«Если стоит стена, местные туда уже не пойдут»
— Галина Александровна, для начала расскажите, а как вообще российских археологов занесло в Египет?
— Сразу оговорюсь: не археологов, а египтологов. Работать в сфере археологии и заниматься раскопками на территории Египта имеют право только египтологи.
— Почему так?
— Египет — место уникальное. Здесь очень много культурных слоев. Для того чтобы в этом разобраться, нужен профессионал, знающий историю Египта. Для сравнения: на побережье Черного моря были греческие колонии. Но в случае с ними речь идет о довольно узком историческом периоде. Все историки знают, в каких хронологических рамках греки основали эти колонии и как они функционировали. В Египте же история началась за 3000 лет до н.э. и продолжается до сих пор. Это огромный «пирог» напластований, и надо очень четко понимать, что за чем шло. Вот почему до работ допускаются только египтологи.
— Российская миссия имеет право работать на всей территории Египта или за вами закреплен какой-то конкретный участок земли?
— Есть так называемые концессии. Это определенные участки, которые выдаются как египтянам, так и иностранцам. Но эту концессию надо еще заслужить. Она закрепляется за человеком, представляющим учреждение, на много лет. Просто выбрать что-то и свободно копать в любом месте Египта вы права не имеете. Сейчас мы работаем в Мемфисе, на Ком Тумане (один из холмов, на которых стоял древний Мемфис. — Авт.) — это в 20 километрах от Каира. Помимо этого копаем на территории Фаюмского оазиса, в Луксоре, а также в Александрии — проводим там подводно-археологические исследования.
— Что нужно сделать, чтобы заслужить концессию?
— Надо быть доктором наук в области египтологии, иметь пятилетний опыт работы на территории Египта в составе археологических экспедиций. Например, мы раньше работали в голландской экспедиции. Только после этого можно обратиться в Совет по древностям с просьбой выделить вам собственную концессию. Вам предложат список. Не очень большой, потому что весь мир сейчас работает в Египте и свободных мест осталось мало. Впрочем, весь Египет — это один сплошной памятник. Если бы еще не шла с такой чудовищной скоростью застройка... Везде, даже на местах исторических памятников, пытаются обосноваться местные.
— А что, власти разрешают строить даже на месте памятников?
— Официально нет. Но численность населения увеличивается с чудовищной скоростью. Я слышала цифру 400 тысяч человек в год, и это только те, кто рождается, не приезжие. Семьи большие, по 12–13 детей в каждой. И всем этим людям нужно где-то жить и что-то есть, как следствие — земельный голод. В Мемфисе вокруг нас расположено несколько деревень. Одна из них — деревня Габри, так ее жители уже половину памятника вскопали.
— И вам туда, где вскопали и застроили, уже не попасть?
— Конечно. Более того, хотя строить на местах исторических памятников запрещено, в действительности потом бывает труднее отнять у египтянина землю, чем доказать, что она относится к памятнику. Начинается все очень просто: местный феллах (крестьянин) сажает пальмы. Пальма очень быстро вырастает, и вы не можете ее срубить, потому что он скажет: «Я ее посадил, я ее вырастил, моя пальма».
— Уникальные обычаи, конечно... Но, слава богу, там, где вы нашли «Белые стены» Мемфиса, пока нет чьей-то пашни.
— Вокруг уже есть. Я поэтому и попросила министра по делам древностей Египта приехать на место раскопок — хотела показать ему, что уникальный памятник может просто-напросто исчезнуть, поскольку застройка идет повсеместно.
— И какова была резолюция министра?
— Он решил построить вокруг наших «Белых стен» еще одну стену. А это уже серьезно. Если вокруг нашего памятника возведут стену, как это сделали в Луксоре, местные туда уже не пойдут. Если стоит стена — всё: они ее не пересекают, остерегаются, для них становится очевидным, что за ней находится исторический памятник.
«Министр поздравил нас, а потом стал фотографироваться на фоне стены»
— Как долго вам пришлось работать, прежде чем удалось сделать это открытие?
— Концессию мы получили в 2000 году. Вот и считайте: 15 лет.
— Вам доверили большой участок?
— Около 20 гектаров. Но мы выбрали самое высокое место в центре участка.
— На таком огромном участке работают только наши ученые? Или иностранцы тоже есть?
— Рядом с нами работала небольшая португальская миссия. Но они занимались исключительно дворцом фараона Априя, руины которого хорошо сохранились. После революции португальцы там не появлялись. Поэтому мы попросили Совет по древностям включить дворец в нашу концессию и буквально неделю назад получили положительный ответ.
— В середине февраля, когда появилась новость об уникальной находке, ваш бывший сотрудник Алексей Крол в разговоре со мной упомянул, что пока еще рано утверждать, будто это именно «Белые стены». Действительно были сомнения или тогда просто придерживали информацию?
— Никаких сомнений не было. Мы знали, что ищем, и мы это нашли. Но есть жесткие законы Египта. По ним первым анонсировать находку вправе только министерство по делам древностей. У министра тоже никаких сомнений не было.
— А какова была его реакция, когда он увидел, что вы откопали?
— Поздравил нас, а потом стал фотографироваться на фоне стены. (Смеется.)
— На основании чего вы предположили, что «Белые стены» должны быть именно на том месте, где в итоге вы их и обнаружили?
— Мы тщательно изучали исторические источники. Конечно, сведения, содержащиеся в них, очень отрывочны, и сами эти тексты иногда довольно сильно отстоят друг от друга по времени. Но «Белые стены» упоминаются почти во всех документах, начиная с периода «нулевой» династии и заканчивая эпохой Птолемеев. Во многих источниках сама столица Древнего Египта именовалась «Белыми стенами». Когда мы все это изучили, стало совершенно ясно, что столицу следует искать именно здесь. В частности, важнейшим ориентиром является храм Птаха, одного из главных божеств в египетском пантеоне, бога-творца и создателя и в то же время покровителя государства и наук. В источниках написано, что храм находился «южнее его стены» или «ее стены» — имелась в виду столица, «Белые стены». Храм Птаха сохранился, а наш памятник примыкает к его северной стене. Конечно, во времена Древнего царства местоположение храма и главной части города могло быть несколько иным, но в целом связь между ними оставалась неизменной.
— Неужели никто, кроме вас, не пытался отыскать «Белые стены»?
— Конечно, пытались. Более того, раскопки и сейчас ведутся в Абусире (некрополь Древнего Египта. — Авт.) и на некоторых других участках в окрестностях Мит Рахины (современное поселение в 30 км от Каира. — Авт.). Ученые продолжают выдвигать все новые версии локализации древнейшей столицы.
— Почему это происходит? У зарубежных коллег разве не те же самые источники, что и у вас?
— Дело в том, что в определенный момент появилось несколько новых вариантов написания названия города. Поэтому решили, что, может быть, столица стала как-то иначе называться или сменила свое местоположение. Но, как мне кажется, все это совершенно не соответствует действительности. Столица просто расширялась. Совсем как у нас в Москве: вначале был просто Кремль, и по сей день находящийся на том же самом месте, а вокруг него с течением времени возникали новые административно-территориальные образования, которым давались собственные названия, например Новая Москва. То же самое с «Белыми стенами»: они стояли, стоят и будут стоять. Но это не значит, что столица перемещалась.
— Почему вам пришлось потратить целых 15 лет, если вы с самого начала были уверены, что ищете в нужном месте?
— Да, но 20 гектаров! Еще нужно было найти то самое место. Кроме того, не забывайте, что начиная со времен Древнего царства (III тысячелетие до н.э. — Авт.) столица неоднократно подвергалась грабежам, постоянно велись войны, одни постройки разрушались, на их месте возводились новые — в подобной сумятице разобраться довольно сложно. Те стены, которые нашли мы, — это шесть метров под землей от уровня современной поверхности. Шесть метров, которые нужно было снять слой за слоем, изучить. А под ними еще как минимум 10 метров!
— И вы будете еще глубже копать?
— Будем! Пока не упремся в грунтовые воды. Мы выбрали именно это место еще и потому, что оно довлеет над всей окружающей территорией — речь идет о самом высоком холме Мемфиса. Египтяне были достаточно дальновидны, чтобы по достоинству оценить явные преимущества этого места. Они просто не могли построить столицу где-то еще. Во-первых, город было видно издалека. Во-вторых, его никогда не заливал Нил. В-третьих, обладавшие прекрасным обзором, египтяне могли принять меры в случае приближения опасности. Система «видимой сигнализации» в Египте всегда работала отменно. Так что мы ни разу не пожалели о своем выборе. Единственный вызывающий тревогу момент состоит в том, что, когда мы дойдем до грунтовых вод, встанет вопрос о необходимости помпы — воду откачивать. Сейчас перед нами открылись два ряда стен: стены периода правления последних фараонов (VI–VII вв. до н.э. — Авт.) и Нового царства (1550–1069 гг. до н.э. — Авт.).
— Какие они из себя, «Белые стены»?
— Это стена с огромными бастионами, составляющая 11 метров в ширину и покрытая слоем белой штукатурки толщиной где-то шесть сантиметров.
— И они действительно белые? Ведь столько веков прошло...
— Да, они белые, белоснежные.
— Как же они сохранились под песком, грунтом?
— Ну, песка там как раз нет. Песок — там, где пирамиды, на некрополях, поскольку он был нужен, чтобы высушить мумию. А здесь — нильский ил и культурные напластования. Вы живете, что-то производите, что-то используете, что-то выбрасываете. Все это впоследствии становится культурным слоем. Тем не менее стены сохранились чудом. При этом фрагмент большой: длиной около восьми метров и высотой где-то два метра.
— А на штукатурке есть какие-то рисунки, надписи?
— На тех фрагментах, которые мы открыли к настоящему моменту, — нет. Но вопрос совершенно правомерный. Каменные стены часто покрывали с обеих сторон изображениями фараонов, их подвигов и взаимоотношений с богами. Такие же сюжеты можно встретить на покрывавшей стены дворцов штукатурке. Но у нас пока есть только фрагменты штукатурки с голубой и желтой красками.
— Даже краска сохранилась?
— Древние египтяне делали краски из естественных красителей: охры, тертых полудрагоценных камней, — поэтому они поражают своей яркостью и через пять тысяч лет.
— Строили на совесть тогда!..
— Это правда. Возводили на славу. «Белые стены» построены из кирпича-сырца — именно этот материал в основном использовали для оборонительных сооружений. И каждый кирпич имеет настолько правильную форму, такой ровный и выдержанный в размерах, что диву даешься. К слову, дворец Априя возведен на платформе высотой как минимум 10 метров. Сейчас, конечно, большая ее часть скрыта почвой. А тогда представьте, какое это было монументальное сооружение: дворец стоит на холме, а помимо этого еще и на огромной платформе.
— А из-за чего эта платформа так сильно просела?
— Тектоническая карта Египта вообще очень изменчива. Какие-то участки поднимаются, какие-то опускаются. Например, фундамент храма Птаха частично, где-то на полметра, ушел под воду, в то время как раньше храм возвышался над местностью. А Ком Туман, напротив, несколько поднялся.
— Вы сказали, что кирпичи для «Белых стен» подобраны идеальной формы. Говорят, между соседними каменными блоками пирамид невозможно просунуть лезвие или лист бумаги. Здесь такая же четкая работа?
— Такая же. Но имейте в виду, что все кирпичи связаны раствором. Так что ни о каких листах и лезвиях и речи идти не может. Качество, конечно, поражает. Технология кладки мало чем отличается от современной, причем кладок было очень много, и предпочтение той или иной отдавалось в зависимости от того, чего хотели достичь. Возьмем наши «Белые стены». В середине кирпичи уложены по диагонали. Внешние слои укладывались ровно, а внутренние — елочкой. И все это проливалось раствором. Это антисейсмический прием. Египет был подвержен землетрясениям, а такая кладка придавала устойчивость.
— Вы говорили, что вам пришлось пригласить на раскопки министра, чтобы появился шанс сохранить «Белые стены». Неужели нынешние египетские власти не заинтересованы в сохранении памятников?
Еще как заинтересованы. И борются за это. Так ведь и наше государство не всегда справляется с поставленными задачами. Там то же самое. Но уже сам факт приезда министра на наш памятник говорит о том, насколько важно его сохранить. Это случай, конечно, единичный...
«Экспедиция каждый раз начинается с борьбы за восстановление наших границ»
— Кстати, если говорить о важности, какое значение «Белые стены» имеют для современного Египта? Да и для мировой истории в целом?
— Во-первых, это историческое наследие. Сейчас египетскому государству приходится очень трудно. Не забывайте: совсем недавно там произошла революция... Но тем не менее Египет очень заинтересован в раскопках и в присутствии иностранных миссий. Сейчас там появилась — вы не поверите — миссия из Доминиканской Республики!
— А кто финансирует миссии?
— Государство-отправитель. Присутствие иностранных миссий очень выгодно Египту. Если в России копают пионеры, комсомольцы или практиканты, то там — исключительно местные. Они — археологи низшего звена. За ними присматривают так называемые куфтии. Это слово происходит от названия города Куфт, где английский археолог Питри в конце XIX века обучал местных жителей археологии. Нынешние куфтии — потомки этих людей, представители весьма значимой интеллектуальной прослойки населения Египта. У нас, к примеру, работают куфтии, которые прекрасно чувствуют землю: что копать, где копать, как копать. Кирпич-сырец не так-то просто отличить от земли. Когда вы уже его раскопали, он виден, а когда только начали — нет. Но для специалиста-куфтия это не является проблемой, он видит абсолютно все. В некоторой степени это относится ко всем местным жителям.
— И металлоискатель им не нужен?
— Нет. Но у этой медали есть и обратная сторона. Когда миссия уезжает, местные жители остаются предоставленными самим себе. Они знают, где мы работали, и начинают копать сами. Роют ходы до пяти метров глубиной. Они пребывают в уверенности, что мы ищем золото. Не стены, не город с ремесленными мастерскими, а сокровища. Роют ходы до пяти метров глубиной. У нас есть одна стена, относившаяся к персидскому укреплению, так в ней, прямо внутри кирпичной кладки, прорыли ход.
— Мы все время говорим только о «Белых стенах», но ведь внутри них кипела жизнь. Какие-то ее следы найдены?
— Конечно. Мы нашли остатки военных лагерей, где были расквартированы наемники из Греции. Кстати, с греками связан интересный исторический факт. Часто враги Египта тоже нанимали их на службу, и получалось, что греки воевали с греками. Также были найдены многочисленные ремесленные мастерские, которые производили стекло, фаянс и медь для города и царского дворца. Обнаружено море керамики. Мы вскрыли несколько нетронутых комплексов с жилыми зонами, амбарами, винными погребами. Там проживало простое население.
— Где теперь ваши находки? В музеях?
— Здесь все очень тяжело... Когда началась революция (2011 г. — Авт.), возникла страшная сумятица, которой сразу же воспользовались местные воры. Мы обязаны сдавать все свои находки на хранение. При хранилищах должна быть охрана. Но во время революции охранники не решались оказывать сопротивление грабителям. В результате многие найденные нами уникальные произведения искусства просто пропали. Огромное количество керамики было разбито даже не в черепки — в пыль. У нас была целая выставка сосудов, а теперь все они превратились в горы пыли... Раньше раскопки дополнительно охранялись полицией. Во время революции вся охрана из страха перед местным населением, которое нередко имеет при себе оружие, разбежалась.
— Вам местные тоже досаждают?
— Надо сказать, что экспедиция каждый раз начинается с одного и того же — с борьбы за восстановление наших границ. Стычки происходят постоянно.
— Неужели то же министерство древностей не в состоянии вас защитить?
— Туда сейчас бесполезно жаловаться. По всему Египту происходит то же самое. В Луксоре, Александрии...
— Получается, вы ради науки вынуждены рисковать собой... Кстати, как часто вы выезжаете в экспедиции?
— По пять раз в год. Каждая экспедиция длится по два месяца. Вот и считайте: в среднем 10 месяцев в году мы проводим в Египте.
— И так целых 15 лет! Наверняка кроме находки в Мемфисе вам еще есть чем похвастаться?
— Разумеется. Мы регулярно находим памятники, свидетельствующие о связях Египта с другими регионами Древнего мира, в том числе с колониями на побережье Черного моря. Торговые, культурные, военные — эти связи были многогранными и очень тесными. А это крайне важно как для истории, так и для сегодняшних отношений между Египтом и Россией. И, конечно же, огромный пласт исторической информации и уникальных находок дает нам подводная экспедиция в Александрии. Но это, пожалуй, тема для отдельной беседы.
