По Патриаршему мосту, соединяющему институт «Стрелка» и храм Христа Спасителя, шли трое веселых молодых людей и громко разговаривали матом.
— Зря вы это, ребята, — не выдержала я. — Не ругайтесь, поберегите себя.
— Вам-то что?! — вскинулся самый маленький, похожий на взъерошенного воробья. — Мы вас не трогаем!
— Это всего лишь слова, — снисходительно пояснил рыженький, с серьгой в ухе.
Третий, мускулистый крепыш, помалкивал (возможно, подбирал какой-то цензурный аргумент, а это непросто).
— Слова? И они ничего не значат? Вас как зовут? — спросила я рыженького.
— Кирилл.
— Прекрасное имя! А вот представьте, я к вам обращаюсь не Кирилл, а…
— …! — радостно заорал крепыш и повторил несколько раз нехорошее слово, коим вошел в историю один из киевских дипломатических работников.
— Да ты чё? С катушек съехал? — опешил Кирилл. — Я тебе сейчас по чайнику настучу!
Крепыш нервно смеялся и аж подпрыгивал, радуясь удачной шутке. Он на все лады смаковал обидную кличку.
— Ёлы-палы… Да, пожалуй, вы правы, слова — это важно, — с удивлением выговорил маленький.
— Молчи, Максим, — отмахнулся рыженький. — Одно дело имя, а другое — все остальное.
— Но ведь все слова — имена. Они что-то или кого-то называют. За каждым словом есть живой образ! А вы всё сводите к грязи.
— А Пушкин? — запальчиво выкрикнул маленький.
— Да ведь гений наш, написавши «Гаврилиаду» в юности, после стыдился этой поэмы и даже отрекался от нее, называя «гадостью».
— Вы чё, это… путинистка? — подозрительно выговорил крепыш.
— С чего вы взяли?!
— А то, — закричали все трое разом, перебивая друг друга, — учить нас решили! Везде ложь, вранье! К геям этим привязались — да пусть живут как хотят! Дворцы за границей понакупили! Сами туда смоются, а мы будем тут сидеть в полной заднице! Под санкциями, как лохи! От нас весь мир отвернулся! Вот ваши доходы за год как упали? А дальше еще хуже будет!
— А Путин — плохой?
— Да!!!
— А должен быть справедливым, честным, умным, не говорить «мочить в сортире»…
— Да!!!
— То есть у него полно обязанностей, он должен быть идеальным правителем, а вы в общественном месте, рядом с храмом, себя даже сдержать не можете, так получается?
— Мы — другое дело, — вывернулся рыженький. — Мы свободные люди, что хотим, то и делаем. Это наша жизнь!
— То есть вы — просто люди?
— Да.
— Или — русские люди?
Дружный хохот был мне ответом.
— Русские, — взялся мне объяснять крепыш, — это миф. Вот вы смуглая, черноглазая, вы что, кровь свою знаете?! Можете на сто процентов сказать, что вы русская?
— Ну, в себе-то я не сомневаюсь... А вас спрошу вот о чем: вы живете в государстве, которое в основном построили русские. Так?
— Пожалуй… — пожал плечами маленький.
— Говорите на языке, который создал русский народ. Расходуете слова, пачкаете, низводите их до помоев, в общем, проматываете. И русскими себя не считаете. Так кто же вы?!
— Мы — люди, и мы никому ничем не обязаны! — взвился рыженький. — Наша жизнь, как хотим, так и проживаем, что хотим, то и делаем. И мат — это здорово! Не надо копить в себе эмоции! Пришло в голову, высказался, освободился… Это психологически правильно, отрицательное чувство не должно разрушать здоровье человека!
— Замечательная логика! А вот представьте, идет 1941 год, бойцы сидят в окопах под Москва и рассуждают таким же образом: с какой стати мы будем биться с немцами, если все мы люди? Нам страшно, а мы тут будем копить эмоции, сдерживаться, не правильней ли дать деру, сохранить здоровье?! И вообще, мы никому ничего не должны… Сталин — сатрап, тиран. Что мы тут, за него помирать, что ли, будем?! От нас весь мир отвернулся, Европа нас презирает, хочет наказать за коммунизм…
— Это вроде другое… — неуверенно выговорил крепыш. — Сравнили: войну и треп.
— Но словами обозначается всё: мама, родина, народ, имя! И если вы десять тысяч раз назвали что-то грязно, то в решительный момент у вас просто воли не хватит сказать и подумать по-другому. Привычка сработает.
— Мы люди маленькие, — убежденно заговорил рыженький. — Все ваши аргументы для нас — дым сигаретный! Нас политика и религия не интересуют, потому что это полный отстой, вранье, сказки! Мы потребители, нас качество сервиса волнует.
— Маленькие, а какие большие претензии! Если вы предъявляете требования к Путину (он, кстати, согласно вашей логике, должен жить в свое удовольствие, потому что никому ничем не обязан), то почему я не могу предъявить претензии к вам: не ругаться в общественном месте?!
— У Путина есть обязанности, он должен к народу прислушиваться, — быстро сказал маленький.
— К какому народу?! К чеченскому, что ли?
— Почему к чеченскому?
— Ну, вы ж сказали, что русские — миф, значит, никакого народа нет.
— Народа нет, а есть просто люди, и к людям надо прислушиваться, — поправил маленького рыженький.
— Но чеченский народ есть? Есть. Татарский? Есть. Даже чукотский народ есть! Почему же вы отказываете в существовании русскому народу?! Это раз. А во-вторых. Вот представьте (с моста, несмотря на вечернее время, был хорошо виден Кремль), что Путина окружают такие же люди, как и вы. Их всех волнует качество сервиса, и больше ничего. Все они считают, что: 1) никакого народа нет, есть просто люди и между ними существует конкуренция; 2) надо жить в свое удовольствие, не обращая внимания на других; 3) никто никому ничего не должен.
— Бред… — растерялся маленький. — Не может быть такого! Нет, они так думать не должны! Они о нас заботиться обязаны!
— Не, ну а для чего жить-то? Вы что, знаете, что ли?! Каждый за себя отвечает! Мы все умрем! — зачастил рыженький. — На что хотим, на то и расходуем себя!
— То, что все умрут, с этим не поспоришь. Вопрос в другом: народ русский тоже должен умереть вместе с вами или у него есть шанс выжить?! Посмотрите, вы пришли в мир на все готовенькое: у вас есть государство, которому больше тысячи лет, язык, на котором написана великая литература, и вы все это хотите прожить «в ноль» и ничего не оставить после себя?! Так получается? Кирилл, а дети у вас будут? Они вообще-то где должны жить? Что-то не особо в Европе привечают беженцев из Африки! А ведь это тоже люди, так?
— Прямо голова заболела от ваших слов! — пожаловался крепыш. — Поговорили — и хватит! Я домой хочу!
— Останемся каждый при своем, — буркнул рыженький. — У нас свои права!
— Вы как будто в лихие 90-е не жили!.. А мы — их дети! — упрекнул на прощание маленький.
Да, дети! «Рожденные в года глухие/Пути не помнят своего./Мы — дети страшных лет Россия —/Забыть не в силах ничего».
