкой культурой, но также и с культурой России и Казахстана, откуда когда-то приехали. Наши дети посещают русские кружки в русской школе, у них русские друзья. А мой муж до сих пор — гражданин Казахстана», — перечисляли Бейсеновы свои неоспоримые преимущества. Они клятвенно обещали, если, не дай бог, с ними что-то случится — никто ведь не вечен, — то и тогда вопрос переустройства Эли на повестку дня не встанет, девочку заберут их родственники, тоже гетеросексуалы. Они даже составили об этом на всякий случай нотариально заверенную договоренность.
Однако и этого оказалось недостаточно. А вдруг кто-то из Бейсеновых сам решит сменить сексуальную ориентацию и заберет девочку с собой в новую однополую семью? А?
«Нам уже в июле дали понять, что на суд в сентябре мы можем даже не приезжать, не тратить нервы и деньги — решение принято. Нам откажут. Потому что судья не хочет связываться с таким неоднозначным вопросом. Ей, наверное, так проще и удобнее...» Проще и удобнее — это сломать четырехлетнему ребенку жизнь.
За это ведь не накажут. И с должности не снимут. Закон такое вполне допускает. Все остается на усмотрение судьи, даже не его профессиональных качеств, а элементарной человечности.
Помиловать или казнить? Судья Приморского краевого суда Соловьева О.В. оказалась непреклонной. Так как нет возможности предугадать заранее, не поменяют ли Бейсеновы вместе или по отдельности свою ориентацию — это было обоснованно именно так, — Соловьева О.В. личной властью постановила, что у девочки Эли не будет ни мамы, ни папы, ни ручек. Зато останется родина!
Долгая дорога к счастью
3 июня 2014 года Верховный суд РФ принял положительное решение по усыновлению другого российского ребенка-инвалида — 4-летнего Рената из Волгоградской области. Его не отдавали родителям-иностранцам по похожей причине: а вдруг в Швейцарии, где они живут и где тоже не разрешены гей-браки, парнишка случайно попадет в однополую семью?
Битва за Рената продолжалась три года. Его приемная мама — Елена Алексеева, русская, когда-то работала в цирке. Во время представления ее заметил швейцарец Иван Пошон. В 2005 году они поженились. Неугомонная Елена организовала общественную ассоциацию помощи детям-сиротам. На двоих у них было трое детей от первых браков, затем родилась общая дочка Соня, а затем они взяли Таню...
Таня была абсолютно слепая, почти ничего не слышала, у нее была двусторонняя расщелина на лице. В два годика малышка весила всего 6 килограммов. Не понимала человеческой речи, не ходила, почти не сидела. Как вспоминает Елена, Таня боялась всего: песка, снега, ветра, звуков, одежды, машин — всего, что не вписывалось в ее безжизненный, темный и тихий мир. Елене Пошон удалось организовать для Тани операцию в Москва в клинике челюстно-лицевой хирургии. После чего расстаться с девочкой оказалось невозможным... Удочерение прошло совершенно нормально. Времена еще позволяли. Сейчас Таня посещает обычную школу. Учится играть на скрипке, свободно говорит на двух языках и даже умеет кататься на горных лыжах. Любовь сделала невозможное. Воодушевленная результатом, семья Пошон захотела помочь еще одному мальчику, земляку их Тани.
Но тут российское правосудие категорически сказало «нет». В 2013 году Волгоградский суд запретил усыновление Рената И., который был полностью обездвижен — артрогрипоз в тяжелой форме — и даже гипотетически не мог бы заинтересовать никого из отечественных усыновителей. Нянечки вывозили его на улицу гулять в коляске, однажды на прогулке о Ренате забыли, коляска перевернулась — он не смог удержаться ручками и выбил передние зубы.
...Заседания постоянно откладывались, судья то и дело запрашивала какие-то все новые документы — в общем, как под копирку и у Бейсеновых. В конце концов Пошон в усыновлении отказали. Сославшись на те же самые гей-семьи, которые могут мифически переусыновить маленького российского инвалида. Не помог даже рассказ о феноменальном прогрессе в реабилитации Тани — перед страшной угрозой однополого усыновления.
За судьбой Рената следил весь Интернет. Личное вмешательство уполномоченного по правам детей Павла Астахова в июне 2014 года, а также помощь депутатов Государственная Дума РФ и прокуратуры смогло переломить ситуацию: «Усыновление Рената И. гражданами А.А.Пошон и Е.Алексеевой-Пошон будет в полной мере отвечать интересам ребенка» — на основании этого заявления уже Верховный суд Российской Федерации разрешил мальчику и его приемным родителям покинуть территорию России вместе. Просто ларчик открывался...
В своей странице в «Живом журнале» Елена Пошон написала об этом так: «Вызволяли человека целой толпой человеческих чиновников... То есть меньшая часть государства с человеческим лицом боролась со своей же второй головой. Таня спросила меня по скайпу: «Мама, хорошие люди победили плохих?» Таки победили?
Ждать? Ждать!
Перед судом Бейсеновы виделись с Элей крайний раз. По правилам так положено — увидеть перед судом ребенка, чтобы предъявить потом в суде доказательства, что контакт с ребенком не утерян, сохранен. Это все записывается на видео. «Положа руку на сердце не хотели ехать к Эле, пока не было решения, как можно было растревожить ее, пока нет определенности. Тем более что мы уже предполагали, что нам откажут. Но по закону положено, такова практика. И это было очень тяжело. Для нас, но не для нее».
Перед ними предстал совсем другой ребенок. У которого сияли глаза. Эля засверкала как солнышко и сама подошла к Юле и Алику. «Элечка очень нам обрадовалась, сразу узнала. Мы с ней играли в кукольную посудку, в прятки, но уйти от объяснений было невозможно».
«Ты завтра еще придешь?» — спросила Эля у мамы. А завтра — суд.
«Я прижала ее к себе и как можно спокойнее, не выдавая отчаяния и волнения, произнесла: «Завтра мы спросим одну хорошую тетю, сможем ли мы к тебе прийти. Если она разрешит, то мы придем, конечно... И все равно, что бы ни случилось, мы будем тебя любить...»
Что бы ни случилось...
Теперь сказочный праздник Новый год Эля может встретить одна, в доме ребенка, в последний раз — в начале будущего года ей исполнится пять.
А может, и дома — с братьями и сестрой, возле наряженной елки...
Бейсеновы уже написали Путину, Астахову, председателю Верховного суда Лебедеву. Они понимают, что только привлечение к их истории внимания общественности может спасти Элю. Тот же Павел Астахов уже выразил свое желание вмешаться. Помочь может только рождественское чудо — апелляция в Верховном суде назначена на декабрь.
«Я представлял и интересы семьи Пошон в апелляционной инстанции, — говорит Александр Голованов, защитник Эли и Бейсеновых. — Мои ощущения в обоих случаях однозначны: это в чистом виде произвол и нарушение российского законодательства. Приморский судья просто проигнорировала статистику усыновлений из РФ в Германию. Приморье — это тоже Россия, и законы там, судя по всему, должны действовать российские. И лично я считаю, что поступок судьи следует разобрать на Квалификационной коллегии судей. Пусть профессионалы решают, что заставило ее поступить неправомочно, однако не ранее того, как выскажется Верховный суд. Мы же надеемся на законы и на добрую волю людей, которые находятся при власти».
■ ■ ■
Да, волосы дыбом становятся, когда слушаешь такие истории. Кулаки сжимаются оттого, что не можешь ничего изменить, исправить. А ведь это вроде бы так просто — остаться людьми.
Мы постоянно ругаем Европу, мол, и бездуховные они, и однополые семьи создают, и в школах сексуально развращают книжками про «родителя №1» и «родителя №2». И даже жирафов со в некоторых странах специально на детских глазах расчленяют, порождая бесчеловечность и жестокость.
Но чем же «мы» от «них» отличаемся?
У нас, получается, бесчеловечность и бессмысленная жестокость существуют даже и без расчлененных жирафов.
По отношению к себе подобным, к маленьким, больным, обделенным детям. Сама по себе.
