Но Юля Зайцева чувствовала себя здесь чужой, хоть и прожила в районе почти восемь лет.
Квартиру в десятиэтажке Зайцева получила как многодетная мать. Сначала, после рождения троих детей, семье выделили муниципальную однокомнатную квартиру.
- Четыре года ютились они впятером в крошечной комнатке, - рассказывает соседка. – Как они там все помещались, ума не приложу. Медсестра, которая приходила к ним иногда, чтобы проведать детей, в ужасе была – квартира завалена вещами, игрушками, дышать там нечем.
По словам знакомых, Олег Белов заявлял жене: «Давай еще скорее рожай, чтобы расширить жилплощадь».
Несмотря на то, что мужчина страдал шизофренией, он хорошо знал свои права. А уж пункт, где оговариваются права и обязанности многодетных семей, вызубрил наизусть.
В 2014 году Беловы-Зайцевы жилплощадь расширили. Выбили себе бесплатные квадратные метры. Перебрались в трехкомнатную квартиру в том же подъезде, этажом ниже. На тот момент Юлия уже родила шестого ребенка. Супруг решил, что она должна рожать еще. Где-то услышал, что за десять детей государство выделяет дом с участком.
- Всеми правдами и неправдами Олег заставлял Юлю рожать, - говорит сосед по подъезду. – Неоднократно слышали мы разговор, когда жена в слезах убеждала его: «Не могу больше я рожать, устала!». Он лишь огрызался: «Родишь, никуда не денешься». Юля иногда соседке по лестничной клетке жаловалась. Кроме, как к пожилой женщине, обратиться ей было не к кому. Возможно, раньше у девушки были подружки, но супруг запретил жене с кем-либо общаться, встречаться.
Юлия после знакомства с Олегом не только резко ограничила себя в общении с друзьями, она вообще огородилась от внешнего мира. Так велел муж.
Юля редко гуляла на площадке с детьми, обычно они с супругом уходили подальше от людей. Причем у Олега была своя система воспитания. Странная очень. Например, он запрещал жене поднимать детей на руки. Как только маленькие начинали делать первые шаги, он не позволял их возить в коляске. «Пусть с малолетства привыкают с трудностям, - бросил он однажды соседке, проходившей мимо и удивившейся такой большой нагрузке на малышей. – Сладкой жизни им никто не обещал».
О сладкой жизни старшие дети и не мечтали. Слышали про счастливое детство только из сказок. Младшие - те и вовсе не узнали даже, что такое чужое счастье.
- Олег запрещал своей жене покупать подарки детям. Все игрушки, которые были у них в доме - это благотворительная помощь из разных соцфондов. Олег не позволял супруге тратиться на себя. Так и говорил: «Мы улучшаем демографическую ситуацию, государство нам должно, обязано помогать. Чем беднее мы будем выглядеть, тем больше помощи придет», - рассказывает Екатерина, которая познакомилась с Зайцевой в женской консультации.- Все пособие на детей, пенсию, он забирал себе. Еженедельно выдавал Юле тысячу рублей на продукты. Как хочешь, так и вертись.
Продукты она покупала в самых дешевых магазинах. Много им не надо было. Дети питались в садике, мясо, сладкое Олег запретил есть. Хлеб, овощи – вот и вся еда этой семьи. Мы с Юлей только у кабинета врача и пересекались, больше она никуда не выходила. Единственный выход в свет, который позволял ей супруг – это поход в церковь.
Он никогда не отпускал от себя жену. И по ее рассказам, самоутверждался за Юлин счет. Мне казалось, что мстил он ей за свою испорченную жизнь, за болезнь, за отсутствие друзей. С матерью ведь у него тоже были проблемы. После того, как он познакомился с Юлей, она отреклась от него вместе с теми представителями церковной организации, которую они с Олегом посещали. Мать называла сына не иначе, как «дурачок» и мечтала, чтобы Олег стал служителем церкви. А его потянуло на женщин.
«Олег держал супругу в страхе»
Во дворе дома, где произошло убийство, возятся в песочнице дети. Рядом стоят на страже родители. Второй день не умолкают здесь разговоры про убийство многодетной семьи.
- Я видела Юлю не часто, но выражение лица у нее было всегда одно и то же – замученное. Молодая вроде, но бесконечная усталость прибавляла ей лет десять, - разговорилась одна женщина. – И забитая она была. Слова из нее не вытянешь. Сядет иногда рядом с нами, но в сторонке, и помалкивает. В общие разговоры по воспитанию деток не вступала. На вопросы отвечала односложно. Запомнила, что лицо она все время прятала, волосы у нее свисали на глаза. Будто стеснялась чего. И голос еле слышен был.
Хорошо помнят жители района и Олега Белова.
- Странно они смотрелись вдвоем. Он никогда не улыбался. Жесткий был. Когда они сюда переехали, мы как-то пытались наладить контакт с семьей, пару раз задали какие-то несущественные вопросы. Девушка только рот открыла ответить, так Олег ее одернул: «Мы спешим», - вспоминают соседи.
- Господи, бедная девочка, детки, а ведь такая красавица, могла себе хорошего парня найти, - вступает в разговор старушка из соседнего подъезда. - Только вот в одной и той же майке и спортивных штанах, кажется, круглый год ходила.
В квартире погибших проводят следственные действия.
Пригласили понятых. Женщину и молодого человека.
Поднимаюсь на второй этаж. Оперативники, представители СК, судмедэксперты...
Дверь раскрыта настежь. Рядом на стуле сидит в полуобморочном состоянии женщина-понятая в халате.
- Плохо, не могу больше. И так всю ночь глаз не могла сомкнуть после такого события, - говорит она. – Я ведь иногда общалась с этой семьей, иногда пересекались во дворе, в лифте. В нашем магазине Юлю видела. И все время поражалась, она из продовольственного выносила всегда лишь небольшой кулек.
- Мать Юлии здесь жила?
- Нет, никогда она здесь не жила. Я вам больше скажу, мы ее здесь за 7 лет ни разу не видели. Познакомились в тот день, когда обнаружили трупы в квартире. Она приехала. Вежливая такая женщина, деловая. Никакой скорби на ее лице не было. Сразу взялась нас расспрашивать, что видели, знаем. Мы плечами пожимаем.
- Плакала?
- Нет. Ни слезинки не проронила. Повздыхала, мол, предупреждала она дочку, что добром не закончится ее брак. Ну а про зятя – одно слово: «Сумасшедший».
- Какие-то родственники еще у них были?
- Мать Юли сказала, что зять сам не знался со своей родней и жене запретил общаться со своими.
- А мать Юли не сказала, зачем ее дочь жила с тираном?
- Олег держал супругу в страхе. В случае ее малейшего неповиновения он тут же говорил: «Сделаешь не по-моему - убью». Несколько лет назад настала та самая точка невозврата, когда Юля уже, видимо, не могла находиться рядом с тираном. Тогда мать Зайцевой написала заявление в суд, попросила лишить зятя родительских прав. Причину даже нашли. Но Юля тогда слова на суде не молвила, инициативу свалила на мать. Олег вышел сухим из воды. Но не простил жене, что та захотела избавиться от него. И с тех пор запретил супруге общаться с родной матерью.
Стоять даже в пяти метрах от «нехорошей» квартиры жутко. Тяжелый запах до сих пор не выветрился.
- Я живу этажом выше. Скажу одно – семья была нелюдимая, - рассказывает пожилой мужчина. - Как-то я попытался пару раз руку протянуть мужу Юли, так он демонстративно отвернулся. Даже головой не кивнул. С тех пор я с ним больше и не здоровался.
Дома у них никто из соседей не был. Даже когда ответственная по подъезду ходила по квартирам, оповещала народ о собрании, о сборе денег, эта семья дверь никогда не открывала.
К разговору присоединяется второй понятой. Мужчина лет 30.
- Телевизора в квартире я не заметил, книжек нет, компьютер отсутствует...
- Неужели никто из соседей за все эти годы не заметил какие-нибудь странности за Беловым?
- Честно говоря, когда я услышал, что у него диагноз, решил, что таким образом его выгораживают. Одевался Белов нормально, на работу даже ходил какую-то, впечатление производил нелюдимого, но вполне адекватного. Уверен, он четко продумал свое преступление, все рассчитал заранее и в момент убийства вряд ли пребывал в состоянии аффекта.
«Это была малообеспеченная семья. Не более того»
Неподалеку от дома Беловых-Зайцевых тот самый детский сад №39, воспитатели которого последний раз видели детей живыми
- Пятеро деток у нас успели провести только две недели. Они нам показались не по годам самостоятельными, - говорит заведующая детским учреждением. – Маму мы видели только один раз, когда она первый раз привела ребятишек. Похоже, все остальные разы они приходили сами. Просьба к воспитателям у Юлии была одна: «Детей мясом не кормить, мы вегетарианцы». Старшие детки сами знали, что мясо кушать нельзя и не прикасались к нему. А вот у младших приходилось забирать.
Детский сад №58 – здесь дети Юлии Зайцевой и Олега Белова провели не один год. Меня встречает заместитель директора.
- Пока идут следственные действия, нам велели особо не распространяться, на территорию сада никого не пускать, - сообщает мужчина.
В детской поликлинике, где работают участковый педиатр и медсестра детей Зайцевой, они неожиданно ушли дружно в отпуск.
Заведующая женской консультацией, куда ходила погибшая, тоже не хочет общаться: «Следственный комитет запретил нам говорить на тему погибшей семьи», - отчеканила заведующая.
Ответ за всех чиновников, которые каким-либо боком оказались причастны трагедии, пришлось держать заместителю главы администрации Нижнего Новгорода по социальным вопросам Екатерине Кутовой на брифинге.
- Почему Белова не лишили родительских прав, ведь Юля хотела этого?
- В 2011 году мы обратились в суд с иском – лишить родительских прав Олега Петровича. Однако, суд отклонил все наши ходатайства. Судья не назначила никаких дополнительных экспертиз в отношении Белова, решение было окончательное и бесповоротное – родительских прав мужчину не лишать. Сама Юля тоже просила не лишать детей отца. С этой инициативой тогда выступила ее мать.
- К вам поступали заявления о том, что Белов поднимал руку на детей?
- До 2011 году не было ни одного заявления ни от Юлии, ни от других членов семьи о том, что Белов угрожал супруге и детям.
-Тем не менее, эта семья стояла у вас на учете и вы наблюдали за ней. Значит, что-то было не так?
- Это была многодетная, малообеспеченная семья. Не более того. С марта 2012 года мы взяли ее на контроль. Посещали их, оценивали ситуацию.
5 июля были у них – сделали маме замечание по поводу уборки дома. 18 июля снова пришли. Дома находилась только Юлия с полуторагодовалой дочерью, которая не посещала детсад. Остальные дети были в саду.
Когда пришли 22 числа, нам не открыли дверь. Не могли мы попасть внутрь и 23, 24 июля. Но мы не волновались, заведующая детсада сообщила, что все детки в саду. Оснований для тревоги не было.
- И часто они не открывали вам дверь?
- Часто. Например, 9 апреля принесли им материальную помощь, продукты. Дверь нам никто не открыл. Продукты мы оставили около двери. Соседи потом сообщили нам, что Юля с супругом все забрала после нашего ухода.
- Разве они имеют право не пускать проверяющие органы в квартиру?
- Имеют. У нас не вызывал тревоги этот факт, потому что мы были уверены в том, где находятся дети.
- Когда должен был состоятся очередной визит к Беловым-Зайцевым?
- 6 августа.
- Правда, что в отношении вашего начальника районного управления образования Нижнего Новгорода Игоря Крючкова возбуждено уголовное дело о халатности? Ему грозит до 7 лет.
- У нас пока нет официальной информации по этому поводу. Но Игорь Сергеевич срочно прервал свой отпуск. Вернулся в город.
- Вы чувствуете свою вину за случившееся?
- Мир несовершенен. Поймите, чтобы предпринимать меры в отношении Белова, нужно, чтобы поступил сигнал от соседей, прохожих, близких. Но с 2011 года никто на него не жаловался. Всем казалось что ситуация в семье нормализовалась. Мать Юли тоже больше не просила: «Спасите моих внуков».
- Заведующая детским садом сказала, что однажды заметила синяки на теле дочери Белова. Сообщила об этом факте вам.
- Мы провели тогда проверку. На дом к семье вызвали детского педиатра, который не подтвердил, что синяки у ребенка – от побоев.
- Вам был известен диагноз Белова?
- Да, мы знали, у что Олега Петровича шизофрения. Но по закону данный факт не является основанием для лишения человека родительских прав. И когда дело Белова рассматривали в суде, то данные о его состоянии здоровья даже не прикрепляли к материалам дела.
Ирина Боброва
Законодательство большинства стран мира предусматривает принудительные меры медицинского характера в отношении душевнобольных преступников.
Принятые на первом Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями 30 августа 1955 г. минимальные стандартные правила обращения с заключенными предусматривают положение о том, что лиц, сочтенных душевнобольными, не следует подвергать тюремному заключению, поэтому необходимо принимать меры для их скорейшего перевода в заведения для душевнобольных.
В большинстве стран принудительные меры медицинского характера рассматриваются как разновидность иных мер уголовно-правового характера.
В Финляндии для отправки на принудительное лечение необходимо наличие у преступника психического заболевания с ослабленным рассудком опасения, что отсутствие лечения ухудшит состояние пациента или будет угрожать безопасности его самого и других людей, а также неэффективность других способов лечения. Если человек, совершивший преступление, признан психически нездоровым, он не может быть приговорен — его направляют в Национальный институт здравоохранения для принудительного лечения. На принудительном лечении психически больных преступников специализируется старейшая действующая в Суоми психбольница Ниуванниэми (Niuvanniemi), расположенная в городе Куопио. По состоянию на 2010 г. более половины пациентов этой клиники были лицами, совершившими серьезные преступления. Эта клиника не является исправительным учреждением, и содержащиеся здесь люди являются пациентами, а не заключенными, потому срок их содержания здесь не лимитируется. Среди самых известных пациентов больницы — Санна Силланпяа, без видимых причин расстрелявшая в 1999 году троих мужчин в стрелковом клубе. Здесь же содержался маньяк Ямму Силтавуори, убивший двух 8-летних девочек. За эти убийства он был приговорен к 15 годам в тюрьме с возможностью освобождения через 10 лет, потому что экспертиза умственного здоровья юридически установила, что он был частично безумным. В 2000 году его поместили в психбольницу, где он и умер в 2012 году в возрасте 85 лет.
В Нидерландах психически нездоровый обвиняемый может быть приговорен к принудительному психиатрическому лечению в специальном учреждении (т.н. клинике tbs — в стране их насчитывается 12). С точки зрения закона такой приговор расценивается не как уголовное наказание, а как специальная мера. Обвиняемый, направляемый на принудительное лечение, должен соответствовать следующим условиям: наличие психиатрического расстройства, возможность рецидива и невозможность обвиняемого нести ответственность за преступление. Пациенты клиник могут временно покидать стены учреждения после определенного времени, проведенного там, или в случае прогресса в лечении (это рассматривается как важная часть лечения и возвращения в общество). Сначала пациента выпускают на волю в сопровождении врача на несколько часов, потом могут отпускать на день без сопровождения — чтобы тот мог заняться поиском работы или образованием. Впрочем, был зафиксирован ряд случаев, когда такой либеральный подход выходил боком. В 1999 г. преступник, проходивший принудительное лечение, убил случайно попавшегося мужчину в Гронингене. В 2005 г. пациент сбежал от сопровождающих во время отлучки из клиники — его арестовали через несколько дней за убийство человека. Готовившийся к выписке из клиники преступник в 1996 г. убил владельца гаража, находясь под действием наркотиков.
Среднее время пребывания пациентов в «клиниках tbs» составляет немногим более 8 лет. Для неизлечимых и представляющих общественную угрозу пациентов предусмотрены «долгосрочные палаты».
Андрей Яшлавский
