В прошлом году на Московской книжной ярмарке non/fiction довелось мне слушать среди прочих Олу Валлина — главного редактора издательства «Эрзац», которое издает едва не всю русскую литературу, переводимую в Швеции. Некая дама-литагент задала Валлину вопрос, издают ли в Швеции также и русскую детскую литературу.
— Нет, — ответил швед, — нет. Русская детская литература совсем непопулярна в Швеции. Там все другое.
— Но ведь у нас много издают скандинавской детской литературы! И ее прекрасно читают! — удивилась дама-литагент.
— А у нас не издают. Я не знаю, как это объяснить, — улыбнулся издатель.
Дама стала эмоционально рассказывать, какая у нас в России отличная, достойная перевода современная детская литература и что наше детское фэнтези не уступит «Гарри Поттеру». Швед вежливо улыбался. И наверняка пропускал мимо ушей.
«Не интересно», «не знают», «не переводят». Применительно к современной российской детской литературе я слышала это от переводчиков Турции, Испании, даже Сербии. Часто они старались подсластить пилюлю, объясняя, что у них не только русскую, а и вообще иноязычную детскую литературу почти не переводят: знают Андерсена, знают братьев Гримм, а больше никого не знают. За исключением англосаксов. Притом что права на перевод с английского стоят весьма недешево.
А теперь заглянем на сайт крупного столичного книжного магазина в раздел «Детские книги. Художественная литература». Девять из первых же двенадцати книг с пометкой «Новинка» будут переводами — с английского, с итальянского, с японского... Думаете, простое совпадение, мы случайно попали в такой период? Нет, осознанная политика. Ей уже много лет.
Еще в 2003 году эксперты российского книжного рынка как кредо формулировали буквально следующее: «Российские дети ничем не хуже других и имеют полное право читать те же книги, что и их зарубежные сверстники» (Константин Мильчин). Очень распространенным умозаключением было такое: наши традиции хорошей детской литературы утрачены (почему-то), лакуны надо заполнять переводами, качественная переводная литература поможет нам восстановить наши традиции. С тех пор прошло двенадцать лет...
В действительности укорененная традиция перевода детской литературы существовала еще в Советском Союзе. Мы уже тогда переводили очень много. И это не мешало — хотя трудно сказать, помогало ли, — существованию собственной хорошей детской литературы, которая и сейчас переиздается и покупается, несмотря на утверждения ряда критиков и издателей, что, дескать, детская литература устаревает очень быстро и надо постоянно бежать вперед, чтобы поспеть за современностью.
Разумеется, дело не в том, что переводная детская литература непременно плоха, а российская хороша уже потому, что отечественная. Рассуждать так означало бы встраиваться в очередную — несправедливую — конъюнктуру. Однако на фоне реального (а не воображаемого или желательного) положения дел эти постоянные издательские догонялки «чтобы не отстать от всего цивилизованного мира» превращаются у нас в бег впереди детлитовского паровозика. «Весь цивилизованный мир» вовсе не бросается переводить взахлеб чужую литературу — а уж тем более для своих юных. Он сам едет на паровозике, он гораздо консервативнее и разборчивее.
Конечно, нынче в моде англосаксы: они добились этого тотальной культурной атакой, неотделимой от технологического прогресса, который олицетворяют они же. Покупать недешевые права на перевод с английского сегодня вопрос моды и престижа, принятый культурный стандарт. Интереснее случай скандинавов: всплеск интереса к шведской литературе в Европе принято объяснять успехом специфического местного детектива. Но для детской литературы это не работает. Свою детскую литературу шведы и норвежцы продвигают на зарубежные книжные рынки намеренно и целенаправленно: с помощью системы грантов. Детскому издательству, вечно ищущему вспомоществования, помогут купить права, ему выделят деньги на перевод. В Норвегии для этого существует специальный фонд — NORLA (Norwegian Literature Abroad). Шведское посольство покровительствует переводчикам шведской детской литературы на русский язык не только в Россия, но и в Белоруссии. Издательствам выгодно иметь дело со скандинавами. И уже потом — на фоне этой выгоды — выступает качество литературы. Нельзя сказать, что оно у скандинавов низкое, некоторые их книги хороши. Но и самого лучшего качества, когда речь идет о «нераскрученном» авторе, могло бы не хватить.
Когда заводишь речь с иностранными переводчиками-русистами — людьми наиболее осведомленными — о современной российской детской литературе, о том, что издано в их странах, они, искренне желая помочь, называют Остера (в Италии) или Эдуарда Успенского (в Финляндии и Чехии). Русская детская литература для них остановилась на этом рубеже, и то в лучшем случае. С другой стороны, в Италии только что перевели «Городок в табакерке» Одоевского, в Чехии перевели Хармса и «Черную курицу» Погорельского. В то время как наши издатели и критики уверяют, что детская литература быстро устаревает, и сетуют на «консервативные вкусы» наших родителей и учителей — в «цивилизованных странах», которые берем за образец, только наше «устаревшее» находит некоторый отклик. Из всех современных детских авторов, пишущих на русском языке, кажется, только Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак сумели заключить контракт на перевод с итальянцами.
Из этого правила есть существенное исключение. Это — книги, издавать которые считается хорошим тоном. Детские книги о тоталитарных режимах и лагерях. «Сталинский нос», книга эмигранта из СССР Евгения Ельчина, вышедшая на английском языке, в 2012 году получила престижную медаль Ньюбери, а The horn book magazine, журнал, посвященный детской и подростковой литературе, назвал ее лучшей книгой 2011 года. На первый взгляд она не подходит в качестве примера, ведь была опубликована сразу на английском, что усилило ее пробивную способность. Однако невысокие художественные достоинства книги — вкупе с непропорционально высоким признанием и тем, как настойчиво издается там и переводится у нас всевозможная детская литература «о тоталитаризме» — не оставляют сомнений: здесь залегает писательская и переводческая жила, под это могут дать и гранты. Перевод с русского во взрослой литературе тоже нередко работает именно так.
Печальная ошибка, которую делает русская детская (впрочем, и взрослая) литература, заключается в стремлении «соответствовать» — а значит, не быть оригинальной. Мне приходилось слышать, как зарубежные литагенты говорили русским: «Нам не нужно философии, дайте нам интересные сюжеты, чтобы книгу было легко и увлекательно читать, вот тогда она пойдет». И на этой грядке действительно выросло «русское фэнтези» — вторичное и подражательное, которое никого за границей не интересует, да и у нас оно не особенно преуспело. В России не умеют этому радоваться, но за рубежом утвердилось представление о нашей литературе как о серьезной, интеллектуальной, глубокой. Отчасти это мешает востребовать нашу детскую литературу (от нее все-таки нередко ждут иного). С другой стороны, такое направление по-прежнему имеет поклонников. Последняя книга — не детская, но «для молодых взрослых», которая произвела заметное оживление на Западе, — «Дом, в котором…» Мариам Петросян, по всем параметрам не «легкая и развлекательная».
В России и сегодня есть хорошие авторы детской и подростковой литературы. Книги Эдуарда Веркина, Елены Ракитиной, Людмилы Дунаевой, некоторых других писателей не нуждаются в том, чтобы «походить на что-то»; будь их авторы скандинавами, они, несомненно, нашли бы дорогу и к зарубежному читателю. Однако, несмотря на то что в России есть своя грантораспределяющая организация (Институт перевода), мы много переводим чужого, очень заботимся, чтобы «не отстать», но не думаем поддерживать свой детлит.
Спрашивается: зачем? Вряд ли уже будет как в Китае, где в 1920–1940-е годы советская детская литература фактически выпестовала местную. Но ведь именно детская литература — то, что читают и будут читать; то, что формирует первичное, еще дорассудочное представление об иной культуре и понятиях. Хотим ли мы, чтобы нас знали по прекрасному XIX веку — а еще что у нас был Сталин и лагеря? Нужно иметь что-то свое за душой, чтобы было о чем рассказывать.
