…Джуне удалось в Москве привлечь к себе всеобщее внимание не только больных. Ее с радостью посещали, чтобы просто пообщаться, те, кого не требовалось убеждать в ее исключительности. К названным именам Владимира Высоцкого, Иосифа Кобзона, Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского добавлю Андрея Тарковского, Майю Плисецкую, солистов Большого театра Юрия Гуляева и Галину Калинину…
В свою очередь она посещала дома высокопоставленных лиц в СССР. Я сопровождал ее в переулок у Пречистенки, где живут патриархи Русской православной церкви. Ждал ее полчаса в машине во дворе усадьбы. Из покоев патриарха Пимена вышла сияющая, с подарком — золотым блюдечком, миниатюрной чашечкой и ложечкой. В другой раз увезла отсюда икону святой Евгении...
Ездил с ней на Смоленскую площадь, там ее встречали у служебного входа Министерства внешней торговли СССР и сопровождали в кабинет заместителя министра Юрия Брежнева, сына Леонида Ильича. Принимал Джуну министр МВД Николай Щелоков.
На улицу Горького она отправлялась в многоэтажный дом, где жил Александров-Агентов, помощник по международным вопросам генерального секретаря ЦК КПСС. Но физиков, тех, кто должен был решить ее судьбу, среди поклонников пока не видел.
«Чем черт не шутит», — подумал я и позвонил академику Зельдовичу после публикации его выступления на объединенной сессии Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР, где он категорически выступал против изучения Джуны. Ее на той сессии заклеймили «Распутиным в юбке». Предложил по наивности трижды Героя Социалистического Труда посмотреть на ее руки, как она ими диагностирует и лечит. Лучшего придумать не мог.
— У меня другие дела, мнение свое я высказал, — услышал краткий ответ. — Мнение президента совпадает с моим...
Итог складывался пока малоутешительный, несмотря на состоявшуюся дружбу с Николаем Константиновичем Байбаковым, на визиты к Патриарху Московскому и всея Руси, помощнику генерального секретаря ЦК КПСС. Руководство двух академий — против. Министерство здравоохранения СССР — против.
…Спустя десять лет после появления в Москве Джуны, когда наступила гласность, не стало Главлита, вице-президент АН СССР Евгений Велихов публично признался, что «руку приложил, чтобы организовать изучение «эффекта Джуны» в серьезных научных лабораториях. Это сделали по требованию покойного генсека Брежнева». Другое откровение относительно Леонида Ильича прозвучало тогда в словах директора Института радиотехники и электроники АН СССР академика Юрия Гуляева: «Вызывает меня и Велихова Гурий Иванович Марчук. Он в то время был председателем Комитета по науке и технике и зампредом Совета министров СССР. Говорит нам, что у него состоялся разговор с Брежневым. Тот попросил разобраться с Джуной. Лечит она генсека или калечит?».
Далее академиков пригласили на Старую площадь в ЦК КПСС и спросили: «Что нужно?». Велихов ответил: «Нужно по миллиону долларов и по десять миллионов рублей».
— Что удивительно, деньги нам сразу дали, — рассказал Юрий Васильевич Гуляев. — И мы начали этой проблемой заниматься серьезно.
Все озвученное ими в 1990 году держалось в тайне. Как получилось, что глава партии и государства сам позвонил по телефону председателю Комитета по науке и дал поручение, которого так добивалась Джуна?
Можно подумать, это событие произошло потому, что за помощью к генеральному секретарю обратился Николай Константинович Байбаков. Но этого он не сделал по правилам игры в Кремле и на Старой площади. По личному вопросу зампред Совмина и председатель Госплана не стал бы звонить главе партии и государства, не будучи с ним в дружеских отношениях. Они были давними, теплыми, но служебными.
Сам Брежнев позвонил неожиданно Байбакову. Почему? На этот вопрос есть ответ в его мемуарах «Сорок лет в правительстве», изданных в 2004 году, когда Николаю Константиновичу исполнилось 94 года: «Как-то после сдачи проекта очередного плана развития народного хозяйства я решил отдохнуть несколько дней в подмосковном санатории «Сосны». Здесь я встретил Аркадия Райкина и его супругу. Оба они выглядели стариками. Я с трудом их узнал.
Аркадий Исаакович сказал мне, что был тяжело болен, пролежал в больнице почти три месяца, а его супруга Рома перенесла инсульт, в результате чего лишилась речи. Врачи так и не смогли помочь. Узнав, что я знаком с Джуной, Райкин попросил меня оказать содействие во встрече с ней. Я обещал помочь.
На следующий день Джуна в сопровождении моего сына Сергея приехала в «Сосны». Я тут же повел ее к Райкиным.
Прошло 40 минут, но Джуна от Райкина не выходила. Это меня несколько обеспокоило, ведь обычно сеанс с одним пациентом длится от 10 до 15 минут. Я вошел в номер. Аркадий Райкин совершенно преобразился. Он выпрямился и казался сантиметров на десять выше, лицо его порозовело. И было радостным.
Он сказал, положив руки на грудь: «Я не чувствую своего сердца и готов лететь в космос». Джуна тем временем заканчивала сеанс с Ромой.
На протяжении месяца супруги Райкины проходили лечение у Джуны. Аркадий Исаакович стал лучше себя чувствовать, а у его супруги восстановилась речь». О том, как лечился Аркадий Райкин, я узнал от него самого и из его письма Брежневу. На двух страницах машинописного текста, начинавшегося словами «меня волнует судьба Евгении Давиташвили», я прочел: «После первого сеанса почувствовал себя значительно легче. После первого же сеанса! Я просто не узнавал себя, своего тела. У меня появилось отличное самочувствие. Раньше боль в сердце не покидала меня, а тут исчезла... Вспоминаю первый сеанс. Тяжелели ноги. Потом стало легче, еще легче. Легче было и ногам, и сердцу. Джуна попросила меня вздохнуть глубже. После этого я ощутил нечто необычное. Не было боли, не ныло сердце. Это было невероятно! Это ощущение произвело на меня огромное впечатление. И с каждым сеансом я чувствовал себя лучше и лучше. Джуна провела 13 сеансов. И меня, человека, который ходил на костылях, не узнать. К сожалению, врачи не смогли мне так помочь... Я благословляю ее. Это прекрасный целитель. То, что она делает, — это удивительно». До встречи с Джуной артист полагал, что работать больше на сцене не сможет. Но вскоре он опять появился на эстраде. Более того, занялся созданием своего театра в Москве. Аркадий Райкин выздоровел и окреп настолько, что начал выступать с концертами в Москве. Я его увидел в переполненном зале. На сцену он, как в молодости, стремительно выбегал. Полный благодарности, Райкин попросил Байбакова помочь встретиться с Брежневым, чтобы «помочь ей получить прописку в Москве». Это было не в его силах. Мог он только дать хороший совет, что и сделал мудрый Николай Константинович. Продолжу цитировать его мемуары. «Зная, что Брежнев болен и не каждый день появляется на работе, я посоветовал Райкину написать письмо на имя Леонида Ильича и обещал передать его послание. На следующий день это письмо при содействии одного из помощников Брежнева, также лечившегося у Джуны, оказалось на столе генерального секретаря». Тем помощником был Андрей Александров-Агентов, житель улицы Горького. К нему Джуна приезжала домой, лечила в квартире его и жену. Как видим, этот высокопоставленный деятель, зная проблему, не помог. Ничего Брежневу, по тем же упомянутым правилам, о ней не сказал. Райкин рассказал мне, что с Леонидом Ильичом знаком с 1941 года. Труппу его театра война застала на гастролях в Днепропетровске, там секретарем обкома партии был Брежнев, не пропускавший концерты Райкина. Он помог артистам срочно вернуться в Ленинград, пришел на вокзал провожать. В дни войны знакомство продолжилось на Малой земле, где Райкин выступал перед боями. При встречах Брежнев всегда спрашивал, не нужно ли ему чем-то помочь. И помог, когда у Райкина началась конфронтация с властью Ленинграда, получить квартиру в Москве, бывший кинотеатр в Марьиной Роще... Ждать ответа Райкину долго не пришлось. Брежнев сам ему позвонил и спросил: «Как здоровье?». Аркадий Исаакович ответил:
— Благодаря Джуне — хорошее. Попросил помочь ей получить жилье в Москве, рассказал о работе в поликлинике Госплана СССР, сослался на благоприятное мнение Байбакова.
— Ну что ж, если она тебе помогла, мы ей поможем, — заключил Брежнев, добавив, что история с кибернетикой и генетикой кое-чему нас научила.
Одним разговором не ограничился. Сам позвонил Байбакову:
— Коля, что за баба эта Джуна? Ты ее пробовал? Что она хочет?
«Я ответил, что лечилась моя супруга, — цитирую снова мемуары, — а не я. Рассказал о феноменальных способностях Джуны и предложил ему ознакомиться с целой папкой отзывов ее пациентов. На что Брежнев ответил: «Посылать ничего не надо, а лучше скажи, что требуется для нормальной работы Джуны? Возьми ее под свое крыло! Я высказал две просьбы. Первая — прописать Джуну во временно предоставленной квартире. Для этого нужно было позвонить председателю исполкома Моссовета Промыслову, который не разрешал прописку по причине возражения министра здравоохранения СССР Петровского. И вторая — обязать Академию медицинских наук провести исследование метода бесконтактного массажа и дать заключение о целесообразности его применения... То был второй звонок Брежнева. И не последний. На следующий день Джуна получила разрешение на прописку в Москве, а через пару дней мне позвонил первый заместитель министра здравоохранения С.П.Буренков с просьбой принять его и президента Академии медицинских наук Н.Н.Блохина. Они хотели поговорить о деятельности Джуны Давиташвили». Стало быть, состоялись переговоры и с председателем исполкома Моссовета, и с министром здравоохранения СССР. Обратите внимание: Байбаков просил Брежнева дать поручение Академии медицинских наук. Но Леонид Ильич этим не ограничился, позвонил председателю Комитета по науке и технике Марчуку. Только тогда вступила в бой тяжелая артиллерия — Академия наук СССР. Состоялось совещание академиков, решивших дать ответ — лечит она генсека или калечит. Физики стали разворачивать свою технику медленно, но верно. Для начала, когда еще не нашли помещения для лаборатории, академики с Джуной поехали в Электротехнический институт: я там не присутствовал и не знаю, какие опыты провели. Физики разработали программу под названием «Физические поля биологических объектов». Первыми стали Джуна и жившая в Ленинграде Нинель Кулагина, прославившаяся в мире «телекинезом». А здесь хочу ответить на вопрос, заданный в начале книги. Лечила ли Джуна Брежнева? Да, встречалась с ним, и это ото всех, даже от врачей кремлевской больницы скрывалось. Страдал Леонид Ильич от наркотических таблеток. В случае такой зависимости болезнь не подвластна ее рукам. В мемуарах Николай Константинович не написал то, что рассказал «МК» потом, когда ничего не нужно было скрывать:
— Вот кого Джуна лечила, так это Брежнева. Леонид Ильич как-то попросил меня, чтобы я ее привел к нему.
Приводил Джуну к нему и давний друг, генерал армии Алексей Епишев, начальник Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. Об этом я узнал, когда встречался с ним у Джуны в квартире на улице Викторенко.
Генерал лечился у нее в числе первых влиятельных пациентов. Он же помог «Огоньку» запустить в типографии «Правды» ротационные машины, остановленные звонком из ЦК партии, когда на Старой площади узнали: журнал публикует фотографию Джуны и отчет о встрече с ней.
Редакции велели заменить материал другим. А директору типографии — отпечатанную часть тиража отправить в макулатуру… То была бессонная ночь Джуны. Утром она мне сказала: «Я сидела, как сфинкс, и плакать не могла. А когда сказали, что журнал пойдет, у меня выкатились две слезы, две капли крови».
