В системе управления образованием есть такие вопросы, которые перед нами, педагогами, периодически ставят. Их ставят, а они падают. Их вновь ставят, а они опять падают. Но постепенно закрепляются (по крайней мере, в сознании чиновников), поскольку с каждым разом попадают на все более подготовленную почву. И то, что еще вчера казалось диким, смешным, нереальным, — сегодня воспринимается как вполне естественная управленческая логика. К числу таких вопросов относится качество образования.
Качеством образования недовольны все. Сегодня, кажется, нет такой партии, общественной группы, интернет-сообщества, которые бы не метали громы и молнии, обличая низкий культурный и нравственный потенциал современных школьников, — разумеется, противопоставляя его собственной выдающейся интеллектуальной оснащенности и безупречной морали.
Словом, для всех очевидно, что качество образования необходимо немедленно повышать. Соответственно, данным процессом необходимо эффективно управлять, подталкивая педагогов к скорейшему решению важнейшей задачи. Педагоги спорят о том, что рассматривать в качестве объективных критериев оценки их работы. Высокие результаты ЕГЭ и победы в международных олимпиадах их питомцев? Но, быть может, доведение до оценки «три» малоспособного ученика из пьющей семьи стоит не дешевле?..
Справедливых, выверенных и признанных профессиональным сообществом критериев оценки труда учителя пока нет. Но кого это интересует? Уже принято решение, что с 2018 года учителя будут переведены на эффективный контракт. Это означает, что государство перестанет раздавать всем сестрам по серьгам, а станет платить учителям, исходя из некой оценки эффективности труда педагога.
Бог с ними, с содержательными подходами, которые еще только предстоит выработать. В руках у эффективных менеджеров — универсальные экономические инструменты, позволяющие легко подсчитывать напряженность педагогического труда, не особо вникая в его содержание. А тут еще, как на грех, разразился экономический кризис, который подогревает ситуацию.
Эффективный контракт будет введен в действие в 2018 году, но из многочисленных встреч с коллегами в регионах знаю, что их побуждают перейти на него уже сегодня. А в прессу вновь вбрасывается тезис об избыточности количества учителей в России.
В Европе-де на одного учителя приходится в среднем 25 учеников, а у нас — всего 17. Разумеется, данная статистика отражает среднюю температуру по больнице. Наша территория приблизительно равна двадцати двум Франциям, где сельские и поселковые школы (их 70%) отделены друг от друга немыслимыми расстояниями. Состояние наших дорог известно. Здесь порой уместно вести речь не о школьном автобусе, а о БМП. В крупных городах, где остро ощущается нехватка помещений и многие школы до сих пор работают в две смены, количество детей в расчете на одного учителя и так зашкаливает. Секрет его относительно высокой зарплаты кроется в том, что в первую смену он ведет второй класс, а во вторую — четвертый. Естественно, в сельских школах ситуация иная. Так кого и где конкретно мы собираемся сокращать? На какое такое качество образования при таком подходе приходится нам рассчитывать?
Оптимизировать штатное расписание школ, урезав вспомогательный персонал (волшебное слово — аутсорсинг, переход на который в сельских школах выглядит трагикомично), уволить часть педагогов, заставив остальных работать напряженнее, — нетрудно догадаться, к каким последствиям все это приведет.
С другой стороны, такой вполне себе прагматически-западный подход, особенно трогательно звучащий на фоне призывов отстаивать свою самобытность, оберегая наши духовные скрепы...
Поделился своей печалью с педагогом, переехавшим в Америку, где он, продукт советского образования, без труда устроился учителем математики. В ответ получил от него чисто американскую историю, которая имеет непосредственное отношение к реформированию нашего образования, да и не его одного:
«На прошлой неделе мы с друзьями отправились в новый ресторан на Брайтоне. Сделав заказ, я обратил внимание, что официант, который нас обслуживал, носит в кармане рубашки ложку. Поначалу я не придал этому значения, но, осмотревшись, обнаружил, что ВСЕ официанты таскают в кармане рубашки ложку.
— Для чего ложка? — спросил я подошедшего в очередной раз официанта.
— Видите ли, руководство нашего ресторана наняло консалтинговую фирму для оптимизации наших процессов. Эти парни ковырялись тут несколько месяцев и пришли к выводу, что мы тратим очень много времени на то, чтобы сбегать на кухню за чистой ложкой, в случае если клиент уронит ее на пол. Это происходит примерно 3 раза в час за каждым столиком. Имея ложку в кармане, мы экономим полтора человеко-часа за смену...
«Хитро!» — подумал я и продолжил трапезу. По мере насыщения внимание мое обострялось, и я заметил, что у ВСЕХ официантов из брюк торчит тонкий шнурок.
— Простите, а для чего шнурок у вас в брюках? — воззвал я к тому же официанту.
Наклонившись ко мне и понизив голос, он ответил:
— Та же самая контора, проанализировав нашу работу, пришла к выводу, что мы тратим очень много времени в туалете. Ну, знаете, достать, помочиться, вымыть и высушить руки... Так вот, привязав шнурок к... хм... сами знаете чему, мы можем быстро его достать, не пользуясь руками, а значит, нам не нужно мыть руки после посещения туалета, тем самым мы экономим 75% времени.
— Да, но как же вы... простите... засовываете его обратно, не пользуясь руками?
Понизив голос, еще и наклонившись прямо к моему уху, официант прошептал:
— Я не знаю, как остальные, но я пользуюсь ложкой».
Ну, конечно же, это анекдот, но суть оптимизационных процессов он передает точно. Не знаю как вас, а меня эта анекдотическая история даже слегка порадовала. Получается, что вопреки санкциям мы по-прежнему в мировом тренде!
И еще одно «утешительное» соображение: не одни мы, образованцы, испытываем на себе оптимизационные процессы.
Недавно навестил пожилую учительницу, которая после сложной операции находится в хорошем госпитале. Современная, оснащенная всем необходимым оборудованием двухместная палата. Коллега рассказала, что, когда она отошла от анестезии, в первый момент подумала, что после наркоза у нее начались видения. Ей показалось, что на соседней койке валетом лежали две пациентки. Но анестезия здесь была ни при чем. Просто женщину, которой накануне сделали операцию, в тот день выписывали, но оформление документов затянулось. Тем временем на это место уже привезли новую плановую больную. Обе женщины (одна после операции, другая — до), будучи не в состоянии стоять или сидеть, по договоренности на время разделили общее ложе.
А что? Перенимаем западный технологичный подход. Там ведь тоже с больными не сильно церемонятся, поднимая их на ноги на другой день после операции. Что и говорить, если на следующий день после родов герцогиню Кембриджскую с новорожденной принцессой Шарлоттой выписывают из клиники и для дальнейшего выхаживания отправляют, страшно подумать, — домой, прямиком в Кенсингтонский дворец.
А мы чем хуже?
