— Заболел учитель физики. Дадите два урока в восьмом классе.
— Русского или литературы?
— Физики! Какая литература?
— Да из меня физик, как из весла зубочистка. Я в ней ни бельмеса!
Такой разговор состоялся у меня в середине 1980-х с завучем одной московской школы.
— А зачем вам знать физику? — удивилась завуч. — Институт вы закончили, методику преподавания изучали. Сначала пройдете по рядам — проверите наличие домашнего задания.
— Предположим… А дальше?
— Пусть открывают учебники, читают параграф и решают задачи. Возьмите в библиотеке методичку. Там все решения есть.
— Простите, но ведь таким макаром можно любой предмет школьной программы преподавать, ничего в нем не смысля!
— А я вам о чем толкую? Идите скорее в библиотеку, через пять минут урок.
Каюсь: грешен — на замену я не пошел. Не хотел быть для учеников посмешищем. А ведь кто-то из моих бедолаг-коллег закрыл тогда собой амбразуру вместо меня, чистоплюя…
* * *
Неловко и скучно слушать советы, которых ты не спрашивал, и ответы на вопросы, которые не задавал.
А ведь многие наши уроки — и уроки русского языка в том числе — это сплошные ответы на не заданные детьми вопросы. Модель «открыли учебник — прочли параграф — выполнили упражнение», к сожалению, долгие годы — одна из самых распространенных в школе. (Разумеется, я не всех учителей имею в виду!) Причем учебник может быть талантливым и дельным. И параграф сам по себе неплох. Только редко он подводит ученика к открытию. Чаще дает готовый ответ.
Как-то на замене в 11-м гимназическом классе я спросил у ребят: «Скажите, а зачем мы изучаем, О или Ё пишется в корнях после шипящих, например, в словах шёпот и шорох? И почему не проходим: нос пишется или нёс?» Полурока я выслушивал ответы типа: «такая тема есть в программе»; «с нас это спросят»; «нам ЕГЭ сдавать» и т.д. С меня семь потов сошло, пока я услышал наконец, что после шипящих невозможно на слух определить, что пишется: О или Ё.
Я подошел после урока к ученице, которая дала-таки этот ответ.
— Слушай, а почему ты так долго молчала? Вопрос-то элементарный!
— А нас здесь никто не спрашивает, что и зачем мы изучаем!
Мне это показалось чудовищным. Если преступника приговаривают к 11 годам тюрьмы, он хоть знает, за что сидит. А вот за что нашим детям, ни в чем не виноватым, дают 11 лет школы? Причем всем! Без разбора! Они 11 лет должны сидеть в школе, где им подчас не позволяют задать вопрос: а зачем им нужно знать то, о чем идет речь на уроке? Как им это в жизни пригодится? В чем суть учебной задачи, которую они должны решить?
Ученикам в наших школах редко предлагают самим решить вопрос: почему в одних словах пишется суффикс -ЕК-, а в других -ИК-? Вместо этого: «Открыли учебник…». Дальше вы знаете. Понятно, что создание проблемной ситуации на уроке, на котором детям предлагается самим понять и вывести с помощью учителя «правило для себя» (конечно, не любое, а хотя бы для начала самого простое), занимает куда больше времени, чем прочтение параграфа и механическое запоминание этого самого правила. Да и от учителя это требует дополнительной подготовки к уроку. Но, как известно, только то, во что вложен труд души или ума, становится твоим. Все остальное выветривается из памяти ребенка еще до звонка с урока.
Если ученику стало интересно, почему то или иное слово пишется так-то, если он с помощью учителя вывел некую закономерность: здесь пишется то-то потому-то… Если он вышел с урока с ощущением, что может не только, как жесткий диск, послушно записывать информацию, но и обладает операционными системами, которые в состоянии эту информацию обработать, — он не зря прожил эти 40 (45) минут. Он учился мыслить.
* * *
В школе, в которой я работал несколько лет тому назад, на первом же родительском собрании словесница, взявшая мои классы, заявила: «Учитель, который вел уроки до меня (ваш покорный слуга. — С.Ш.), ничему детей не научил!» И поделилась с родителями таким вот печальным фактом: «Дети совершенно не знают точных формулировок правил. Несут отсебятину. Не могут привести примеры из учебника! Я попросила их сформулировать правило написания приставок, заканчивающихся на буквы З и С. Знаете, что они мне ответили? чему их научил мой предшественник? «Что слышится, то и пишется, за исключением слова безвкусный и образованных от него слов, а приставки З нет!» Это возмутительно!».
И дела ей не было до того, что дети при таком подходе к правилам грамматики пишут более ГРАМОТНО и ЛЮБЯТ русский язык. Она искренне была уверена: примеры могут быть только из учебника, а вызубренное правило делает ребенка грамотным. Любое отступление — «правило для себя», простое, понятное детям и удобное для использования, воспринималось ею в штыки. Да только ли ей!
А я убежден: школьное правило про приставки, заканчивающиеся на З и С, никуда не годится. Напомню, как оно сформулировано: «В приставках на -з (-с) перед звонкими согласными пишется з, а перед глухими — с». Мой опыт показывает: мало кто вот так, с ходу вспомнит, какие согласные глухие, а какие — звонкие. Попробуйте за долю секунды при написании, скажем, слова беспрестанно определить: глухой согласный звук [п] или звонкий? Да и не надо этого делать! В этом слове в приставке ясно слышится [с]!
Если бы все сказанное выше относилось только к одному этому правилу!..
Сколько раз, идя по школьному коридору, слышал я эти самые «правила», разучиваемые детьми под руководством учителя: «В суффиксах полных страдательных причастий прошедшего времени и отглагольных прилагательных, образованных от бесприставочных глаголов совершенного вида, пишется две буквы Н». С примерами из учебника.
После одного такого «хорового» исполнения правила остановил я на перемене ученика из 7-го класса и спросил:
— Слушай, а что это такое: «полное страдательное причастие прошедшего времени»?
— Хрень какая-то! — честно ответил ребёнок.
Думаю, не он один именно так на этот вопрос ответил бы!
— Как же ты узнаешь, где одна Н пишется, а где две? — не унимался я.
— А мне за чтение правила у доски наизусть «пять» обычно ставят. У меня память хорошая. За диктант, конечно, «пару». В итоге все равно «трояк» выйдет. А мне больше и не надо.
* * *
«Циничные они, наши ученики, равнодушные. Неблагодарные!» — рефрен многих наших педсоветов. Право! А так ли? А может, это мы, учителя, что-то не так делаем? Куда, например, в ходе школьной жизни уходит интерес в глазах наших учеников? Почему они спят на уроках? Часто ли мы, учителя, задаем себе вопрос: зачем мы то-то и то-то делаем на уроке? Мы и наши ученики?
Понятно, что винить во всех бедах только учителей по меньшей мере несправедливо. Не от хорошей жизни они так работают. Никто не отменял школьную программу, которую нужно выполнять, ОГЭ с ЕГЭ и чудовищную учительскую нагрузку. И дети сейчас ох какие непростые! Днюющие и ночующие в гаджетах, отравленные мороком геймерства.
Все это так, но факт остается фактом: ситуация в школе со знанием русского языка складывается все более тревожная. В прошлом учебном году для создания видимости благополучия планку на ЕГЭ по русскому языку с минимальных 36 баллов опустили до 24. В этом — убрали большинство сложных тестовых заданий, особенно из части В, почти в полтора раза сократив их количество. Какие позиции сдадим завтра? Может, пришло время отказываться от уроков «под копирку»?
