Все произошло, как рассказал Антон Владимирович, на борту самолета, следовавшего рейсом А-330 Владивосток–Москва. Внезапно бортпроводник объявил, что один из пассажиров нуждается во врачебной помощи. Антон Родионов со своим коллегой Игорем Сергиенко вызвались ее оказать; их пациентом оказался 45-летний мужчина, моряк после 10-дневного запоя.
— Мы поставили диагноз «абстинентный синдром», — объяснил Родионов «МК», — он предполагает возможность разных нарушений жизненно важных функций вплоть до развития белой горячки и серьезных нарушений ритма. При осмотре оказалось, что у пациента низкое давление и ритм, похожий на пароксизм мерцательной аритмии. Мы ввели капельницей физраствор, ритм восстановился, и давление поднялось. И в этот момент решили поменять флакон и добавить туда глюкозу. Тут-то и выяснилась: все внутривенные препараты на борту вводятся только с разрешения командира.
— Но командир же не врач...
— Конечно. Он советуется с «землей». Заметьте, ответственность при этом за происходящее с пациентом лежит на нас. Дальше у нас с «землей» по цепочке: мы — стюардесса — внутренний телефон — командир — радио — неведомый медицинский центр на «земле» — происходил презабавный диалог.
— Как состояние пациента?
— Бывает лучше. Хотим во вторую капельницу ввести глюкозу.
— У него есть диабет?
— Нет.
— На борту есть глюкометр?
— Нет.
— «Земля» не разрешает вводить глюкозу, пусть пьет сладкий чай.
Я давно заметил, что «крепкий сладкий чай» — это основное средство лечения в самолете на пару с валидолом и нашатырем.
— Этот разговор занял много времени?
— На обработку каждого вопроса и обратную связь уходило примерно 2–3 минуты, то есть где-то 15 минут промедления. При этом заочно оценивались действия двух кардиологов, один из которых — Игорь Сергиенко, доктор медицинских наук, и сотрудник кардиоцентра.
— Быть может, глюкозу нельзя вводить при диабете и «земля» страховалась?
— Глюкозу внутривенно можно вводить при любом ее уровне в крови. Но есть ситуации (гипогликемическая кома), когда от того, насколько быстро будет введена эта самая глюкоза, зависит восстановление функций головного мозга, а может быть, и жизнь пациента. Промедление в 15 минут с введением глюкозы при гипогликемической коме — это верная смерть больного. К счастью, это был не наш случай.
— Чем закончился инцидент?
— Решили все же садиться в Екатеринбурге, У нас кончились лекарства, в аптечке было только 2 флакона физраствора.
— Скажите, медикаментов на борту было меньше, чем у врачей «скорой помощи»?
— Намного меньше (список есть на сайте www.mk.ru. — Прим. авт.). Существуют стандарты, которые приняты в крупных мировых авиакомпаниях; хорошо бы, чтобы и российские перевозчики придерживались этих высоких требований. Вы поймите: это системная проблема. Вероятнее всего, на других рейсах других авиакомпаний лекарств еще меньше. Получается, что врач на борту несет всю ответственность за пациента, не имея в руках нормального оборудования (в большинстве ситуаций нужны хотя бы кардиомонитор и глюкометр) и находясь в заложниках у неведомого центра на «земле», который сам при этом не видит больного и не имеет прямой связи со спасателями в воздухе.
«МК» задал «Аэрофлот» те же вопросы, что и врачи. Авиакомпания оперативно не ответила.
